Дом Люцифера - Ладлэм Роберт - Страница 18

– Еще разряд!

Он повторял попытку пять раз, с каждым разом увеличивая напряжение. Дважды показалось, что ее удалось оживить. Нет, он был просто уверен, что минимум однажды она откликнулась. Она просто не могла умереть. Это невозможно.

Капитан Герини тронул его за руку:

– Джон!..

– Нет!

Он попробовал снова. Зеленая линия на мониторе оставалась все такой же безжизненно ровной. Нет, это какая-то ошибка! Ночной кошмар. Просто он спит и видит страшный сон. Софи была такая живая. Полна жизненных сил и энергии. Прекрасна, как летний день. И умница. Ему нравилось, как поддразнивает она его…

– Разряд! – рявкнул он.

Пульмонолог доктор Уитерс обнял Смита за плечи.

– Не надо, Джон. Пожалуйста, перестань.

Смит рассеянно взглянул на него:

– Что?

Однако выпустил из рук прибор, и Уитерс убрал его.

Доктор Мукогава откашлялся и заметил:

– Мне страшно жаль, Джон. Мы все очень сожалеем. Ужас какой-то. Просто не верится!.

Он сделал знак остальным.

– Мы уходим. Тебе надо побыть одному.

И все они вышли из палаты. Медсестра задернула занавески вокруг кровати, на которой лежала Софи, и сердце Смита пронзила острая боль. Он содрогнулся. Потом упал на колени и прижался лбом к вяло повисшей руке Софи. Она была теплой. Как же ему хотелось сказать себе, что она жива. Как хотелось, чтоб она вдруг села в постели, засмеялась и сказала ему, что это была всего лишь скверная шутка.

По щеке его скатилась слеза. Он сердито отер ее ладонью. Потом снял кислородную маску, чтоб лучше видеть ее. Она по-прежнему выглядит как живая, щеки розовые и слегка влажные. Он присел рядом на краешек кровати. Взял ее руки в свои. И стал целовать пальцы.

Помню, когда я увидел тебя в первый раз. О, ты была так красива! И на чем свет стоит бранила бедного лаборанта за то, что тот перепутал какие-то слайды. Ты была великим ученым, Софи. И лучшим моим другом. И единственной на свете женщиной, которую я любил…

Он выпрямился и произнес те же слова вслух. Он объяснялся ей в любви. Время от времени сжимал ее ладонь в своей, как делал, когда они ходили в кино. Потом вдруг увидел на простыне мокрое пятно – следы своих слез. Прошло немало времени прежде чем он наконец поднялся и сказал:

– Прощай, любовь моя!

Долгая мучительная ночь подходила к концу, но на улице еще не рассвело. Отупевший от горя Смит неподвижно сидел в кресле в приемной.

Впервые войдя в лабораторию ВМИИЗа, Софи заговорила прежде, чем он успел поднять глаза от микроскопа. «Рэнди вас терпеть не может, – сказала она. – Понять не могу, почему. Лично мне понравилось, что вы тогда взяли всю вину на себя, извинились и не стали ее корить. И было ясно, что говорите вы все это совершенно искренне, что вам действительно неловко и вы очень переживаете».

Только тут он оторвал взгляд от микроскопа, посмотрел на нее и понял, почему предпринял столько усилий, чтоб перетащить ее в Форт-Детрик. Впервые он увидел Софи в лаборатории Национального института здоровья, где она занималась какими-то маловразумительными исследованиями, а потом вдруг встретил в гостях у сестры. Но этих двух кратких встреч было достаточно, чтобы понять – он хочет видеть ее все время. И он сидел и под сердитым взглядом Рэнди открыто любовался Софи. У нее были длинные волосы цвета спелой пшеницы – она носила их собранными в конский хвост. И такая стройная, ладная и соблазнительная фигурка.

От внимания Софи не укрылось, какой интерес проявляет к ней Смит. И в первый свой день работы в лаборатории во ВМИИЗе она сказала ему:

– Посижу пока здесь, на скамеечке. Может, наконец вы перестанете глазеть на меня и я смогу приступить к работе. Все говорят, что вы очень крутой военный врач. Я это уважаю. Но зато я куда лучший ученый, чем вы, и вам придется с этим смириться.

– Что ж, буду иметь в виду.

