Грани Обсидиана - Колесова Наталья Валенидовна - Страница 35

Нечаянно? Если вспомнить чувства, с которыми я вязала рукавицы Волку… случайнымэтот наговор не назовешь. Но ведь тогда я совсем не знала Бэрина!

Для начала надо забрать рукавицы. Чтобы никому не врать и не объясняться – выкрасть.

…Если он надевает их ночью, наверняка держит где-нибудь рядом… Я откинула подушки: да, вот! Всего одна? Я переворошила постель, заглянула под кровать, вытряхнула вещи из сундука, подгоняемая нетерпением, граничащим с паникой. Бэрин почему-то забрал вторую с собой? Надо отделаться хотя бы от этой… Самое простое – сжечь. Сейчас кину в огонь и быстренько приведу все в порядок, он и не заметит…

Я так торопилась, что даже не услышала, как открылась дверь: очнулась, лишь когда за моей спиной раздался низкий насмешливый голос:

– Ты вот этоищешь?

Я ахнула, роняя все из рук. Бэрин с грохотом закрыл дверь и двинулся ко мне – мягко, медленно, бесшумно, – помахивая зажатой в руке рукавицей.

– Заметаешь следы? Вернее, сжигаешь?

Я тупо глянула на огонь – уроненная рукавица уже начала тлеть и дымиться, запахло паленой шерстью… Но если… а вдруг… да что же я делаю?! Вскрикнув, я выхватила рукавицу из камина и начала яростно хлопать по ней ладонью, сбивая огонь. Обожглась, зато рукавица обуглилась лишь на самом кончике.

– Что это ты вдруг передумала?

Я пробормотала:

– Я же не знаю, а вдруг бы ты… вдруг бы у тебя рука тоже загорелась!

С изменившимся лицом Бэрин взглянул на свои руки, покрутил перед глазами – затаив дыхание, я разглядывала их тоже: нет, кажется, пламя на нем никак не сказалось! Бэрин уперся рукой о камин, наклонился надо мной. Глаза его – всегда такие веселые и теплые – сейчас превратились в лед. Если бывает такой темный, почти черный… страшный лед. Он спросил – через невыносимо долгую паузу:

– Почему, Лисса? Почему? Что я тебе сделал?!

Он спросил и чуть не поморщился от почти детской обиды, прозвучавшей в голосе. Да, кроме недоумения и гнева, он чувствовал настоящую обиду. Девица сидела, сжавшись, и смотрела на него снизу огромными перепуганными глазами. Ну нет, на этот раз разжалобить его не удастся! Наклонившись, Бэрин рывком поднял ее на ноги, встряхнул: уж на это силы в руках еще хватает!

– Ну, говори!

У девчонки клацнули зубы. Она выдавила:

– Это было до… я не хотела… я тогда тебя еще не знала… Бэрин, мне так жаль! Я… мы должны узнать, как снять наговор!

– Порчу, – поправил он, – порчу. Ты сделала ее на смерть?

– Н-нет… кажется, нет.

–  Кажется?!

– Я не знаю! – крикнула она. – Я правда не знаю! Когда я вязала, я ненавидела вас… тебя… я хотела, чтобы ты мучился… как мучаемся мы…

– Мы? Кто – мы?

Девчонка молчала, закусив губу, и Бэрин еще раз встряхнул ее – от всей души – Лисса тихо заскулила. Он сдерживается, видит Отец-Волк, он еще держит себя в руках! Он ведь может убить ее сейчас одним ударом.

– Зачем ты пришла к нам? Ты что, хотела нас всех уничтожить так вот – медленно, как меня… или что?

– Нет, нет, нет…

Мысли его метались: да ведь это он сам привел ее в замок… она работает на кухне, могла бы отравить всех разом, лишь подсыпав яду в котел… или у нее были другие планы? И вдруг он оцепенел: мысль, пришедшая ему в голову, была настолько страшной, что у него даже пальцы разжались.

– Инта… твои перчатки… у Инты тоже?!.

– Нет!

– Поэтому ей сегодня стало плохо? Поэтому, да?! Ты…

– Нет… послушай меня, Бэрин, это не из-за того, что… я не делала этого!

Он отшвырнул ее. Девчонка пролетела через комнату, ударившись спиной о сундук. Бэрин шагнул следом, увидел в тумане своего бешенства, как, зажмурившись от боли, она сползает на раскиданные по полу вещи. Сказал, еле шевеля губами:

– Сейчас пойду к ней. Если выяснится, что из-за тебя…

Продолжать не требовалось: и он и она всё понимали.

