Пожиратель душ - Пейвер Мишель - Страница 17

Собаки выходили из себя, пытаясь добраться до зверя, но Инуктилук одним словом сумел их успокоить. Вытащив острие гарпуна из раны, он мгновенно заткнул рану тонкой косточкой — «затычкой», как он выразился, — чтобы не тратить зря драгоценную кровь. Затем он перевернул тюленя на спину мордой к лунке.

— Пусть твои души отправятся назад, к Матери-Морю, и пусть они возродятся снова, друг мой! — сказал он и, сняв рукавицу, погладил светлое, покрытое пятнышками брюхо тюленя. — Спасибо тебе! И пусть Мать-Море даст тебе новое красивое тело!

— Мы тоже так делаем у нас в Лесу, — сказала Ренн.

Инуктилук улыбнулся. Затем точным движением рассек тушу в нужном месте и, сунув руку внутрь, извлек дымящуюся темно-красную печень.

И тут же у него за спиной раздался истерический лай. Обернувшись, они увидели маленькую белую лису, которая сидела на льду. Туловище у нее было более коротким и толстым, чем у рыжих лесных лисиц; своими золотисто-коричневыми глазами она внимательно наблюдала за действиями Инуктилука.

Он усмехнулся:

— Это наш Хранитель. Хочет свою долю получить! — И он бросил песцу кусок печени. Тот ловко его поймал и тут же проглотил. Инуктилук отрезал по ломтю и Тораку с Ренн. Печень была плотной, сладкой на вкус и, казалось, сама проскакивала в глотку. Легкие тюленя Инуктилук швырнул собакам, и Торак обратил внимание, что псы лишь понюхали пищу; видимо, они были слишком возбуждены, чтобы есть.

— Нам еще повезло, — с полным ртом сказал Инуктилук. — Иногда приходится целый день у лунки ждать. — И он, лукаво приподняв бровь, спросил: — А интересно, у вас бы хватило терпения ждать целый день?

Торак молча кивнул. Потом помолчал немного и вдруг сказал:

— Знаешь, нам надо кое-что тебе объяснить. — Он снова помолчал, посмотрел на Ренн, и та утвердительно кивнула. — Видишь ли, мы идем на север, чтобы найти нашего большого друга. Так что, прошу тебя, отпусти нас. Пожалуйста!

Инуктилук вздохнул:

— Я знаю, что у вас в мыслях нет ничего дурного. Но и вы должны меня понять: я никак не могу вас отпустить.

— Но почему? — вырвалось у Ренн.

По ту сторону саней собаки принялись тоненько поскуливать, натягивая постромки.

Торак пошел посмотреть, что это их так тревожит.

— Что там? — спросила Ренн.

Он не ответил. Он пытался понять, о чем говорят собаки. По сравнению с волчьим языком язык собак был куда менее сложен, точно язык детенышей.

— Похоже, они что-то почуяли, — сказал он, — но ветер порывистый и все время меняет направление, так что они никак не могут толком определить, откуда доносится этот запах.

— Интересно, чтоже они почуяли? — пробормотала Ренн и потянулась за своим луком.

Инуктилук смотрел на нее с разинутым ртом:

— Неужели вы… неужели он их понимает?

Но ответить ему они не успели: вершина ледяного холма слева от него вдруг приподнялась… и превратилась в огромного белого медведя!

Глава двенадцатая

Медведь поднял голову на длинной шее и принюхался к запаху Торака.

Затем с невероятной легкостью одним рывком поднялся на задние лапы. Этот зверь был поистине огромного роста; даже если бы один высокий мужчина взобрался на плечи другому такому же, и то вряд ли вдвоем они сумели бы сравняться высотой с этим великаном. Каждая лапа у него была в два раза шире головы Торака. Одним ударом он легко мог сломать человеку хребет, точно ветку ивы.

Покачивая башкой из стороны в сторону, хищник прищурил свои черные глазки и снова потянул носом воздух. Он отлично видел и Торака, в одиночестве стоявшего на льду, и Ренн с Инуктилуком, осторожно продвигавшихся к саням. Он чуял тюленью кровь на снегу, видел наполовину выпотрошенную тушу тюленя. Он слышал, как воют собаки, натягивая постромки в глупом и бессмысленном стремлении схватиться с ним, Великим Скитальцем. Все это он воспринимал с неторопливым спокойствием существа, никогда не знавшего страха. Казалось, в его лапах сосредоточилось все могущество этой северной зимы, а в когтях — дикая сила здешних ветров. Он чувствовал себя совершенно неуязвимым.

