Круг Матарезе - Ладлэм Роберт - Страница 42

– Я убил того, кто собирался убить тебя!

– Пражанина?! Не велика жертва! Я ведь ходячая энциклопедия. У меня, конечно, нет доказательств, что мое правительство снюхалось с твоим, я могу только делать предположения на этот счет на основании того, о чем ты мне поведал. Может, я упускаю из виду что-то важное, может, великий Талейников временно идет на жертвы, лишь бы сдать меня Москве?

– Чтоб ты провалился, Скофилд! – зарычал человек из КГБ, вскочив со стула. – Лучше б я дал тебе умереть… Слушай меня внимательно! Твои подозрения безосновательны. И КГБ хорошо известно это. Я никогда не сдам тебя им. Я лучше убью тебя сам!

Брэй уставился на русского. Искренность Талейникова была сейчас более чем очевидна.

– Да ладно! Я верю тебе, – согласился Скофилд. Его злость вдруг испарилась. – Но это ничего не меняет. И меня это уже не волнует. Я даже не уверен, что хочу по-прежнему тебя убить!.. Я хочу только, чтобы меня оставили в покое. Бери ключи и садись в машину. Вали отсюда! Считай, что ты выбрался живым!

– Спасибо за великодушие. Но, боюсь, оно запоздало.

– Что? – Скофилд с удивлением смотрел на русского.

– Я не успел закончить свой рассказ. Дело в том, что одного из Матарезе удалось схватить. Его накачали химическими препаратами, и он кое-что порассказал. У них есть план, и на все про все им дано два месяца. Москву наводнят убийцы по найму, Вашингтон просто сгниет от подкупа и шантажа, начнутся политические убийства, и воцарится хаос. И когда это произойдет, ни тебе, ни мне не жить. Они разведут нас по разным полюсам земли и прибьют…

– Подожди минутку, – прервал его Брэй. – Ты хочешь сказать, что у тебя есть свой человек в этой организации?

– Был, – поправил Талейников. – Под кожей у него была зашита ампула с цианистым калием, которую ему удалось раздавить.

– Но ведь то, что он говорил, наверняка записали на магнитофон. Где-то эта информация должна храниться?

– Да, его слушали, когда он говорил. Но никаких записей, тем более на магнитофон. И его слышал только один человек, заранее предупрежденный своим отцом о возможных последствиях коллективного слушания подобных признаний.

– Премьер?

– Да. Наш Председатель Совета Министров.

– Тогда, значит, он знает!

– Да, он знает. И все, что он может сделать, это попытаться защитить себя, что естественно в его положении. Но он будет держать это в глубокой тайне. Поскольку заговорить об этом означало бы признаться во всех грехах прошлого в нашей стране. Это давняя тайна. Кто осмелится засветить прошлые контракты и договоры на политические убийства? В нашей стране слишком много нераскрытых убийств. И вы недалеко ушли. Взять хотя бы вашего Кеннеди, Лютера Кинга, а возможно, и Рузвельта. И у вас, и у нас чужие пальцы на горле. Чужая рука на ядерной кнопке, если хочешь. Если наше общее прошлое разоблачить… А что бы ты сделал на месте премьера?

– Позаботился бы о собственной шкуре. О черт!..

– Вот видишь!

– Ну и что! Но меня это не волнует. Я не желаю участвовать во всем этом.

– К сожалению, ты уже не можешь выйти из игры. Равно как и я. Доказательства этому ты видел вчера на Небраска-авеню. Мы помечены «черной меткой», они охотятся за нами. Хотят убрать нас, только чужими руками. Это они стоят за спинами тех, кто отдал приказ о нашем уничтожении. Ты все еще сомневаешься?

– Хотел бы я… Разумеется, всегда легче убирать ненужных людей через подставных лиц, чужими руками. – Скофилд подошел к плите, чтобы налить еще кофе, и внезапно замер, ошеломленный. – Я не совсем понимаю действия и цели этой организации. Из того немногого, что известно о Матарезе, ясно, что они занимались бизнесом, связанным с контрактами на убийства. Для них главное – цена и секретность! Какого черта им еще надо?

– Я не знаю, – коротко ответил бывший агент КГБ. – Не знал этого и Крупский. Он уже умирал, и сознание его почти угасало, но последние слова его были о том, что возможный ответ на это нужно искать на Корсике.

– Почему Корсика?

