Дела житейские - Макмиллан Терри - Страница 32

— Может, мне лучше вернуться к себе? — вдруг ляпнул я. Еще секунду назад мне это и в голову не приходило.

Зора уронила книгу на колени.

— Что?

— Давай посмотрим правде в глаза, бэби. От меня никакого прока. Денег на квартиру я тебе не даю. Помощи от меня ни на грош, и я тебе здесь абсолютно не нужен. — Сказав это, я задумался. Что я несу? Ведь меня вот-вот выкинут из моей комнаты, потому что я уже месяца три не платил за нее.

— Фрэнклин, дорогой, мы только что занимались любовью. К тому же мы уже обо всем этом говорили, зачем же начинать сначала?

— Потому что со мной все совсем скверно.

— Ты хочешь уйти?

— Ты прекрасно знаешь, что не хочу.

— Ну так зачем к этому возвращаться?

— Ну, мне просто совестно и надоело чувствовать себя не то младенцем, не то бездельником. Я не привык жить на халяву, дорогая.

— Я знаю, что ты не бездельник, и нечего из-за этого так переживать. Бывает ведь, что все из рук вон плохо, а потом все вдруг образуется, разве не так?

— Не знаю. Хотелось бы тебе верить.

— Но я и вправду надеюсь, что скоро все образуется.

— А если нет?

— Я верю в тебя, Фрэнклин.

— Но мне-то каково — чувствовать себя полным ничтожеством!

— Послушай, Фрэнклин. — Зора отложила книгу. — Пока у тебя не опустились руки, я буду терпеть. Я люблю тебя и готова быть с тобой, пока ты не сдашься. Все не так плохо.

Она обняла меня. Провались все пропадом, как же она хороша! Когда женщина вот так обнимает тебя — это лучше всего на свете, а Зора иногда делает то, что мне нужно больше всего. Я так напрягся, что на этот раз непременно все выплеснул бы, но мне не хотелось ее мучить.

— Как насчет поджаренного тостика с сыром? — спросил я.

— С помидором?

— Если хочешь, бэби.

— Ты же сам знаешь, чего я хочу, — сказала она, подмигнув мне.

Боже, как же я люблю эту женщину! Черт меня побери, если она не будет гордиться мной!

Я хотел было выбраться на волю, чтобы пойти на кухню, но она обеими руками ухватилась за мою игрушку, а уж что-что, а с ним она умеет обращаться. Разве кто-нибудь может лучше нее взять его, погладить и пососать так, как надо. Но только сейчас, клянусь Богом, лучше бы ей этого не делать и не наседать так на него.

— Не надо, дорогая. Тарзан притомился. Он трудился весь день.

Она поцеловала его в головку.

— Клянусь, еще на один танец его хватит. — И она откинулась на подушку.

Зора уверена, что она хитрее лисы. Но она — или редкостная актриса, или просто не понимает, как мне сейчас тошно. Я-то знаю, что ее банковские счета на нулях, а ведь эти деньги она откладывала для аренды студии, не говоря уже о прочем. Конечно, и так ясно, все это делается не сразу — надо оплатить студию, подкинуть деньжат музыкантам; словом, чтобы сделать настоящую пластинку, только и успевай раскошеливаться. Это еще касается только наличных. И вот эти бабки утекли — и все это из-за меня. Она уже вышла за лимиты по двум кредитным карточкам — я случайно об этом узнал. Как-то вечером, когда нам стало здесь невмоготу, она вдруг взорвалась.

— Да провались все пропадом, пойдем-ка, Фрэнклин, куда-нибудь обедать. — И она сняла все с одного из счетов. У меня-то этих кредитных карточек отродясь не бывало. Но признаюсь, самое гнусное, когда за тебя платит твоя баба.

У нее есть еще два банковских счета, но в этот месяц чек за квартиру не оплатили; пришлось ей выписать чек на себя и снять деньги с другого счета, чтобы как-то выкрутиться. А вчера утром я слышал, как она звонила папаше и просила взаймы. Она думала, что я сплю. Видно, он согласился.

А я лежал в постели и чувствовал себя последним подонком. Валяюсь тут в ее квартире, а она просит денег у отца. От такого свихнуться можно!

Я чуть не сжег сэндвичи; как всегда, одно к одному. Но я все равно их притащил ей. Она отложила свою книжку, посмотрела на сэндвичи и принялась хохотать.

— Подгорелые они еще лучше, — промямлил я и присел на краешек кровати.

— Знаешь, Фрэнклин, я вот все думаю…

— Бог мой! Когда ты начинаешь думать, надо быть начеку, — ответил я.

— Я серьезно.

— Весь внимание. — Я закурил сигарету. Мне было ясно как день, что лучше не слушать. Терпеть не могу, когда кто-то думает за меня или говорит, что мне надо делать.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову попытать счастья на какой-нибудь другой работе?

— Какой, например?

— Ну, я не знаю. — Зора встала с кровати и подошла к окну.

Плохи мои дела!

— Все, что я умею, бэби, это работать на стройках.

— Но ведь это не так, Фрэнклин, тебе это хорошо известно. Ты все умеешь: собирать, строить. Почему бы тебе не поместить объявления в какой-нибудь местной газете и не отпечатать рекламки?

— Что?

— Ты же слышал. Ничего такого здесь нет. Кто знает, вдруг получится.

— Почему бы тебе, Зора, просто и ясно не сказать мне, чтоб я валил отсюда?

— А я не хочу, чтобы ты валил, Фрэнклин. Я просто предлагаю подумать о других возможностях.

— О'кэй. Если тебе от этого легче, я к понедельнику дам объявление и напечатаю рекламу. — Я оставил сэндвич и закурил. — Ну, а кто за все это будет платить? — Я пристально посмотрел ей в глаза.

— Я.

Я понимал, что Зора делала это от всей души, но увы, она совершенно не учитывала фактор времени. Прошло целых три недели, и ни одна душа мне не позвонила. Колеся по улицам Бруклина с этими идиотскими листовками, я терял последние крохи веры в себя. Дела житейские.

9

Месячные у меня запаздывают уже на две недели. Я хотела сказать Фрэнклину, но не смогла. Только ребенка нам сейчас и не хватает. К тому же я даже не жена ему. Представляю себе его реакцию!

— Фрэнклин, угадай, что я тебе скажу! У нас будет ребенок!

Он только взглянет на меня и переспросит:

— Что?

Да, совсем не похоже на телесериалы. Такого я и не жду. Уж конечно, он не всплеснет руками и не запрыгает от радости:

— Как? Я стану отцом? Разрази меня гром!

Нет. Чего не будет, того не будет. На седьмом небе от счастья он себя не почувствует.

У Фрэнклина опять пошла тяжелая полоса, он еле отбивался от Пэм. В прошлом месяце, когда Дереку исполнилось четырнадцать, у Фрэнклина не было денег на подарок. Я спросила его, чего хочется Дереку.

— Кроссовки.

— Какого размера?

Он сказал, что одиннадцатого. За тридцать долларов я купила пару высоких кроссовок — ведь Дерек играет в баскетбол — и вручила их Фрэнклину.

— Подари ему.

— Бэби, ты зря… Это же не твой ребенок.

— Я знаю, что он не мой ребенок, — ответила я, — но он твой сын, и мне не хотелось бы, чтобы он думал, будто отец забыл о его дне рождения. Можешь ты хоть раз попридержать свою дурацкую гордость? Не огорчай меня, Фрэнклин!

Дерек меня не поблагодарил, но придя к нам, весь сиял, и на нем были мои кроссовки. Я подумала, что хоть в чем-то мы продвинулись вперед. Мне очень хотелось сойтись с ребятишками Фрэнклина.

Моего отца хватил бы удар, если бы он узнал об этом. Слишком уж он благочестив. А Маргерит такая старомодная! Она наверняка начала бы уговаривать отца, чтобы он убедил меня вернуться домой. И мне пришлось бы выслушивать обычные банальности о женатых мужчинах и о том, как я могла связаться с таким. Словом, им я тоже не могла ничего сказать.

Видит Бог, я не хочу делать еще один аборт. Ни за что на свете. Но как же мне поступить? С работой у Фрэнклина все так же неопределенно, как и прежде. Не тянуть же мне на себе троих. Этого, пожалуй, мне не сдюжить. В наши дни уйма матерей-одиночек, но я никогда не помышляла о том, чтобы растить ребенка без мужа. Мой феминизм так далеко не заходит. Да мы никогда и не говорили о детях. А может, он больше не хочет детей? А вдруг хочет?

В общем, как ни крути, а дела из рук вон плохи.

К тому же я стала себя отвратительно чувствовать. По утрам меня выворачивает от сигарет Фрэнклина, особенно от вонючих окурков. А вчера я мыла ванну, и от моющего средства меня тоже затошнило. Похоже, обоняние у меня очень обострилось: как будто запахи проникают в самую глубину живота, а потом поднимаются оттуда и комком застревают в горле. Давно бы мне пора догадаться об этом, хотя бы по моему отношению к еде в последнее время, но у меня столько дел, что просто нет времени ни на чем сосредоточиться. Но сегодня утром меня во всем убедили весы — я прибавила больше двух килограммов. Я глянула на календарь, что висит на стене в ванной, потом сунула палец между ног, надеясь, что он будет красный. Но ничего похожего! Тут я запаниковала. Все ясно: ведь это случается у меня каждые двадцать восемь дней, как по часам. Бог ты мой!