Она смотрела ему прямо в глаза.

– И еще вам лучше придержать в штанах свою штуковину. По крайней мере, до тех пор, пока я не разрешу ее вынуть.

Смит кивнул, улыбнулся и сказал:

– Могу и подождать.

Эта полутемная больничная комната казалась сейчас островом вне времени и пространства. Мир отступил, находился где-то совсем в другом месте. Его преследовали безумные воспоминания. Он потерял над собой контроль. Не забыть позвонить и сказать, что свадьба отменяется. Все отменяется. Ресторан, лимузин, все…

Господи, о чем это он только думает?

Он бешено затряс головой. Пытался собраться. Где он?.. В больнице.

Розовые и желтые лучи восходящего солнца отсвечивали от здания, что напротив, через улицу.

Где она находилась последние несколько недель? Ему надо было быть с ней, не отходить ни на шаг. Зачем, зачем только он перетащил ее на работу во ВМИИЗ?..

Сколько народу приглашено к ним на свадьбу?.. Надо написать каждому. Лично. Сообщить, что ее больше нет… Нет.

Это он ее убил. Предложение работать в Детрике было столь выгодным и заманчивым, что ей ничего не оставалось, как принять его. И это ее убило. Он понял, что хочет ее, с того самого момента, когда впервые увидел, еще там, у Рэнди. Когда он начал говорить Рэнди, как страшно сожалеет о том, что ее жених умер, та вдруг разозлилась. А вот Софи поняла бы. Он видел это в ее глазах – этих чудесных черных глазах, таких внимательных, живых, прекрасных…

Да, он должен сообщить ее семье. Но у нее не было семьи. Только Рэнди. Значит, надо сообщить Рэнди.

Он поднялся и пошел искать телефон-автомат и тут вдруг почему-то вспомнил Сомали. Он был приписан к военному кораблю, отправленному поддерживать порядок и защищать граждан в этой стране, раздираемой на части жестокой междоусобной войной. Как-то его срочно вызвали в джунгли, лечить майора, заболевшего лихорадкой. Он добирался туда целые сутки, был вконец измучен и поставил майору диагноз – малярия. А позже вдруг выяснилось, что это куда более редкое и опасное заболевание – лихорадка Ласса. Майор умер еще до того, как был установлен точный диагноз и назначено правильное лечение.

В армии его обвинили в несоответствии служебному положению. Но то была весьма распространенная ошибка, ее допускали и еще неоднократно будут допускать и более опытные врачи, незнакомые с вирусологией. А лихорадка Ласса будет убивать людей, даже несмотря на более прогрессивное лечение. Точнее, вылечить ее было пока что невозможно. Но в ту пору он был слишком уверен в себе, полон самомнения и не призвал на помощь ни одного специалиста. А потом было уже слишком поздно. И он винил себя во всем. И настоял на том, чтобы его перевели из действующей армии на исследовательскую работу в Форт-Детрик, чтоб стать специалистом в вирусологии и микробиологии.

Много позже он понял, как редко, в сравнении с малярией, встречается это заболевание, лихорадка Ласса, понял, что даже самый опытный и знающий врач может ошибаться, особенно в сложных полевых условиях, в удаленных от благ цивилизации регионах. Но тот майор был женихом Рэнди Рассел, и Рэнди так никогда и не простила Смита. Не переставала винить его в этой смерти. А теперь ему придется сказать Рэнди, что он убил еще одного близкого и дорогого ей человека.

Он подошел к стоявшей в коридоре кушетке и улегся на нее.

Софи. Софи… Он ее убил. Свою милую Софи. Весной они должны были пожениться. А теперь ее нет. Не надо было приглашать ее в Детрик. Никогда!

– Подполковник Смит?

Смиту показалось, что этот голос доносится до него глухо, словно с тинистого дна лагуны. Затем он увидел очертания человеческой фигуры. Затем – лицо. И выплыл наконец на поверхность, мигая и жмурясь от яркого света.

– Смит? Вы в порядке? – перед ним стоял бригадный генерал Кильбургер.

Тут Смит с особой отчетливостью понял и весь похолодел от этой мысли: Софи умерла.

И поднялся из кресла.

– Мне надо быть там, на вскрытии. Если…

– Расслабьтесь. Они еще не начали.

Смит сверкнул глазами.