– Ведь именно там все это и началось.

– Не началось, а «если началось»… Известно лишь, что Матарезе вышли именно с Корсики где-то в середине тридцатых годов. Контракты заключались, как правило, в крупных городах, таких, как Лондон, Берлин, Нью-Йорк, то есть центрах международной жизни и деятельности.

– Самый быстрый способ убедиться в этом – оказаться на Корсике. Надо ведь знать, кем были остальные. Куда они отправились с Корсики и где находятся теперь?

– Если хоть кто-то шепнул о них кому-нибудь в Вашингтоне, то слушок этот не мог обойти одну персону, которая мне известна. Человек этот не может не знать, если есть хоть что-то… Короче, я должен позвонить… Хочу, чтобы ничто не угрожало моей жизни.

– Кому это ты собираешься звонить? – полюбопытствовал Талейников.

– Роберту Уинтропу, – коротко ответил Брэй.

– Основатель отдела консульских операций. – Русский понимающе кивнул. – Человек, у которого кишка оказалась тонка, чтобы совладать со своим детищем?

– Отдел, о котором тебе известно, не имеет ничего общего с тем, что Уинтроп создал. Но по сей день Уинтроп остается единственным, кого президент принимает через двадцать минут после звонка и просьбы о встрече. Очень немногое из происходящего ускользает из поля зрения Роберта Уинтропа. Он или заранее знает, или находит способ узнать и обнаружить все. – Скофилд, задумавшись, смотрел на огонь. – Странно, что он не выступил в мою защиту, хотя именно он отвечает за все мои победы и поражения, так как фактически создал меня. Но я думаю, он все же выслушает меня.

Ближайшая телефонная будка оказалась почти в трех километрах от дома вниз по грязной дороге. Было уже десять минут девятого, когда Брэй вошел в нее, щуря глаза от яркого солнечного света. В своем портфеле он обнаружил номер домашнего телефона Уинтропа, по которому не звонил уже несколько лет. Набирая цифры, Брэй надеялся, что телефон до сих пор не изменился.

Да, номер был тот же самый. Прозвучавший на том конце провода ровный голос вернул Скофилду множество воспоминаний об упущенных возможностях и былых удачах.

– Скофилд?! Где ты?

– Боюсь, что мне не следует говорить вам. Пожалуйста, постарайтесь правильно понять…

– Я понимаю, что ты попал в великую беду и ничем себе не поможешь, дав деру. Мне звонил Конгдон. Человек, убитый в отеле, был застрелен из оружия русского образца…

– Да, я знаю это. Русский, который убил его, спас мне жизнь. А убитого послал Конгдон, а вместе с ним и еще парочку других. Некогда это был мой отряд «истребителей», ребята, которых я держал в Праге, Марселе и Амстердаме.

– Бог мой… – Человек на другом конце линии на мгновение замолчал, но Брэй не прерывал его молчания. – Ты понимаешь, о чем говоришь? – последовал наконец вопрос Уинтропа.

– Да, сэр. Вы достаточно хорошо меня знаете, и вам известно, что я не говорю ни о чем, пока не имею полной уверенности. Я не ошибаюсь. Я разговаривал с человеком из Праги до того, как его убили.

– И он подтвердил это?

– Фактически да. Но косвенным образом. Однако шифровки такого рода, то есть те из них, что посылаются с подобными заданиями из Вашингтона, никогда не содержат прямых формулировок и указаний.

Опять возникла тишина на линии.

– Я не могу поверить в это, Брэй. Есть кое-что, о чем тебе неизвестно. Конгдон лично приходил ко мне примерно неделю назад. Его беспокоил тот факт, что от дел будет отстранен знающий и опытный специалист, который уйдет против собственной воли и будет предоставлен самому себе на длительный срок и, может быть, запьет… Он не очень-то дружелюбен, этот Конгдон, он даже вывел меня из себя. Но, в конце концов, ты же вышел из доверия… Я даже в шутку предположил, что они уберут тебя, и описал примерно такую ситуацию, о которой ты говоришь сейчас. Но совсем не потому, что считал, будто он способен на это. И он заверил, что ничего подобного они не имеют в виду. Вот почему я не могу поверить тебе. Он ведь знает, что мне непременно станет известно об этом. Значит, его заботил наиболее приемлемый для тебя вариант отставки. Он не мог пойти на такой шаг.