Директива Джэнсона - Ладлэм Роберт - Страница 39

Во время «xолодной войны» Никос Андрос сколотил себе состояние на спекуляциях; это было так просто. Джэнсон глубоко презирал подобных людей, но, хотя он никогда не позволял себе выказывать свое презрение тогда, когда от них еще могли потребоваться услуги, те времена остались в далеком прошлом.

– Кто тебя послал? – резко спросил Джэнсон.

– Ну вот, – делано возмутился Андрос. – Теперь ты ведешь себя как kolinos eglimatias, простой головорез – представляющий собой опасность как для окружающих, так и для себя самого. Знаешь, знающие тебя делятся на тех, кто полагает, что ты сильно изменился после Вьетнама… и тех, кто знает, что этого не произошло.

Джэнсон заметно напрягся.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

У Андроса вспыхнуло лицо.

– Ой ли? С того времени у тебя осталось немало врагов, многие из которых продолжают заниматься тем же, чем когда-то занимался ты сам. И среди них есть те, которые никак не могут тебя простить. В своих путешествиях мне доводилось встречаться с двумя-тремя людьми, которые, после бутылки-двух узо, прямо заявляли, что считают тебя чудовищем. Говорят, именно благодаря твоим показаниям в суде военного трибунала твоего непосредственного командира расстреляли за преступления во время войны – несмотря на то что ты сам вел себя так же, если не хуже. Странное у тебя чувство справедливости – всегда нацелено наружу, словно орудие на крепостной стене.

Шагнув вперед, Джэнсон положил руку Андросу на грудь и яростно впечатал его в стену. Сознание наполнилось недовольным ропотом – тотчас же умолкшим, подчинившись силе воли. Он должен сдержаться.

– Так что ты хочешь мне сказать, Андрос?

В глазах грека сверкнуло что-то похожее на ненависть, и Джэнсон впервые почувствовал, что его презрение к Андросу было взаимным.

– С тобой хотят встретиться твои бывшие хозяева.

– Кто это сказал?

– Вот и все, что меня попросили передать. Меня попросили сказать тебе, что им необходимо с тобой поговорить. Они хотят, чтобы ты к ним заглянул.

«Заглянул» – мастерская формулировка, чей истинный смысл был понятен Андросу как никому другому. «Заглянуть» – предстать перед лицом начальства, подвергнуться дотошным расспросам, допросам или любой другой форме общения, которую оно сочтет нужной.

– Ты говоришь чушь. Если бы руководство Кон-Опа хотело со мной встретиться, оно не стало бы передавать свою просьбу через такого изнеженного пройдоху, как ты. Ты из тех, кто может работать на кого угодно. И мне бы хотелось узнать, мальчик на побегушках, кто сегодня твой настоящий хозяин.

– Значит, ты считаешь меня мальчиком на побегушках.

– А ты никогда ничем иным и не был.

Андрос улыбнулся, и его глазки скрылись в паутине морщинок.

– Знаешь ли ты, как родился марафонский бег? В пятом веке до нашей эры захватчики-персы высадились у прибрежного города Марафон. Мальчишке-посыльному Фидиппиду поручили сбегать в Афины, чтобы вызвать войско. Армия афинян неожиданно напала на противника, в четыре раза превосходившего ее числом, и то, что казалось самоубийством, обернулось впечатляющей победой. Тысячи персов погибли на поле боя. Но остальные бежали на свои корабли, чтобы попытаться напасть непосредственно на Афины. Потребовалось снова отправить тайное сообщение в Афины, чтобы известить о победе и предупредить о надвигающейся опасности. И снова это важное поручение доверили Фидиппиду. Заметь, он сам с раннего утра был на поле боя, в тяжелых доспехах. Неважно. Мальчик побежал, побежал так быстро, как только несли его ноги, пробежал все двадцать шесть миль, передал послание и рухнул на землю бездыханным. Так что у греческих мальчишек-посыльных славные традиции.

– Неожиданное нападение и тайное сообщение – понимаю, почему тебя так тронула эта история. Но ты не ответил на мой вопрос, Андрос. Почему выбрали именно тебя?

