Пожиратель душ - Пейвер Мишель - Страница 18

У Торака подогнулись ноги, и он чуть не упал.

Теперь белый медведь решил зайти с другой стороны и, приблизившись к саням, отшвырнул их со своего пути так легко, словно это был кусок бересты. Инуктилук нырнул в снег по одну сторону от саней, Ренн — по другую, но сани, рухнув на лед, настигли Ренн и ударили ее в плечо, сильно его придавив; она с криком упала и, не сумев сразу выбраться из-под саней, оказалась прямо перед носом у этого северного чудовища.

Торак, не раздумывая, бросился вперед, размахивая гарпуном и выкрикивая:

— Вот он я! Не ее — меня бери! Меня!

Инуктилук тоже что-то кричал, размахивая в воздухе гарпуном, и медведь почему-то мгновенно повернулся к нему. Торак тем временем успел столкнуть сани с плеча Ренн и быстро оттащил ее в сторону, подальше от разъяренного зверя. В ту же минуту один из псов все-таки оборвал постромки и стрелой полетел прямо к медведю. Огромная лапа одним махом отшвырнула пса прочь, и он, пролетев по воздуху, с тошнотворным хрустом ударился о лед. Торак и Ренн едва успели упасть ничком — медведь, перемахнув через них, ринулся прямиком к туше тюленя, легко ее подхватил и рысью пустился прочь по льду, неся тюленя в зубах, словно какую-то форель.

— Собаки! — крикнула Ренн. — Держите собак!

Щенок со страху спрятался под сани, но остальные псы так и рвались с постромков, которые в итоге все же ухитрились оборвать, а потом стаей ринулись за медведем в погоню, не обращая внимания на гневные вопли Инуктилука. Оказалось, что постромки обвились вокруг его ног, и теперь собаки тащили его по льду следом за собой. Торак с Ренн с ужасом смотрели на это, не зная, как их остановить. Нечего было и думать, что они смогут догнать таких сильных и быстроногих псов. Но тут Торак поднес руки к губам и залаял. Конечно, это был не совсем собачий язык; на языке волков эта короткая команда означала «Немедленно остановитесь!».

Она прозвучала громко и резко, точно удар кнута, и собаки тут же остановились как вкопанные, виновато поджав хвосты и спрятав их между задними лапами.

А белый медведь уже скрывался вдали между голубоватых холмов.

Торак и Ренн бросились к Инуктилуку, который сидел на льду, потирая разбитый лоб.

Впрочем, он быстро пришел в себя. Собрав в кулак обрывки постромков, он подтянул собак к себе, вытащил нож и рукоятью нанес каждой довольно болезненный удар — в наказание. Затем, отпустив скулящих псов и тяжело дыша, он кивком поблагодарил Торака.

— Это мы тебяблагодарить должны! — дрожащим голосом сказала Ренн. — Если бы ты этого медведя не отвлек…

Инуктилук покачал головой.

— Мы остались в живых только потому, что он нам это позволил. — Он повернулся к Тораку. Глаза его вновь смотрели недоверчиво. — Мои собаки… Ты, значит, можешьи с собаками говорить? Кто ты такой? Чтоты такое?

Торак вытер пот, выступивший над верхней губой.

— Надо поскорее уходить отсюда. Этот медведь еще может вернуться, — не отвечая Инуктилуку, сказал он.

Инуктилук еще некоторое время изучающе смотрел на него. Затем собрал оставшихся собак, взвалил на плечо мертвого пса и, прихрамывая, двинулся к саням.

Гарпун со звоном выпал у Торака из рук, а сам он в полном изнеможении согнулся пополам и уперся руками в колени.

Ренн сочувственно погладила его по плечу.

Он спросил, все ли у нее в порядке.

— Плечо немножко болит, — призналась она. — Но это ничего. Я ведь другой рукой тетиву натягиваю. А ты как?

— Ничего. Сейчас уже почти совсем хорошо. — И, едва успев произнести эти слова, Торак упал на колени, и его стало выворачивать наизнанку.

Золотистые отблески закатного солнца легли на темно-голубой лед. Собачья упряжка прямо-таки летела к стойбищу племени Песца.

