За стенами собачьего музея - Кэрролл Джонатан - Страница 20

Я рада, что ты был там и знаешь, на что это похоже. Я помню этого водителя. Он был такой молодой. Я и тогда знала, что парень заинтересовался мной, поскольку он буквально глаз с меня не сводил. Но так ничего и не предпринял — уж больно он был застенчив и не уверен в себе. Так и сидел с остальными водителями и пил скотч, а затем бухнулся лицом на стол и отключился! Когда мы уходили спать, он все еще так там и лежал.

Банан — самый демократичный из фруктов: кто бы его ни ел, все выглядят одинаково смешно.

Бронз Сидни, Кумпол, я и доктор Билл Розенберг, наш сосед, стояли возле развалин нашего дома в Санта-Барбаре и ели бананы. Кумполу бананы очищал я.

— Билл, это твоим одеколоном повеяло, или ты просто не сдержался?

— По-моему, в тебе просто говорит обида на то, что твой дом теперь выглядит, как небольшое поле для гольфа.

— У нас есть страховка.

Сидни с удивлением посмотрела на меня.

— Надеюсь, ты не собираешься отстраивать его заново? — Не-а. Похоже, нам обоим больше не очень-то хочется здесь жить.

Билл доел свой банан и бросил кожуру туда, где раньше был мой сад.

— Но ведь ваша квартира в Лос-Анджелесе тоже накрылась. Где же вы тогда собираетесь жить? — Тут он подозрительно сдвинул брови. — Уж не хотите ли вы снова зажить вместе?

Тут мы с Сидни хором ответили:

— Нет!

— Гарри на несколько недель уезжает на Средний Восток.

— Я решу, как поступить, когда вернусь. Может, если я все же возьмусь за работу, мне и вообще пока не потребуется жилье. Проект намечается всерьез и надолго. Так что я должен буду постоянно присутствовать на стройплощадке.

— А что за проект?

Я доел свой банан и швырнул кожуру туда же, куда незадолго до этого Билл.

— Собачий музей в Сару. Кумпол медленно завилял хвостом.

— Собачий музей? А пса ты, значит, собираешься взять с собой в качестве технического консультанта? -фыркнул Билл.

— Он действительно отправляется со мной. Они хотят, чтобы Кумпол послужил моделью для статуи над главным входом.

— С чего бы это?

— А с того, что он верз.

— Да, Гарри, это, конечно, многое объясняет. Сидни взглянула на меня.

— Ты что — и в самом деле собираешься взять его с собой?

— Обязательно. Даже успел сделать ему все необходимые прививки.

— Кому нужен собачий музей в Сару? Ведь это там, кажется, постоянно воюют с фундаменталистами? Вчера вечером об этом как раз говорили в новостях. Лично я на твоем месте, Гарри, держался бы подальше от этого арабского бардака. Если не хочешь, чтобы тебе всадили в задницу ятаган из рога носорога. — Рисковый парень Билл взял еще один банан из грозди, которую держала Сидни, и принялся его чистить. Мы с интересом наблюдали за ним.

Новый день в Санта-Барбаре вроде обещал быть погожим. Единственное, что его омрачало, так это раскинувшийся перед нами ландшафт: бывшее владение Радклиффа, которое сейчас здорово напоминало местность, где недавно взорвалась небольшая атомная бомба.

Розенберг позвонил почти сразу после землетрясения, дабы сообщить нам, что от нашего дома почти ничего не осталось. И вот, наконец, мы в первый раз собрались и приехали посмотреть на повреждения. Собственно, это были скорее не повреждения, а полное разрушение и исчезновение. Честно говоря, больше всего я был потрясен не тем, что осталось, а тем, что исчезло. Ладно, допустим, земля разинула свою огромную пасть и кое-что поглотила, а остальное искрошила в пыль своими зубищами. Все это я готов понять и смириться, но ведь на том месте, где совсем недавно стоял большой и тщательно отделанный дом, просто практически ничего не осталось. И дело тут совсем не в том, что любые творения Гарри Радклиффа способны выдержать полную толику гнева Господня, а в том, что ведь проклятый дом попросту взял да и исчез!

— Такое впечатление, будто появилась какая-то летающая тарелка, всосала его в свой трюм и умчалась обратно к себе на Сатурн.

— Интересно, что ты сейчас чувствуешь, Гарри?

Я взглянул на Сидни и прищурился, поскольку утреннее солнце из-за ее плеча било мне прямо в глаза.

— Меня будто изнасиловали. Дом был просто чудесный. Идеально сочетался с холмом и придавал приятный человеческий колорит окружающему пейзажу. — Я хотел было еще что-то добавить, но тут у меня пропала всякая охота говорить.

— Слушай, Сид, а как ты считаешь, почему мой дом остался совершенно невредим?

— Просто счастливое стечение обстоятельств, Билл.

Я ухватил Сидни за руку и притянул поближе к себе, так, будто мы с ней вдруг оказались посреди бескрайнего бушующего моря, а она была моим спасательным кругом.

— Ведь дома — это единственная реальность моей жизни, Сид. И единственное, что я умею делать хорошо.

Она кивнула. И продолжала кивать.

— Как же мне быть, если и они вот так берут и исчезают?

— Ты можешь отстроить дом заново, Гарри.

— Но ведь это не то же самое! Это все равно, что клонировать человека по одному из его волосков. Да, конечно, мы можем поднять старые чертежи, построить его точно таким же. Но он все равно никогда не будет таким же! Этот дом мертв. Его больше нет. И остается только водрузить над ним могильную плиту.

Я двинулся вниз по склону холма к своей машине. Там, где за густой рощей невысоких сосен, наполняющих сухой калифорнийский воздух пронзительным северным ароматом, снова становится виден океан, я остановился, обернулся и крикнул:

— Знаете, в чем разница между трагедией и комедией? Трагедия напоминает нам об ограниченности жизни. А комедия убеждает, что никаких ограничений нет.

— Поставь «Секс Пистолз» note 51.

Я недовольно скривился и обернулся к ней, лежащей на постели голышом, плотоядно уставившись на меня. На ней не было ничего, кроме черной бейсбольной кепки с желтой надписью «Фритос» над козырьком. Она игриво натянула ее на глаза.

— Знаешь, Фанни, мое представление о хорошем сексе никак не вяжется с музыкой «Секс Пистолз».

— Конечно, твоя бы воля, ты бы трахался исключительно под «Отель „Калифорния“ note 52.

— Но ведь это пластинки Бронз Сидни.

— Которые ты, однако, сохранил. — Обвинительный тон.

— Ну почему мы должны ссориться из-за этого каждый раз, когда отправляемся в постель?

— Потому что нам обоим нравится заниматься этим под музыку, но у нас совершенно разные музыкальные вкусы.

— Это верно. — Я вытащил пластинку группы «Симпли Ред» note 53 и поставил ее. Но вскоре понял, что музыку почти полностью забивают ужасные шипение и треск. — Интересно, почему это у меня все пластинки с таким песком?

— Потому что ты не умеешь с ними обращаться. Сколько раз тебе говорила: купи проигрыватель для компакт-дисков.

Я вернулся к постели, сел на краешек и сжал руками правую ногу Фанни.

— Видишь ли, для меня компакт-диски и микроволновые печи чересчур современны. Слишком уж отдают концом двадцатого века. Я все еще предпочитаю старый добрый проигрыватель, где пластинки надеваются на шпенек.

— Как же так получается: ты, такой модерновый архитектор, а в простых вещах столь консервативен?

Я принялся массировать ей ступню.

— Я вовсе не консервативен. Просто я по-прежнему считаю, что суп нужно разогревать на плите, а не в какой-то там радиационной камере. Пластинки должны быть черными и поцарапанными. И чтобы всегда можно было зайти в магазин и попросить у продавца новую алмазную иглу. — Я выпустил ее ногу и взялся за другую. Фанни свободной ступней прошлась по моей спине.

— А скажи на милость, отчего это в последнее время ты стал таким несносным?

Массаж прекратился. Не оборачиваясь, я переспросил:

— А чего это я в последнее время был таким уж несносным?