Идентификация Борна - Ладлэм Роберт - Страница 30

– И при всем этом ты собираешься помогать мне?

– Я думаю, что это возможно, включая защиту со стороны посольства, что может оказаться достаточно важным. Но я даю тебе слово, что при малейших проявлениях недоверия с твоей стороны я уеду. Мои собственные страхи позади, и я не буду обременять тебя ни при каких обстоятельствах.

– При первых признаках… – повторил Борн, глядя на Мари. – И я смогу определить, когда и где это может случиться?

– Если тебе так хочется. Здесь мои познания ограниченны. И я не буду спорить.

Он продолжал смотреть на нее, загипнотизированный тишиной.

– Теперь ты можешь прервать меня, чтобы мы могли заняться намного более приятными вещами, если тебе это по силам.

Рука Борна непроизвольно потянулась к ее груди…

Прошло еще три дня. Они все время находились в напряжении, как люди, ожидающие перемен. И когда эти перемены пришли, то пришли они так быстро, что разговоры о них уже нельзя было больше откладывать.

Над столом поднимался сигаретный дым, смешиваясь с ароматом свежего кофе. Консьерж, весьма живой швейцарец, чьи глаза видели гораздо больше, чем произносили его губы, оставил им несколько цюрихских и одну местную газету.

Джейсон и Мари сидели друг против друга, погруженные в просмотр новостей.

– У тебя что-нибудь есть? – осведомился Борн.

– Этот старик, сторож на Гуизон Квей, был похоронен позавчера. Полиция не сделала никаких конкретных заявлений. «Расследование близится к завершению», – утверждают они.

– В моей газете это сообщается более подробно, – заявил Борн, неуклюже складывая газету левой рукой.

– Все еще болит? – поинтересовалась Мари, уставившись на его руку.

– Уже лучше. Я могу двигать пальцами более уверенно.

– Я это знаю.

– У тебя испорченная голова, – он сложил газету и продолжил: – Здесь они повторяют все то, что было вчера. Пули и следы крови будут переданы на анализ. Но кое-что они добавили. Остатки одежды, этого раньше не было.

– А в чем тут проблема?

– Во всяком случае, не во мне. Моя одежда была куплена в самом расхожем магазине Марселя. А что можно сказать о твоем платье? Оно сшито по заказу или это стандартная модель?

– Ты пугаешь меня. Конечно, нет. Все мои платья сшиты у портнихи в Оттаве.

– Их можно проследить?

– Я не вижу, каким образом. Материал привезен из Гонконга.

– А могла ты что-нибудь купить в магазинах вокруг или внутри отеля «Кариллон»? Что-нибудь, что потом могло быть на тебе. Косынку, заколку или еще что-то в этом роде?

– Нет, я никогда не покупаю вещей подобным образом.

– Хорошо. А с кем ты встречалась в Цюрихе, кроме тех, кто присутствовал на конференции?

– Ничего важного. Я имела ряд встреч, в результате которых нашлось несколько заинтересованных лиц. Этих людей можно будет использовать в интересах наших торговых компаний, а также компаний наших торговых союзников. Я должна отправлять отчеты об этом Петеру в Оттаву. Кстати, этот разговор навел меня на еще одну мысль относительно тебя. Ты мог представлять ту часть вашей фирмы, которая занималась нелегальными торговыми операциями. Мне кажется, что я смогу получить об этом некоторую информацию. Но я должна сделать это по телефону. Такие вещи нельзя доверять телеграммам.

– Теперь я попытаюсь сунуть нос в твои дела. Что подразумевается подо всем этим?

– Если «Тредстоун 71» стоит за каменной стеной каких-нибудь промежуточных компаний, то существуют определенные методы обнаружить их связь. Для этого я должна позвонить Петеру в Оттаву с телефона-автомата где-нибудь на автоматической телефонной станции в Париже. Я скажу ему, что натолкнулась на это название «Тредстоун 71» в Цюрихе, и оно почему-то заинтересовало меня. Я попрошу его провести скрытый поиск и скажу, что чуть позже перезвоню ему.

– И если он найдет ее?

– Если она существует, то он ее найдет.