Я услышала, как стукнула дверь. Как загремел засов с той стороны.

Осторожно, поскуливая от боли в спине, села: казалось, от удара у меня сломался позвоночник. Но я могла двигаться, могла подняться, хоть и медленно, цепляясь за сундук.

Он вернется убивать.

Даже если выяснится, что Инте лучше, он все равно обвинит меня в ее болезни. Он мне не поверит. Да и кто бы поверил?

Я сделала пару шагов: могу двигаться. Значит, могу и бежать. Немедленно. Пока он еще не вернулся. И не рассказал остальным…

Окно; взгляд вниз… нет, я не птица… хотя как это легко и просто: миг полета, а потом я умру так быстро, что, наверное, и боли не почувствую… Так заманчиво… Если б не Рыжик – что станет с ним, если я не вернусь? Близкие удерживают нас не только подле себя, но и в самой жизни – тоже…

Возвращаясь к двери, я заметила уроненную рукавицу. Подобрала ее – хотя совершенно не представляю, как можно снять порчу… потому что не знаю, как наводила.

Прислонилась к двери – высокой, прочной. Волк просто не знает, что я владею Словом запирания. А кто им владеет, может и открывать любые замки, запоры. Засовы.

В коридоре было тихо. Я закрыла глаза и вообразила себе засов с той стороны. Давай, выдвигайся… откройся и выпусти меня. Вжавшись ухом и всем телом в твердые доски, уговаривала и представляла, как засов движется. Наконец он тихо заскрежетал. Давай, открывайся… еще немного…

Откройся!

Последняя команда была слишком сильной, засов не удержался в петлях и с грохотом свалился на каменный пол. Приоткрыв дверь, я прислушалась – никто не стремился сюда на шум. Я с трудом подняла и задвинула засов – пусть Волк думает, что я еще внутри.

– Лисса?

Я застыла, оглянулась, чувствуя, как и без того непослушные ноги становятся просто бескостными. Ко мне подходил Гэвин.

– Что… что с тобой? Что случилось?

Под его взглядом я машинально коснулась пальцами виска, нащупала жесткие от засохшей крови волосы. Даже не заметила, что ударилась еще и головой.

– Ты упала? Или… тебя ударили? Кто?!

Берта говорила вполголоса, но четко и определенно: да, леди нужно несколько дней провести в постели. Нет, это не болезнь, такое часто случается с беременными женщинами. Просто дети съедают ее изнутри… Кастелянша рассмеялась, увидев выражение его лица: да, мальчик, ты станешь дважды дядей! И – нет, я не дам тебе ее сейчас беспокоить, как бы ты тут ни бесновался и ни просил. Иди вон!

Он возвращался – слегка успокоенный. И пока неторопливо шел к своей комнате, обрел способность размышлять здраво: ведь перчатки держал в руках сам Фэрлин! Брат сразу бы почувствовал колдовскую угрозу. Значит, Лисса не соврала – хотя бы в этом. Он шел все медленнее: а лгала ли она вообще? Она просто молчала. А они… хорошо, онстал неосторожным, слишком уж привык доверять людям. Забыл, что враги могут быть не только по ту, но и по эту сторону границы.

Он остановился, разглядывая дверь в собственную комнату. Пахло Лиссой. Видимо, девчонка сидит у самого порога, дожидаясь его возвращения. Его решения. Не сказать, чтобы он что-то решил – разве что не будет ее убивать. Сейчас она все ему выложит. А потом – Фэрлину.

Ну да, конечно, скинь проблему всесильному старшему брату, ты, доверчивый, беспомощный, беззубый… щенок!

…Ее не было. Он даже не стал проверять под и за кроватью – просто окинул длинным взглядом пустую комнату, а потом повернул голову, втягивая более яркий и свежий запах. Запах убегавшей Лиссы. Запах страха…

Бэрин шел по следу очень быстро, ни разу не сбившись: ничего, он скоро ее догонит…

Задержал его Гэвин. Заступил дорогу.

– Ты куда?

– Пусти, Гэв, не до тебя!

Парень толкнул его в плечо тяжелой рукой:

– Стой! За Лиссой гонишься, да?

– Да…

– Это ты ее ударил, да?

– Ударил? – он приостановился. – Ну, может, и ударил… она заслужила…

– Заслужила?!

Он так торопился и был так невнимателен, что пропустил первый удар, от которого едва не оглох на левое ухо. Откачнулся, тряся головой; перехватил летящий ему в нос кулак. Завернул руку Гэвина за спину, блокировал вторую, прижав извивавшегося мальчишку к себе. Прошипел ему в ухо: