Шахматная партия Дерини - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 47

— Я хочу спросить тебя как друг, а не как король, — тихо сказал он. — Я прошу тебя как просил бы Морган, и оставляю тебе полное право для отказа.

— Спрашивай, Келсон, — мягко ответил Дерри, посмотрев королю в глаза.

Келсон кивнул.

— Ты позволишь мне установить вокруг тебя волшебную защиту, когда ты отправишься на поиски Бетаки? Иначе я боюсь посылать тебя.

Дерри опустил глаза. Его правая рука потянулась к груди, где висел медальон Моргана с изображением Камбера.

— Я немного посвящен в искусство магии, сэр. Это медальон Моргана. Святой Камбер обеспечивает защиту людям, не правда ли?

Келсон взглянул на медальон, затем на Дерри.

— Можно я дотронусь до него? Может, мое могущество увеличит его силы.

Дерри кивнул, и Келсон взял медальон в правую руку. Он, сосредоточившись, посмотрел на него, затем положил левую на плечо Дерри.

— Расслабься и закрой глаза, как тебя учил Морган. Открой мне свой мозг, — приказал Келсон.

Дерри повиновался, и Келсон, быстро облизнув губы, стал концентрировать свою волю. Вокруг медальона образовалось алое свечение. Келсон шептал заклинание, и алое свечение перемешалось с зеленым по мере того, как заклинание Келсона смешивалось с заклинанием Моргана. Затем свет погас, Келсон опустил руки и вздохнул. Медальон отливал серебром на фоне серой туники Дерри.

— Ну вот, это должно тебе помочь, — взглянув на медальон, едва заметно улыбнулся Келсон. — А ты уверен, что в тебе нет крови Дерини, Дерри?

— Да, сэр. Я думаю, что Моргана тоже занимает этот вопрос. — Он улыбнулся, затем опустил глаза и помрачнел. — А что с Морганом, сэр? Ведь не может быть, чтобы он не доложил вам о том, что случилось?

Келсон покачал головой.

— Не знаю. Скорее всего, он уже скачет сюда — скачет на место трагедии, так же как и в случае с моим отцом. Но на этот раз он пока не знает этого.

— Да, сэр. А если я найду эту Бетаку и схвачу ее, то привести ее сюда?

— Да. Я хочу знать, какова ее доля участия в этом деле. Но будь внимателен. Она ошиблась в своей магии. Не знаю, случайно или намеренно. Я предпочитаю, чтобы ты остался жив, так что если возникнет что-то непредвиденное, убей ее.

— Я позабочусь о себе, — засмеялся Дерри.

— Хорошо, — ответил Келсон. Теплая улыбка пробежала по его лицу. — Ну, иди.

— Хорошо, сэр.

Когда Дерри исчез за дверью, Келсон обернулся: отец Ансельм, лорд и леди, приближенные, слуги стояли на коленях у тел. Голос Ансельма слышался в тишине: он нараспев читал писание.

Келсон тоже опустился на колени и, слушая знакомые слова, вспомнил, как он стоял и слушал их у тела своего отца в полях Кандор Ри. Его отец, король Брион, пал жертвой злой магии. И сейчас он ощущал то же самое — потерю близких ему людей.

Пусть они пребывают в вечном покое, о боже,

И пусть вечный свет сияет над ними…

Келсон с трудом сдержал печальный вздох, поднялся на ноги и вышел из комнаты, не в силах больше выносить этого шепота смерти. Келсон подумал, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этим словам и спокойно слушать их.

Глава 17

Уже близился вечер этого рокового дня: когда Келсон оплакивал погибших, Морган и Дункан скакали к месту гибели своих близких, а Гвинедская Курия в Джассе все заседала. Лорис собрал епископов в большом холле епископского дворца, недалеко от того места, где прошлой ночью его коллеги собирались на церемонию отлучения. И хотя заседание началось утром и продолжалось весь день с небольшим перерывом на обед, дискуссия все еще шла и епископы были не ближе к принятию решения, чем в момент открытия заседания.

И главную роль во всем этом сыграли два человека: Ральф Толливер и Больфрам де Блент, один из двенадцати Гвинедских епископов, не имеющих собственной епархии. Толливер сразу после открытия заседания выразил свое несогласие — ведь это его пастве угрожал интердикт. И затем в его поддержку решительно выступил Больфрам.

Грубый старый прелат прибыл на это заседание днем вместе с семью своими коллегами, и был очень удивлен, узнав, что вопрос о интердикте рассматривается серьезно. Он вошел в холл с шумом и грохотом и тут же заявил, что в корне не согласен с предложенными Лорисом санкциями против Корвина. Дюк Корвина, несомненно, заслуживает наказания за свои действия в Святом Торине, а его кузен — Дерини — за то, что изображая доброго слугу церкви, столько лет скрывал свое происхождение. Но наказывать целый народ за грехи его господина, особенно после того, как господин уже наказан — это просто глупо и бессмысленно.

А после этого разгорелись споры. Кардиель и Корриган надеялись что-нибудь выиграть и держались очень осторожно во время дискуссии, стараясь раньше времени не сказать чего-нибудь лишнего, что могло бы выдать их намерения. Они оба понимали, что старый желчный Больфрам просто катализатор всех споров, и они теперь выжидали, слушая, что говорили другие.

Арлиан, рассматривая присутствующих, сцепил свои тонкие пальцы и положил руки на стол. А в это время старый епископ Карстен бубнил о некоторых темных сторонах этого дела и как все это соотнести с церковными канонами.

Больфрам, несомненно, поддержит любого, кто выступит против интердикта. Так что его можно спокойно считать в числе тех, кто последует за Кардиелем, когда придет время. Из семи коллег Больфрама Вивард и туповатый Джильберт поддержат его. Следующие трое явно на стороне Лориса, а оставшаяся пара еще не решила, кого им поддержать. Из старых епископов двое — Браден и Ифор — останутся нейтральными. Это можно прочесть по их лицам: они с такой скукой, с таким безразличием слушают споры! Но вот Лейси и Креода поддержат Лориса, и этот старый зануда Карстен — тоже. Корриган, конечно, человек Лориса с самого начала. Значит, среди старых епископов, которые выступают против интердикта, остается только Толливер. К счастью, уж в нем-то можно не сомневаться.

Итого: восемь за интердикт, четверо нейтральных и шесть против. Но эти четверо нейтральных могут изменить свое мнение — вряд ли у кого-нибудь из них хватит мужества остаться действительно нейтральным и порвать с курией. И, значит, в худшем случае будет двенадцать против шести. Эти шестеро могут сплотиться и отделиться от церкви — самоотлучение — может, и к лучшему.

Арлиан снова осмотрел всех сидящих за огромным, в форме подковы, столом, с Лорисом во главе. Он заметил взгляд Кардиеля, который кивнул ему почти незаметно. Затем он снова стал слушать старого Карстена. Когда тот закончил и сел на место, встал Кардиель. Пора было начинать.

— Можно слова?

Тихий голос Кардиеля, тем не менее, был услышан всеми теми, кто шепотом обсуждал предыдущее выступление, и все головы повернулись к нему. Кардиель спокойно ждал, пока все спорящие займут свои места и успокоятся. Его руки спокойно лежали на столе. Затем он повернулся к Лорису:

— Могу я начать, Ваше сиятельство?

— Конечно.

Кардиель поклонился ему.

— Благодарю. Я выслушал все доводы моих братьев-христиан и как хозяин этого собрания хочу сделать заявление.

Лорис нахмурился.

— Мы слушаем тебя, епископ Кардиель. — В его голосе послышалось раздражение.

Кардиель сдержал улыбку, пробежал взглядом по лицам епископов и встретился глазами с Арлианом и Толливером. Секретарь Корригана отец Хью поднял голову от блокнотов с записями, а затем снова склонился над ними, когда заметил, что Кардиель готовится начать.

— Лорды, епископы, братья, — начал Кардиель спокойно, — сегодня я говорю с вами как брат, как друг, но также и как хозяин сегодняшней курии. Я весь день молчал, так как епископ Джассы по традиции должен оставаться нейтральным, но дело уже зашло так далеко, что я не могу больше молчать. Я должен сказать, потому что если промолчу, я не выполню все обеты, которые давал, принимая сан епископа.

Он помолчал, глядя на епископов и чувствуя сверлящий подозрительный взгляд Лориса. Хью что-то строчил в свой блокнот. Прядь жидких волос упала ему на глаза и он, не отрываясь от работы, поправил ее. Все глаза были устремлены на Кардиеля. Одни — с надеждой, другие — с недоверием.