– И тогда я смогу войти в контакт с кем-либо из директоров или должностных лиц?

– Надо соблюдать осторожность и действовать через посредников. Через меня, например.

– Почему?

– Потому что их поведение весьма странно.

– То есть?

– Они даже не попытались разыскать тебя в течение полугода.

– Но этого ни ты, ни я знать не можем.

– Это знает банк. Миллионы долларов лежали невостребованными, и никто не попытался узнать почему. Этого я никак не могу понять. Похоже, что тебе дали отставку. Это бывает, когда совершена крупная ошибка.

Борн откинулся на спинку стула, глядя на поврежденную руку и вспоминая резкое, сокрушающее оружие в темноте мчащегося автомобиля, рвущегося вперед по Степпдекштрассе.

Он поднял глаза и посмотрел на Мари.

– То, что ты говоришь о моей «отставке», может означать, что эта ошибка принимается за истину директорами «Тредстоун».

– Возможно. Они могут думать, что ты вовлек их в нелегальные операции с участием преступных элементов, которые могут обеспечить им высокие прибыли. Возможно, что такая ситуация не понравилась правительству. Или ты соединил усилия своей фирмы с международным преступным синдикатом, вероятно и не подозревая об этом. Все возможно… Это может объяснить их нежелание связываться в такой ситуации с банком. Они не желают быть официально замешанными в этих связях.

– В этом случае неважно, что выяснит твой приятель Петер. Так или иначе я остаюсь в одиночестве.

– Мы отступаем, но это уже не одиночество.

– Одни хотят меня уничтожить, а я не знаю, почему. Другие должны защитить, но почему-то не делают этого. Не имея памяти, я сам не могу обеспечить достаточную защиту. Возможно, что для меня может наступить такой период, когда я окажусь попросту беспомощным.

– Я отказываюсь верить в это, и ты должен думать так же.

– Благодарю…

– Я действительно настаиваю на этом, Джейсон. Прекрати это!

– «Прекрати это!» Как много раз я говорил подобное самому себе! Ты единственная на свете, кто верит в меня. Почему же я сам не могу поверить в себя?

Борн поднялся, как обычно, проверяя свои ноги. Способность двигаться возвращалась к нему, раны оказались менее опасными, чем показалось ему сначала. Сегодня ночью у него должна состояться в Волене встреча с доктором, который снимет ему швы. Завтра все изменится.

– Париж. Ответ находится в Париже. Я почти так же уверен в этом, как был уверен в существовании треугольников в Цюрихе. Но я пока не знаю, с чего мне начать, и это плохо. Я всегда ожидал какого-нибудь знака, слова, фразы или коробки спичек. Они бы подсказали мне что-нибудь, и это был бы сигнал.

– Почему бы нам не подождать вестей от Петера? Я могу позвонить ему завтра, когда мы окажемся в Париже.

– Это не имеет значения, неужели тебе неясно? Неважно, что он узнает, но того, что я хочу знать, в его сообщении не будет. По той же самой причине и «Тредстоун» не связывается с банком. Эта причина – я. Я хочу знать, почему многие охотятся за мной, почему меня хотят прикончить, почему кто-то по имени Карлос заплатит… как это было сказано… за труп.

Он рассказывал это, пока резкий звук под столом не прервал его. Мари уронила чашку и смотрела на него застывшими глазами. Ее лицо было белым, как будто вся кровь отхлынула от него.

– Что ты сказал?

– Что? Я сказал, что хочу знать…

– Имя. Ты только что произнес имя. Карлос?

– Да, верно.

– За все дни и часы, что мы пробыли вместе, ты никогда его не упоминал.

Борн смотрел на нее, стараясь что-нибудь припомнить. Действительно это было так. Он рассказал ей все, что приходило на ум, но всегда опускал это имя… Наверное, пытаясь таким образом совсем избавиться от него.

– Ты, кажется, знаешь этого Карлоса?

– Не смеши людей! И должна сказать, что это не очень удачная шутка.

– Я не моральный урод и не думаю, что в данном случае уместны какие-то шутки. Кто такой этот Карлос?

– Бог мой, ты не знаешь, – она всматривалась в его глаза. – Это тоже выпало из твоей башки?