Штрафбат везде штрафбат. Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта - Эрлих Генрих Владимирович - Страница 32

А еще Юрген заприметил очень удобную ямку, достаточно глубокую, судя по количеству набросанной по краям земли, несвежую, потому что земля травой поросла, и вытянутую, как будто два снаряда рядом попали. Ну а в том, что два снаряда вырыли, три солдата легко схоронятся. Туда и поползем.

Следующий час Юрген изучал каждую кочку по дороге к воронке, он эти двести метров раз десять мысленно туда–сюда прополз, не меньше. Умаялся с непривычки — жуть! Хорошо, что ужин скоро. Зашел в блиндаж, крикнул: «Подъем!» Красавчик с Кинцелем вскочили как заведенные, встряхнулись, схватили котелки, бодро отправились вслед за ним к кухне.

Двинулись они около полуночи. Гиллебранд сказал, что прошлой ночью Вернер начал вещать около двух, подгадывая под смену караулов, чтобы больше народу охмурить. А еще Гиллебранд приказал, чтобы половина роты не ложилась спать и была наготове, вдруг что не так пойдет и возвращающихся придется поддержать огнем. Парни пожали им руки напоследок, пожелали удачи, сдержанно, по–мужски. На Юргена это произвело неожиданно сильное впечатление. Приятно, когда в тебя верят, приятно, когда тебя ждут.

Они гуськом добрались до гнезда наблюдателя, прислушались. Тихо. «За мной», — сказал Юрген и первым перевалил через бруствер. Поползли к воронке. Ночью да на брюхе у Юргена не так хорошо получалось, как давеча днем в мыслях. Все кочки были на месте, но к ним добавились и выбоины, кротовые норы или что–то еще — не разобрать, темень. Противники как сговорились, ни одной ракеты. Иваны не хотят динамик светить, немцы — охотников. В темноте и дальние ориентиры, которые наметил Юрген, не так, как днем, выглядели, а то и вовсе сливались с фоном. Но недаром он все же с биноклем целый день просидел, не промахнулся мимо воронки. Они сползли в нее, полежали немного, унимая сильно бьющиеся сердца. Потом Юрген с Красавчиком дальше поползли. До проволоки было метров тридцать, они на них потратили пятнадцать минут. Ощупают все перед собой руками, сдвинутся на полметра, опять ощупывать принимаются, и так до тех пор, пока рука Юргена не коснулась проволоки. Сделали, как заранее договорились: Юрген достал кусачки, Красавчик взял проволоку двумя руками, Юрген проволоку перекусил, Красавчик осторожно положил концы на землю. Вот и все, можно было назад в воронку двигать, теперь оставалось — ждать.

Чем дольше сидели, тем больше тишина звуками наполнялась. Обострялся слух, то, что раньше мимо уха пролетало, теперь по мозгам било. Вот раздалось несколько щелчков, донеслось тихое гудение, и вдруг загремело:

— Немецкие солдаты! Товарищи!

Юрген коснулся рукой плеча Красавчика, потом — Кинцеля, поправил винтовку за спиной, вылез из воронки, пополз проторенной дорожкой к разрезу проволоки. Потом еще пятьдесят по целине прямо, а потом чуть влево. Где–то поблизости был первый секрет, туда Юрген Кинцеля отрядил, а сам с Красавчиком дальше пополз, размеренно считая про себя: раз, два, три…

«Ну же, приятель, подбавь жару!» — чуть ли не взмолился он Вернеру. Тот, как показалось, подбавил, но на самом деле это они практически вплотную к нему приблизились. Юрген пропустил Красавчика вперед, тот уполз в направлении второго секрета, а Юрген свернул к кустам, где засел Вернер. «Сто девяносто восемь, сто девяносто девять, двести. Пора!» Оттуда, куда уполз Красавчик, донесся короткий хрип, а может быть, только показалось, потому что Юрген ожидал чего–то подобного. А вот шум борьбы за спиной точно не показался. «Ну, Кинцель!» — досадливо подумал Юрген. Шум стих. «Справился», — решил Юрген.

Теперь была его очередь. Он подобрался к окопу со стороны русских позиций, где был сделан наклонный лаз. Окоп был сверху затянут брезентом и напоминал нору. Внутри стоял столик, на нем — радиоаппаратура с горящими зелеными лампочками, микрофон размером с кулак на массивной подставке, исписанный лист бумаги, фонарь с почти плоским абажуром и ручкой сверху, у него еще какое–то смешное название, ах, да, «летучая мышь», выбросила память. Перед столом на раскладном стульчике сидел человек в русской военной форме. Освещенное снизу лицо с глубокими тенями походило на незнакомую маску. Человек говорил голосом Вернера:

— Русские гарантируют вам жизнь!

«Ни хрена они не гарантируют. По крайней мере, не тебе», — подумал Юрген, выхватил нож из–за голенища сапога и ногами вперед влетел в окоп.

— Во–во–во, — залепетал, заикаясь, человек и испуганно откинулся к стенке окопа. Игра света и тени родила новую маску.

Юрген схватил его левой рукой за ворот расстегнутой гимнастерки, резко рванул, возвращая в прежнее положение, обхватил сзади правой рукой, приложив лезвие ножа к горлу, наклонился к самому уху и прошептал:

— Скажи: слава пятьсот семидесятому батальону. С чувством скажи, как ты умеешь.

— Слава пятьсот семидесятому батальону, — сказал человек дрожащим от страха голосом в стоящий перед ним микрофон.

— Молодец, — все так же шепотом сказал Юрген и полоснул ножом по горлу.

Тело упало вперед, голова с глухим стуком ударила по столу, кровь залила лист бумаги, скрыв или смыв лживые письмена. Но Юрген уже не видел этого. Он вылетел из окопа, зацепившись винтовкой за брезент, чертыхнулся, потянулся правой рукой сдернуть винтовку, обнаружил, что рука по–прежнему сжимает нож Нож — вещь необходимая, нож — назад за голенище, винтовку — в руки, и — вперед. Пригнувшись, Юрген стремглав побежал вкруг кустов. Вдруг кто–то бросился ему под ноги, он споткнулся и кубарем покатился по земле. «Как тихо, — успел подумать он, — соловей поет. Откуда здесь соловей?»

— У–у–у, класс! Жмем на газ! — раздался возбужденный голос Красавчика.

Юрген вскочил на ноги. Рядом, потирая ушибленный бок, стоял Красавчик, где–то неподалеку заливался свистом Кинцель. Они заранее договорились, что он свистом даст знать, что у него все в порядке, а он и рад стараться. Они бросились на свист. Кинцель уже был наготове, стоя в позе легкоатлета, ожидающего передачи эстафетной палочки. Они пронеслись мимо. Счетчик в голове Юргена отсчитал пятнадцать шагов. Он резко повернул, вправо и побежал в сторону немецких позиций, споткнулся, пролетел метра три по воздуху и плюхнулся на дно воронки. Что–то тяжелое обрушилось на ноги. И тут же в лицо ударили комочки земли и что–то большое и твердое уперлось в грудь. «Раз, два», — отсчитал Юрген. С большим удовлетворением отсчитал. Хорошо, когда все идет по плану.

В небе зажглась ракета, осветила все мертвенным светом. Юрген, впрочем, видел только задницу Кинцеля, она закрывала весь обзор. «Ну и задница», — подумал Юрген.

— Подвинься, — сказал он Кинцелю, — дышать нечем. Ноги отдай, — это уже Красавчику.

Они немного повозились, улеглись плечом к плечу на дно воронки, уставив глаза в небо, где зажглась вторая ракета. Со стороны русских окопов доносилась беспорядочная стрельба. «И чего стреляют? — подумал Юрген. — Не видят разве, что в поле никого нет?» Немцы дружно отвечали. «Молодцы, ребята, — подбодрил их мысленно Юрген, — только не забывайте, что нам надо назад возвращаться. В ракету цельте, в ракету, берите пример с Зальма».

— Быстро ты управился, — вторгся в мысли голос Красавчика.

— Мне показалось — медленно, — ответил Юрген.

— Это время медленно тянулось, — встрял Кинцель.

— Да нет, быстро. Если бы не твоя шутка, мы бы с тобой на бегу столкнулись. А так пришлось залечь, подождать. Стоило того. Классно ты выступил!

— Мне тоже показалось, что я вас целую вечность ждал, — продолжал о своем Кинцель.

— Это ты возился целую вечность, — сказал Юрген, — шум такой поднял.

— Это я шум поднял?! — с некоторой обидой сказал Кинцель. — Да я потому и возился долго, что не хотел шума поднимать. Такой медведь попался! Только то и помогло, что я на него сверху навалился, а окоп тесный, ему было не развернуться. Дожал.

— А мой смирный был, — сказал Красавчик.

— Мой тоже, — ответил Юрген.

Ракета давно погасла, и стрельба с русской стороны вроде как поутихла. Что–то прошуршало слева от Юргена. Это Кинцель повернул голову, посмотрел вопросительно на командира.