Игры короля Филиппа (СИ) - "Elair" - Страница 43

   Ферье вошел в его спальню тихо и, опершись плечом о косяк, излишне внимательно уставился на Адри. Правая рука графа деловито зацепилась большим пальцем за золотой пояс, пальцы левой - задумчиво барабанили подушечками по медово-рыжему дереву откоса.

   - Хотя бы сегодня избавьте меня от ваших колких комментариев. Пожалуйста, - устало попросил Адри, отводя взгляд и чувствуя всем естеством жгучую жалость, исходящую от Ферье.

   Граф некоторое время молчал, потом тихо хмыкнул. Подумав, что тот опять насмехается, Адри бросил на него сердитый взгляд и впервые в жизни увидел доброе, все понимающее лицо графа Сэйлина Ферье.

   - Идемте - прогуляемся. В парк, - мягко сказал он. - Я покажу вам одно удивительно необычное местечко. Там очень красиво...

   Позже они вдвоем на глазах у двух десятков слуг вышли с парадного входа и, ступая по дорожкам мелко-колотого рыжего гравия, затерялись среди бесчисленных аллей и розариев, безупречно ухоженных и красочных в свете золотого дня. Шли в молчании, плечо к плечу, очень редко встречаясь осторожными взглядами. Еще час назад Адри столько хотел сказать Ферье о том, что жалеет о ночи с Филиппом, что ему к своему стыду было хорошо с королем, но вот сердце его по-прежнему принадлежит Сэйлину! Но имел ли он право на это теперь? Он хотел сказать и не находил правильных слов.

   Ферье тоже молчал. Адри не знал, о чем он думает. Он казался таким же спокойным и непреступным, как всегда, таким же элегантным и прекрасным, словно от немилости монарха в его жизни не переменилось ничего. А может быть, его это не волновало?

   Винсент заметил, что они ушли далеко от дворца и забрели в заброшенную часть парка. Ферье вел его через высокую траву к густому ельнику, куда почти не проникало солнце. Среди птичьего гомона и шелеста лесных крон откуда-то издали сюда доносилось журчание ручья.

   - Вам нравится подобное дикое запустение природы? - попытался пошутить Винсент, заранее готовясь к новой колкости, но ее не последовало.

   - Да, - просто ответил Ферье. Он не оглянулся и так же шел, немного опережая Адри, с беспечной и счастливой улыбкой всматриваясь вперед. Его ладонь легла на верхушки травы, заскользила по ним, едва касаясь пальцами, не вредя и не сминая хрупкие стебли. - Здесь деревья и трава растут так, как хотят, как могут и как умеют, и им никто не указ. Их жизни принадлежат только им и Вите, но она милосердна - она никогда не прикажет им расти в строгом кругу или оставлять на земле тропинки для случайных путников. Это свобода. Даже когда деревья умирают, Вита позволяет им погибнуть свободными.

   Адри вспомнил, кто он теперь и прикусил губу. Из груди у него невольно вырвался тяжелый вздох.

   - Вы чем-то расстроены, барон? - лениво поинтересовался граф, останавливаясь перед можжевеловыми зарослями. Кусты здесь росли так густо и были так высоки, что казались сплошной стеной.

   Адри подумал, что они сумасшедшие, если полезут туда.

   Ферье не стал ждать, пока Винсент соберется с мыслями и ответит на его риторический вопрос.

   - Полезайте за мной, - сказал он, уходя немного влево, а потом, склонившись вдвое, юркнул в узкую лазейку в кустах. Поняв, что Винсент немного замешкался, Сэйлин крикнул: - Давайте же! Или вы теперь записались в чистюли и боитесь ручки испачкать?! Лезьте, Адри! Где вы там?

   Выставив перед собой руки, Винсент решительно полез следом за графом. По пути он сломал несколько веток, нацеплял на одежду пауков и один раз едва не наткнулся щекой на сухой еловый сук, что предательски торчал в этой мерзкой беспорядочной древесной паутине. Когда он вылез на свет, то увидел, как Ферье привычным похлопыванием ладони, отряхивает камзол от мягкой можжевеловой хвои и все тех же пауков.

   Адри справился с этой задачей быстрее графа, и пока тот, ворча на испуганных насекомых и того бедолагу, которому нужно было оторвать руки за то, что их сотворил, продолжал отряхиваться, Винсент скоро огляделся.

   Они оказались у края бурного ручья шириной примерно в двадцать локтей, чьи берега сплошь поросли елями и можжевельником. И только одно место было не затронуто этим буйством - огромный плоский гранитный камень шириной примерно в пятнадцать футов, на котором они сейчас стояли, почти круглый и ровный, точно какой-то мастер специально его отесал. Мастером этим была вода, и видимо, когда весной ручей разливался, она шлифовала гранит. В то время как ельник стоял в вечных сумерках, сюда проникало теплое ласковое солнце. Адри наклонился и коснулся рукой гранита - тот был теплым, почти горячим.

   - Это очень здорово, правда? - услышал он.

   Винсент взглянул на Ферье, тот улыбался ему совсем не зло, даже по-дружески как-то, и Адри в ответ тоже улыбнулся. От этого все его напряжение спало, и почти забылись последние огорчения.

   - В солнечную погоду, - продолжал хвастаться Сэйлин, - здесь почти невозможно замерзнуть, даже поздней осенью. Ветер не задувает сюда. Зато в пасмурную - тут очень прохладно, да и весной приходится выгребать всякий мусор и коряги, что нанесло течением.

   Представив, как Ферье собственноручно таскает ветки и пучки сгнившей травы, Адри удивленно приподнял брови.

   - Что? - развел руками граф. - Думаете, я ничего делать не умею, кроме как досаждать вам? Мне приятно, барон, что снова удалось удивить вас настолько, что вы дар речи потеряли.

   - Вовсе нет, - присаживаясь на камень, Адри вдруг вспомнил, как Сэйлин насиловал его, точнее пытался сделать все, чтобы это выглядело именно так. Винсенту показалось странным, что, начиная с сегодняшнего утра, прошлое казалось уже не таким страшным. Адри гораздо сильнее пугало будущее. И еще неизвестно, кто сделал ему больнее: Ферье, который мучил его, или Филипп, который лишил его свободы. - Иногда мне кажется, граф, что вся ваша флегматичность, напыщенность и холодность - только маска, которую вы умело носите...

   - Вы верите, что в каждом человеке есть добро. - Сэйлин фыркнул, точно был непреклонно убежден в обратном. - Смешно. С такими нелепыми идеологиями вы недолго протянете. Я вообще удивлен, что вы пошли со мной сюда - в эту глушь. Неужели вы совсем не боялись, что я могу всадить вам нож в спину?

   Адри помолчал с минуту, раздумывая над тем, что и не мыслил о подобном, потом тихо спросил:

   - Какой вы настоящий, Ферье?

   Граф безразлично пожал плечами, подошел к Винсенту и присел рядом.

   - Я не помню. Наверное, так случается с теми, кто долго не имеет собственных желаний. Моя жизнь подчинена дворцовому этикету и расписана до последнего дня. А сюда я иногда сбегаю, чтобы отдохнуть от всего этого. А еще я хочу, чтобы вы никогда никому не выдавали моего тайного убежища.

   - Я не выдам.

   Они стали смотреть на воду - в ее янтарно-карюю глубину и искры серебряных бурунов, пробегающих над застрявшими на дне ветками, молчали долго, наслаждаясь журчанием ручья и птичьими пересвистами, и думали каждый о своем. На противоположном берегу с елки на елку перепрыгнула рыжая молоденькая белка.

   Ферье вздохнул.

   - Не полагайте, барон, что я жалуюсь. Моя жизнь сложилась много лучше, чем у любого портового моряка или уставшего от службы солдата. Многие мне откровенно завидуют.

   - Только не я, - Адри стряхнул со своей черной пыльной туфли зеленого паучка, который упорно уже в третий раз пытался забраться повыше. Ферье следил за этим противоборством со снисходительной ухмылкой. - Я вам сочувствую, граф. Наверное, вы будете смеяться, но вчера я узнал, каково быть на вашем месте. Правильно говорят, что если хочешь понять человека, влезь в его шкуру. Те, кто завидует вам, не знают, как сильна воля короля - она способна сломить кого угодно. Таким не противятся и не перечат - таким подчиняются, и это плохо потому, что именно подчинение убивает в человеке личность. - Адри покачал головой: - Никакая золотая клеть с россыпью бриллиантов не станет утешением тому, кто теряет себя. Я с трудом представляю, каково вам было все эти годы, тем более что Филипп с вами, как вы говорите, обычно груб. Он и ласковый-то способен изменить кого угодно.