Вскоре спустилась ночь. В небе засиял тонкий месяц. Но сколько Торак ни смотрел в темное небо, он так и не сумел увидеть там Самое Первое Дерево — те широкие, безмолвные языки зеленоватого огня, которые вспыхивают в небе зимой. Ему страшно хотелось их увидеть, он прямо-таки мечтал об этом. Ему казалось, что так проявится его связь с родным Лесом, которая сейчас была нужна ему как никогда прежде. Но зеленые огни так и не появились.

Миновав очередную цепь клыкастых ледяных торосов, они услышали вдали какие-то жуткие потрескивания и стоны. Казалось, это злые духи стучат своими молотами по тонкой шкуре земли, пытаясь вырваться на свободу. Наконец Торак заметил на горизонте проблеск оранжевого света. Усталые собаки, почуяв запах дома, еще прибавили скорости.

Когда они подъехали ближе, Торак увидел большое приземистое убежище, сделанное из снежных глыб. Еще три таких же дома, но чуть поменьше, стояли поодаль, соединенные друг с другом короткими туннелями. Все убежища имели форму улья и светились изнутри. Вокруг них было множество маленьких холмиков, которые вдруг ожили, превратились в собак и, стряхивая со шкуры снег, радостно залаяли.

Торак неловко выполз из саней. Ренн тоже еле двигалась и все время, постанывая, растирала ушибленное плечо. Оба совершенно отупели от усталости и плохо понимали, что ждет их впереди.

Инуктилук настойчиво потребовал, чтобы они стряхнули каждую снежинку со своей одежды и даже с бровей и ресниц, прежде чем позволили им на четвереньках вползти в низенький изогнутый туннель, чем-то похожий на заднюю лапу собаки. Это было сделано специально, чтобы во входное отверстие не задувал ветер. Так, на четвереньках, Торак и вполз в само убежище, вдыхая горький запах ворвани, горевшей в светильниках. При его появлении негромкое бормотание множества голосов вдруг разом прекратилось.

В дымном свете Торак успел заметить торчавшие вдоль стен китовые кости, с которых гроздьями свисали многочисленные башмаки и рукавицы, явно развешанные на просушку, и лишь потом разглядел сверкающее облачко человеческого дыхания и несколько круглых узкоглазых лиц, смазанных тюленьим жиром и блестевших в свете коптилки.

Инуктилук быстро рассказал сородичам, как ему удалось в метель отыскать этих «глупых детей», забредших на территорию их племени, и обо всем, что с ними случилось потом. Его рассказ, надо отметить, был честным и беспристрастным — он с благодарностью говорил о том, как Торак спас его, когда собаки уже тащили его по льду навстречу гибели. Однако голос Инуктилука дрогнул, стоило ему вспомнить, как «этот парнишка из племени Волка» разговаривал с собаками на их языке.

Люди Песца слушали терпеливо, не задавая вопросов и внимательно поглядывая на Торака и Ренн пытливыми карими глазами, очень похожими на ясные и блестящие глаза того зверька, что был покровителем их племени. Вождя у них, похоже, не было, и главными считались четверо старейшин, которые сгрудились поближе к светильнику на низеньком помосте, видимо предназначенном для спанья и застеленном оленьими шкурами.

— Это они! — пронзительно вскрикнула одна из старейшин — крошечная женщина с темным морщинистым лицом, похожим на съежившуюся от мороза ягоду шиповника. — Это они явились мне в том видении!

Торак услышал, как Ренн беззвучно охнула. Прижав оба кулака к сердцу в знак дружеского расположения, он поклонился старухе и сказал:

— Инуктилук говорил, что ты вроде бы видела, будто я собираюсь совершить некое злодеяние? Но я никакого злодеяния не совершал и совершать не собираюсь!

К его удивлению, по всему снежному дому прокатился негромкий смех, даже четверо старейшин заулыбались, показывая беззубые рты.

— А кому из нас известно заранее, — возразила старуха, — какое злодеяние мы можем или не можем совершить? — Улыбка исчезла с ее лица, лоб пересекли печальные морщины. — Я видела именно тебя. И ты собирался нарушить главный закон всех племен.

— Он никогда бы не нарушил этот закон! — воскликнула Ренн.

Старуха, похоже, ничуть не была раздражена этим неожиданным вмешательством; дождавшись, когда Ренн умолкнет, она снова повернулась к Тораку и спокойно сказала: