Подобно тысяче громов - Кузнецов Сергей Юрьевич - Страница 30

Коридором Антон прошел в гостиную с круглым столом, куда выходили двери семи спален. Женина была первой справа, Антон вошел и заглянул под стол. Пусто.

И в этот момент гулко хлопнула входная дверь. Антон побежал назад, распахнул ее – и успел разметить, как захлопнулись ворота.

«Похоже, глючит» – подумал Антон.

Но это была не галлюцинация: окно первого этажа разбито, на полу свежие следы. Вспомнив про видеокамеры, Антон бросился в чулан, переоборудованный под пункт управления – но выяснил, что камеры только показывают, но ничего не записывают.

На воров непохоже: вся электроника стояла нетронутой, шкафы не взломаны. Пропала только злосчастная бумажка, на которую Антон так рассчитывал. Значит, кто-то – логично предположить, что убийца – проник в дом, уничтожил улику и, завидев Антона, убежал. Антон вспомнил запаркованную неподалеку иномарку и пожалел, что не запомнил номер или хотя бы модель.

Но все было не зря: Антон возвращался, сжимая в кулаке находку, о которой не мог и мечтать. Эту вещицу он нашел на полу Жениной комнаты, когда решил на всякий случай проверить, не занесло ли бумажку сквозняком под кровать. Она сверкнула сразу, как только он нагнулся.

Золотое кольцо. Наверняка сделано на заказ и могло принадлежать только Жене: крупный бриллиант в золотой оправе изображал цветок. Четыре лепестка оборваны. Оставалось только три. Итого – семь.

Лепесток четвертый

Десять лет назад мы учились в одной школе, думает Рома. Я даже представить себе не мог, что у меня будет машина. Я даже представить себе не мог, что буду заниматься бизнесом вместе с Поручиком и Сидором. Что вообще буду заниматься бизнесом.

Красный «ниссан» останавливается у дверей ресторана. Вьются белые ленты, вместо пупса – матрешка с Арбата: Горбачев с родимым пятном на полголовы. Сидор, в сшитом на заказ костюме, выходит из машины.

– Горько! – орет Поручик и бросает горсть гривенников под ноги жениху. Распахнув заднюю дверь, Сидор берет на руки невесту в белой фате.

Машка смеется, в воздухе мелькают длинные ноги, кажется, я вижу подвязку чулка. Поручик говорит, девушку в чулках трахать особенно сладко. Интересно, носит ли чулки его Наталья? Думаю, я никогда об этом не узнаю.

Сегодня на Наталье пышное платье, с широким подолом, с бантами по краям. Будь оно белым, можно было бы принять ее за невесту. Она ревниво смотрит на Машку и шепчет Поручику:

– Обрати внимание, голубчик, на ее платье. Я спрошу у нее телефон портнихи.

– Сидор Машку за платьем в Париж возил, – говорит Альперович, и Поручик шутливо грозит ему пальцем: еще какие идеи есть?

Десять лет назад мы учились в школе. Десять лет назад казалось: богатство – это магнитофон «Грюндиг», пластинка «Бони М», джинсы «ливайс». Я даже представить себе не мог: купить свадебное платье в Париже. Даже представить не мог такие деньги. Думаю, потому, что таких денег просто не было.

Мы торгуем компьютерами, возим из Японии машины. Так получаются деньги, которых не может быть. Деньги, на которые можно купить все.

Леня Онтипенко говорит с Поручиком, рассказывает:

– У меня тут двое знакомых провернули одно дельце, срубили немеряно баксов и купили себе «мерседес». На все. А на оформление – ну там, растаможка, ГАИ, все такое – денег не осталось. Так «мерседес» у них и гниет теперь.

– Идеальная история, – смеется Поручик.

– А телефончик этих ребят дашь? – говорит Альперович, – Я бы перекупил.

Денег должно быть много. Их должно хватить на все: на «мерседес», на растаможку, на ГАИ, на гараж и на сигнализацию. То же самое с женщинами: нетрудно купить одну ночь – но потом должно хватить на платье из Парижа, чулки, белье, золото, бриллианты, ресторан и свадебный оркестр.

Впрочем, Лера никогда не носит чулок. Я даже не знаю, почему.

Мы входим в зал: для свадьбы Сидор снял весь ресторан. Столы вдоль стен, сервелат, красная рыба, тарталетки с сыром, бутерброды с икрой. Цветы, оркестр, приглашенный тамада.

Столы – как прилавки на рынке. Все, что можно купить за деньги. Осетрина, водка, шампанское, цветы. Бывшая Мисс Екатеринбург.

Я слышу, как Альперович говорит Жене:

– Знаешь, я иногда думаю, что все это – морок. Все эти деньги, машины, ресторан за десять тысяч рублей. Что я проснусь в один прекрасный день – и на дворе тот же серый совок, что и раньше.

– Думаешь, консерваторы победят? – спрашивает Женя. – Думаешь, Горбачев не выстоит?

– Какой на хрен Горбачев, – говорит Альперович. – Я думаю, все кончится само. Знаешь, как молодость проходит.

– Но деньги-то – останутся, – отвечает Женя.

Деньги останутся, думаю я. Денег должно быть много. Чтобы красную икру можно было есть каждый день. Потому что иначе появится какой-нибудь Альперович и скажет Я бы перекупил. Скажет про машину, про квартиру, про женщину. И ты опять остаешься один.

– Деньги, – говорит Альперович, – это только воплощение азарта. Я два года назад встретил Сидора около «Лермонтовской». Он шел и помахивал таким полиэтиленовым пакетом «Мальборо». А в пакете были свалены пачки денег, тогда еще рублей. Я посмотрел и понял: только это – настоящее.

– Передай мне бутерброд с икрой, – говорит Женя. – Я люблю икру.

Десять лет назад мы учились в школе. Мой брат уже сидел, а я продвигался по комсомольской линии. Я даже представить себе не мог, что икру можно есть каждый день. Мне трудно было представить, что каждый день можно есть досыта.

Десять лет назад мы учились в одной школе, думает Женя. Лерка была красавицей, а я – дурнушкой. Трудно было представить, что она так растолстеет, махнет на себя рукой. Зато теперь можно приезжать к ней раз в месяц с бутылкой портвейна, с тортом, с чем-нибудь вкусненьким, купленным в магазине после часовой очереди. Приехать – и рассказывать о своих мужчинах, о поездках в Серебряный бор и в Сочи, о страстных ночах, дорогих подарках.

Невозможно представить, что Лерка уезжает. В Лондон, на три года. Что она там забыла? В Лондон надо было ехать мне, я бы вышла там замуж за англичанина, они с ума от русских девушек сходят, жила бы в фамильном замке, Лерку бы звала в гости.

Ресторанный тамада начинает стихотворную речь:

Мы собрались сегодня здесь, друзья,

чтобы поздравить Володю и Машу,

Чтобы восславить пару вашу,

Позвольте, подниму свой тост и я!

Сразу видно, стандартный стишок, написанный для Павлика и Даши или Пети и Наташи – имена молодоженов выбиваются из размера.

– Сказал бы лучше «Вовочку и Машу», – говорит Леня Онтипенко, накладывая себе ветчины.

– За Вовочку Сидор еще в школе норовил в табло, – возражает Рома. – Помню, мы как-то были с ним на школе комсомольского актива, так он…

Но в этот момент Поручик вырывает у тамады микрофон и кричит:

– Выпьем за то, чтобы столы ломились от изобилия, а кровати – от любви! ГОРЬКО!

Я пью водку. Ледяные пятьдесят грамм превращаются в уютное тепло, в довольную улыбку, в желание танцевать. Десять лет назад мы учились в школе: я тогда совсем не пила. Не пила и не трахалась. Что я понимала в жизниТеперь я знаю: секса должно быть много. Так, чтобы, ловя на себе взгляды мужчин, чувствовать себя желанной. Как говорится – каждой клеточкой тела.

Сидор целуется со своей Машкой. Машка – бывшая Мисс Екатеринбург, но по-моему, грудь у меня больше, а лицо – выразительней. Я смотрю на них и думаю: я ведь тоже трахалась с Володькой, когда он только вернулся из армии… Я ведь тоже могла бы выходить сейчас в парижском платье из роскошной иномарки. А я пятый год сижу редактором в издательстве, езжу в отпуск на Черное море, а по выходным в Серебряный бор.

Десять лет назад мы учились в школе. Я даже представить себе не могла, что Сидор повезет свою жену в Париж. Что он женится на королеве красоты. Пусть даже – из Екатеринбурга.

– Хочу снять офис, – говорит Рома. – На Красной Пресне, в Хаммеровском Центре, с видом на Меркурия. Чтобы фирмачи на переговорах сразу в ступор впадали.