– Просто потому, друг мой, что я оказался рядом. – Андрос снова улыбнулся. – Мне приятно тешить себя мыслью, что именно эти слова произнес, задыхаясь, перед смертью древнегреческий мальчик. Нет, Джэнсон, ты ничего не понял. В данном случае послание передал тот, кто смог определить местонахождение адресата. В воздух поднялись тысячи почтовых голубей – но только этот прибыл к месту назначения. Похоже, к тому времени, когда твои бывшие коллеги проведали о том, что ты прибыл в нашу страну, они потеряли твой след. И им понадобился я, со своими разветвленными связями. А у меня есть знакомые практически во всех отелях, taverna, kapheneion и ouzeri[19] в этой части города. Я всего лишь сказал одно слово и получил ответ. Неужели ты полагаешь, что американский атташе может работать так быстро? – Андрос обнажил ряд острых, ровных зубов – зубов хищника. – Впрочем, на твоем месте я бы волновался не столько насчет певца, сколько насчет самой песни. Видишь ли, начальству так не терпится встретиться с тобой, потому что оно очень хочет получить от тебя кое-какие разъяснения.

– Какие разъяснения?

Андрос театрально вздохнул.

– В связи с твоей недавней деятельностью возникли определенные вопросы, требующие немедленных разъяснений. – Он пожал плечами. – Слушай, мне ничего об этом не известно. Я просто повторяю текст, который мне дали, подобно престарелому актеру в одной из наших epitheorisi, мыльных опер.

Джэнсон презрительно рассмеялся.

– Ты лжешь.

– Не груби.

– Мое бывшее руководство ни при каких обстоятельствах не доверило бы тебе подобное поручение.

– Потому что я outheros? Посторонний? Но, как и ты, я переменился. Теперь я совсем другой человек.

– Ты – другой человек? – рассмеялся Джэнсон. – Едва ли другой. Едва ли человек.

Андрос внутренне напрягся.

– Твое бывшее руководство… теперь является моим руководством.

– Опять ложь.

– Нет, не ложь. Мы, греки, люди agora, рынка. Но ведь рынка не бывает без конкуренции. Открытый рынок, свободная конкуренция, а? Эти слова постоянно на устах у ваших политиков. Наш мир сильно переменился за последнее десятилетие. Раньше конкуренция была очень острой. Теперь agora принадлежит вам одним. Вы полностью владеете рынком, продолжая называть его «свободным». – Он склонил голову набок. – Так куда податься простому человеку? Мои былые восточные клиенты открывают свои кошельки, но оттуда вылетает только полудохлая моль, да и то не всегда. Главный вопрос, который интересует их разведку, – это хватит ли предстоящей зимой топлива на отопление московских домов. Я для них стал непозволительной роскошью.

– В КГБ осталось достаточно сторонников твердой линии, которые смогли бы по достоинству оценить твои услуги.

– Какой толк от сторонников твердой линии, если у них нет твердой валюты? Пришло время решить, с кем ты, правда? По-моему, ты сам постоянно повторял мне это. И я предпочел принять сторону – какое у вас на этот счет очаровательное выражение? – длинных зеленых купюр.

– Ты всегда был на этой стороне. Деньги – единственное, чему ты хранил верность.

– Мне становится очень больно, когда ты так говоришь. – Андрос изогнул брови. – Я начинаю казаться себе дешевым.

– Андрос, какую игру ты ведешь? Ты пытаешься убедить меня в том, что состоишь в штате американской разведслужбы?

Глаза грека вспыхнули гневом и недоверием.

– Неужели ты думаешь, что я стал бы хвалиться перед своими друзьями тем, что выполняю работу для этой теплой и мягкой сверхдержавы? Ты можешь представить себе, чтобы грек хвастал такими вещами?

– А почему бы и нет? Как и подобает настоящему игроку, ты стараешься придать себе побольше значимости…

– Нет, Пол. Это сделало бы меня в глазах моих друзей americanofilos, прихвостнем дяди Сэма.

– И что в этом такого плохого?

Андрос с сожалением покачал головой.

– От других я бы еще мог ожидать подобных заблуждений. Но только не от такого умудренного опытом человека, как ты. Греческий народ ненавидит Америку не за то, что она делает. Он ненавидит ее такую, какая она есть. Дядю Сэма здесь терпеть не могут. Но, возможно, мне не следует так удивляться твоей наивности. Вы, американцы, никогда не могли постичь сущность антиамериканизма. Вы так хотите, чтобы вас любили, что никак не можете взять в толк, почему никто не питает к вам любви. Задайте самим себе вопрос, почему во всем мире ненавидят американцев, или это недоступно вашему пониманию? Человек надел тяжелые сапоги и недоумевает, почему муравьи у него под ногами ненавидят и боятся его – он ведь не питает к ним ничего подобного!