Кровь грохотала у Торака в ушах. Сани были от него всего в десяти шагах. Но с тем же успехом до них могла быть и сотня шагов.

В полной тишине белый медведь упал на четвереньки и встряхнулся — по его тяжелой, чуть желтоватой шкуре словно зыбь пробежала.

— Только не беги, — очень тихо сказал Тораку Инуктилук. — Иди спокойно. В сторону саней. Двигайся бочком. Не показывай ему спину.

Краем глаза Торак заметил, как Ренн вложила в лук стрелу, а Инуктилук в обеих руках сжал по гарпуну.

«Не беги…»

Но у него прямо-таки ноги сводило, так хотелось побежать! Он снова почувствовал себя на той поляне в Лесу, снова убегал от разрушенного медвежьей лапой шалаша, где лежал его умирающий отец, и от того медведя, одержимого злым духом. «Торак! — кричал отец, собрав последние силы. — Беги!»

Собрав всю свою волю в кулак, Торак на дрожащих ногах сделал осторожный шажок в сторону саней.

Белый медведь, опустив голову, внимательно посмотрел на него. Затем — ленивой косолапой походкой — приблизился к Тораку и воздвигся между ним и санями.

Торак покачнулся.

Медведь ступал по льду совершенно бесшумно. Не было слышно даже легкого стука когтей. Даже тяжелого дыхания зверя.

Почти не сознавая, что делает, Торак вынул руку из рукавицы и потянулся за ножом. Но тот не желал свободно выходить из ножен. Торак потянул сильнее. Ничего не получалось. Надо было ему послушаться совета Инуктилука и держать нож на груди, под паркой. А теперь кожаные ножны промерзли насквозь.

— Торак! — негромко окликнул его Инуктилук. — Лови!

Гарпун мелькнул в воздухе, и Торак поймал его одной рукой. Тонкое костяное лезвие показалось ему невероятно хрупким.

— А прок-то от него будет? — буркнул Торак.

— Какой-то будет. Зато ты хотя бы умрешь как мужчина.

Белый медведь хрипло выдохнул «хршш», и Торак успел заметить, как сверкнули его желтоватые клыки. Теперь, охваченный ужасом, он понимал, что этот гарпун — ошибка, что таким гарпуном медведя даже смутить невозможно, а вот спровоцировать его нападение можно запросто.

Краем глаза Торак уловил какое-то слабое движение. Это Ренн сдвинула с глаз защитные щитки и прицелилась.

— Не надо, — прошипел он. — Только хуже будет.

Поняв, что Торак прав, Ренн опустила лук. Но стрелу не вынула.

Собаки с бешеным лаем рвались с постромков. Медведь, вывернув длинную шею, глянул в их сторону, и глубокий, дрожащий рык его, точно раскат грома, сотряс окрестные льды.

Потом огромный зверь посмотрел Тораку прямо в глаза — и мир для мальчика попросту перестал существовать. Он даже лая собак больше не слышал, не видел ни Ренн, ни Инуктилука, он даже просто моргнуть не мог. Он видел только страшные медвежьи глаза — чернее базальта, горящие неукротимой ненавистью. И, глядя в эти глаза, понимал — да, понимал! — что для белого медведя все прочие существа — всего лишь добыча.

Рука Торака, сжимавшая древко гарпуна, стала скользкой от пота. Ноги под ним подкашивались.

Медведь смачно чавкнул, двигая огромными челюстями, и ударил по льду когтистой лапой. Тораку показалось, что от этого удара содрогнулось все вокруг, точно при землетрясении. Но сам он, как ни странно, на ногах устоял.

«Лесной медведь, — думал он, — рычит, только если хочет напугать. Когда лесной медведь охотится по-настоящему, он подкрадывается к добыче совершенно бесшумно. Может быть, то же самое справедливо и для белого медведя, живущего во льдах?»

Нет, он ошибся.

Белый медведь прыгнул и попытался его схватить.

Прямо над собой Торак увидел огромную, покрытую шрамами черную медвежью пасть и в ней длинный фиолетово-серый язык, а на щеке ощутил обжигающе горячее дыхание зверя…

С пугающей ловкостью медведь чуть отклонился в сторону, поднялся на дыбы и с размаху ударил по льду обеими передними лапами.