Круг Матарезе - Ладлэм Роберт - Страница 54

– Итак, синьор?..

– Да-да, извините. В течение последующих тридцати или более лет эти самые Матарезе и их Орден стали предметом самых противоречивых слухов…

Скофилд пересказал все, что было ему известно. Он говорил быстро, без отступлений, стараясь не сбиваться с разговорного итальянского, которым владел достаточно хорошо. В заключение он добавил, что большинство экспертов, изучавших Матарезе, склонны утверждать, что это скорее миф, чем реальность.

– А во что верите вы сами, синьоры? Этот вопрос я уже задавала вам вначале.

– Я не уверен, что верю во все это, но у меня есть конкретный факт. Четыре дня назад исчез один очень влиятельный человек, и я склонен думать, что он уже убит, потому что заговорил с другими могущественными людьми о Матарезе.

– Я понимаю вас, синьор. Четыре дня назад, вы говорите? Но я тем не менее возвращаюсь в мыслях к тому собранию в 1911 году. Вы сказали также про тридцать лет, синьор? А что же дальше? Ведь следует посчитать и другие годы.

– Согласно тому, что мы знаем – или думаем, что знаем, – после смерти Матарезе их сообщество продолжало действовать уже вне Корсики и даже в таких городах, как Берлин, Париж, Лондон. Да бог знает, где еще. Активность их стала спадать с началом Второй мировой войны. После войны они исчезли, ничего не было слышно об их деятельности уже много лет.

Улыбка тронула губы старухи.

– Другими словами, вы хотите сказать, что теперь они возвращаются из небытия?

– Да, и мой коллега может рассказать вам, почему мы так считаем. – Брэй посмотрел на Талейникова.

– В течение последних недель, – заговорил русский, – двое выдающихся людей – оба из наших стран – были зверски убиты, причем каждое из убийств сопровождают улики, указывающие на противную сторону. Между нашими странами возникла угроза конфронтации, причем с непредсказуемыми последствиями, и от нежелательной расстановки сил удалось отойти только благодаря откровенным и неформальным диалогам между лидерами наших стран… Одновременно ко мне обратился очень дорогой для меня человек. Он умирал и послал за мной, чтобы поставить меня в известность о том, чего раньше он никому не рассказывал.

– Что же он рассказал вам?

– Что Орден Матарезе очень тесно контактировал с нами на протяжении всех этих лет, что их деятельность никогда не прекращалась, но они ушли в подполье и стали более активны. Их мощь и влияние разрастались. Что они ответственны за многочисленные акты терроризма и за действия банд убийц по найму, о которых мир и не подозревает, возлагая вину на совсем других. И Матарезе уже не убивают за деньги, вернее, убивают, но не только за деньги. У них появились свои собственные цели.

– И в чем же они заключаются? – спросила старая женщина каким-то странным, неожиданно гулким голосом.

– Он не знал этого. Единственное, что ему было известно, так это то, что Матарезе распространяются, как болезнь, которую следует остановить. Но он не сказал мне, как это сделать, и никто из тех, кто имел дело с ними, не скажет ни слова.

– Значит, он так ничего и не предложил вам?

– Последнее, что он сказал, когда я уходил, что ответ может быть на Корсике. Естественно, я не очень поверил во все это, пока обстоятельства и события, последовавшие одно за другим, не убедили меня и у меня не осталось иного выбора… Ни для меня, ни для моего коллеги Скофилда не было альтернативы.

– Я понимаю причины, по которым ваш коллега считает, что Матарезе – это реальность. Если большой человек исчез четыре дня спустя после того, как задавал вопросы о Матарезе, то здесь все ясно. А что убеждает лично вас в том, что Матарезе – не миф?

– Я тоже говорил о Матарезе. С теми, от кого ждал помощи. Я был авторитетным человеком в своей стране. Но сразу же после этих разговоров был отдан приказ о моем уничтожении.

Старуха сидела некоторое время безмолвно и неподвижно, лишь легкая улыбка блуждала на ее бескровных губах.

– Падроне возвращается, – едва слышно прошептала она.

– Я думаю, вы должны пояснить это, – заговорил Талейников. – Мы были полностью откровенны с вами.

– А ваш дорогой друг умер? – неожиданно спросила женщина.

– Да, на следующий день. Его похоронили с воинскими почестями, и он заслужил это. Он прожил жизнь бесстрашного бойца и все же в конце концов стал испытывать страх перед Матарезе. Похоже, они порядочно напугали его.

– Это падроне напугал его, – сказала старуха.

– Но мой друг не знал Гильома де Матарезе.

– Зато он знал его последователей, а этого вполне достаточно: ведь они – это он сам. Он был их Христос, и, как Христос, он умер за них.

– Падроне был их богом? – спросил Брэй.

– И их пророком, синьор. Они верили ему.

– Чему именно они верили?

– В то, что они «наследуют землю», то есть получат в наследство весь мир. Вот что было содержанием и целью его мести.

Глава 15

Взор невидящих глаз старухи был устремлен в стену в продолжение всего ее долгого повествования. Тихий шелестящий голос время от времени переходил в полушепот.

– Он нашел меня в монастыре в Бонифацио и договорился о сходной цене с матерью-настоятельницей. «Взимается в пользу Цезаря», как он выразился, и она согласилась, так как решила, что коли так, то значит, не богу; помните: богу – богово? Я была раскованная и свободная девчонка и не больно-то корпела над книгами, а чаще гляделась в зеркала, то есть зеркал не было, но я вертелась перед темными окнами: меня занимало мое отражение, и мне нравились мое лицо и тело. Я уже готова была принадлежать мужчине, а падроне и оказался мужчиной из мужчин. Мне тогда было семнадцать лет, и казалось, что весь мир принадлежит мне, хотя прежде я и мечтать об этом не могла. За мной прислали карету, и колеса у нее были из чистого серебра, а золотые гривы лошадей горели на солнце. Меня повезли высоко в горы, а по пути были селения, и я могла купить что только пожелаю, а ведь мне хотелось всего, ибо я была из семьи нищих пастухов – набожный отец и моя мать возблагодарили господа, когда меня взяли в монастырь, хотя они так и не увидели меня больше.

Итак, я ни в чем не имела отказа, и появилось у меня все, что я только могла пожелать, а он был лев, мой падроне, а я – его возлюбленное дитя, он везде возил меня с собой, брал во все большие дома, разбросанные в окрестностях Порто-Веккьо, и повсюду представлял меня как свою воспитанницу, смеясь при этом, и все другие смеялись тоже, когда он произносил это слово. Жена его тогда уже умерла, а ему перевалило за семьдесят, но ему хотелось, чтобы люди знали, что он все еще мужчина и обладает молодой силой: если ляжет с молодой женщиной, то сумеет потешить ее, как несколько человек сразу. Особенно он хотел, чтобы два его сына знали об этом.

Мне наняли учителей, которые обучали меня, как снискать его благоволение и обожание, давали уроки музыки, танцев и пластики, учили правильно говорить, даже читали мне из истории, познакомили с основами математики. Изучала я и французский, что был тогда в моде, ведь считалось, что любая дама обязана уметь изъясняться на нем. О, это была удивительная жизнь! Мы плавали по морям, посетили Рим, Париж и в Швейцарии побывали… Раз в полгода мы отправлялись в какое-нибудь путешествие. У него, правда, и дела были в тех поездках, хотя всем ведали его сыновья и только докладывали отцу, как да что, отчитываясь перед ним.

Почти три года я была счастливейшей девушкой в мире, ибо мир принадлежал мне, подаренный моим падроне. Но затем мир этот распался на куски, рухнул за одну неделю, а падроне сошел с ума. Понаехали какие-то важные господа из Цюриха, Парижа, Лондона, и все твердили, что за последние четыре месяца сыновья его, связавшись с нехорошими людьми, пустили по ветру его капитал.

Мол, приняли они массу неправильных решений, подписали какие-то финансовые документы с бесчестными людьми и, войдя с ними в соглашение, а то и сговор, оперировали крупными суммами в обход закона да нарушая принципы банковского дела. Мол, в правительственных кругах Франции и Англии спохватились, поймали с поличным их компаньонов и прекратили все операции, торговлю и махинации, наложив арест на весь капитал. И ничего у падроне не осталось, кроме небольших вкладов в Риме да Генуе.