Шахматная партия Дерини - Куртц Кэтрин Ирен - Страница 37

— Вы не должны входить с оружием сюда. Вы знаете это. Это святое место.

Дункан нахмурился. Он не хотел нарушать местные обычаи, но он не намеревался при таких подозрительных обстоятельствах оставаться безоружным. Если Алярик попал здесь в западню, то ему придется бороться за двоих. Его левая рука почти бессознательно сжала рукоятку меча.

— Я ищу человека, который вошел сюда после меня. Ты видел его?

Монах величественно проговорил:

— Никто не входил сюда после вас. А если вы не выйдите отсюда с этой грешной сталью, которая оскорбляет Святого, то мне придется позвать на помощь.

Дункан решительно посмотрел на решетку, за которой притаился монах. В нем вспыхнули подозрения.

— Так ты утверждаешь, что не видел человека в охотничьей одежде, который вошел сюда?

— Я видел только вас. И никого больше. Теперь уходите.

Рот Дункана превратился в тонкую линию.

— Тогда ты не будешь возражать, если я посмотрю сам, — сказал он холодно, подходя к двери и распахивая ее.

Он услышал сзади себя негодующие крики монаха, но не обратил на них внимания. Дункан вошел в часовню и закрыл за собой дверь. Приведя все свои защитные чувства Дерини в боевую готовность, он быстро пошел вперед. Монах не солгал: здесь никого не было, по крайней мере, в настоящий момент. Но ведь в часовне один выход. Куда же исчез Морган?

Приблизившись к алтарю, Дункан внимательно осмотрел его, не опуская на малейшей подробности. Он призвал на помощь всю свою память Дерини. Горящих свечей у алтаря не прибавилось. Но у ступеней одна скомканная, которую он раньше не видел. Но ворота — разве они были закрыты, когда он входил? Конечно, нет.

Но тогда зачем же Алярику понадобилось их закрывать?

Вернее, так: Алярик не закрыл ворота. А если закрыл, то зачем?

Он оглянулся на дверь и увидел, что она бесшумно закрылась. Однако он успел заметить фигуру с тонзурой и в коричневой сутане, которая мгновенно скрылась из вида.

Значит, монах следит за ним! И, вероятно, он вернулся с подкреплением.

Дункан снова повернулся к алтарю, начал открывать засов и заметил коричневую кожаную охотничью шляпу: она была вся измята и валялась по ту сторону ограды.

Шляпа Алярика?

Жуткие подозрения возникли у него в мозгу. Он пошел к шляпе и замер, когда его рукав зацепился за что-то. Он осторожно наклонился, чтобы посмотреть, за что же он зацепился. Это была тонкая игла. Дункан осторожно отцепил рукав, убрал руку и стал ее рассматривать. Он выпустил мысленный зонд и коснулся иглы.

Марала!

Его мозг будто содрогнулся от прикосновения к ней, и Дункан покрылся холодным потом. Он с трудом оправился от потрясения и пришел в себя. Он опустился на колени и, держась за ограду, тяжело дышал. Марала! Теперь все понятно: закрытые ворота, шляпа, засов.

Он уже представил, как все это произошло: Алярик приблизился к алтарным воротам, как и Дункан, горящая свеча в руке… сунул руку, отыскивая засов, он настороже, готовясь отразить любое нападение и даже не предполагая, что самая большая опасность таится в простом засове… игла поражает руку, а затем кто-то, поджидающий в темноте, нападает на отравленного маралой, неспособного защищаться лорда Дерини, и уносит его прочь, навстречу его судьбе.

Дункан проглотил комок в горле и огляделся. Как он был близок к тому, чтобы разделить судьбу Моргана! Он должен торопиться. Разгневанный монах уже, вероятно, спешит сюда с подкреплением. Но он должен попытаться связаться с Аляриком прежде, чем уйдет отсюда!

Вытерев вспотевший лоб рукавом, Дункан наклонился и достал через прутья ограды шляпу Моргана. Он очистил мозг и начал мысленный поиск. Резкая боль, смятение, сгущающийся мрак сомкнулись над ним, и тут Дункан увидел те сверхъестественные силы, которые обрушились на его кузена.

И вот уже Дункан вне часовни, его мозга касаются чьи-то мысли, много мыслей. Ведь на дороге так много групп путешественников. Он ощущал мысли группы солдат, которые куда-то направлялись. Однако расстояние было большим и их цели он не мог прочесть. Затем он ощутил зловещую черноту чьих-то мыслей. Это мог быть только монах, мозг которого излучал ярость и негодование по поводу наглеца, вторгшегося в святое место. И в этой черноте мелькнуло что-то еще! Монах видел Алярика! И он не видел, как тот выходил из часовни — монах знал, что он не выйдет!

Дункан резко вышел из транса, покачнулся, но, ухватившись за решетку, удержался на ногах. Пора было уходить. Монах был, очевидно, связан с теми, кто похитил Алярика, и теперь с минуты на минуту мог вернуться с солдатами. И если он хочет помочь Алярику, то он не должен попадать им в руки, не должен сам становится пленником.

Со вздохом Дункан поднял голову и в последний раз окинул часовню взглядом. Да, пора уходить, и поскорее.

Но где же Алярик?

Он лежал на животе. Щека прижималась к чему-то холодному, шершавому, сырому. И первое, что он ощутил, придя в себя, это была пульсирующая боль, которая начиналась где-то у кончиков пальцев ног и, пронизывая все тело, кончалась внутри черепа, у глаз. Глаза были закрыты, и у него не было сил открыть их. Свирепые волны боли, не давая покоя, прокатывались по нему с каждым ударом сердца.

Он крепче зажмурил глаза и попытался отвлечь ощущение боли, стараясь сосредоточиться на том, чтобы привести в движение хотя бы часть своего нового тела. Наконец пальцы левой руки задвигались. Он ощутил под ними грязь и солому.

Где он?

Когда он задал себе этот вопрос, то понял, что боль куда-то переместилась. И он решился попытаться открыть глаза. К его большому удивлению, глаза повиновались, однако, в следующий момент он решил, что ослеп.

Затем он увидел свою левую руку в дюйме от собственного носа, лежавшую на полу, засыпанном соломой. И он с трудом осознал, что не ослеп, а находится в темной комнате, и плащ каким-то образом упал на лицо и мешает видеть. Когда его затуманенный мозг воспринял этот факт, он смог посмотреть дальше своей руки. Морган попытался сфокусировать зрение, все еще не двигая ничем, кроме ресниц — и обнаружил, что он может различать темные и светлые тона.

Он находился в чем-то, что можно было назвать большим сараем. Все здесь было сделано из дерева. В том положении, в котором он находился, его поле зрения было минимальным, но все же он видел стены, освещенные факелами. В стенных нишах он с трудом различал высокие неподвижные фигуры. Они угрожающе стояли в полумраке, вооруженные копьями, держа в руках овальные щиты с каким-то геральдическим знаком. Он моргнул и посмотрел снова, пытаясь разглядеть символы — затем он понял, что это статуи.

Где же он?

Он попытался подняться, но быстро понял, что это делать еще рано. Он приподнялся на локтях, голова оторвалась от пола на несколько дюймов, но тут же вернулись волны головокружения. Он стиснул голову руками, стараясь остановить это бешеное вращение, и, наконец, сквозь туман в мозгу родилось понимание того, что это одурманивающее последствие маралы.

Память резко вернулась к нему. Марала! Все произошло у врат алтаря в часовне. Он попался в ловушку как зеленый новичок. Горький вкус во рту и еле ворочающийся язык сказали ему, что он все еще находился под воздействием наркотика. Так что все его могущество сейчас совершенно беспомощно, оно не может выручить его из того положения, в котором он находился.

Поняв причину своего состояния, он теперь мог, по крайней мере, ослабить свои физические мучения, остановить головокружение. Он осторожно поднял голову от пола и увидел над собой край черного плаща, а затем — серые сапоги. Они стояли всего в шести футах от его головы. Глаза его обежали круг — сапоги, черный плащ, конец широкого меча — и он понял, что находится в страшной опасности, что он должен встать на ноги.

Каждое движение причиняло страшную боль, но он заставил тело повиноваться: подтянул ноги, поднялся на четвереньки. Поднимаясь, он видел все выше и выше. В поле его зрения попался сокол, вытканный на груди стоявшего перед ним человека. Он поднял глаза повыше и встретился со взглядом пронзительных черных глаз, которые смотрели на него сверху вниз, подавляя его дух. Теперь он знал, что обречен: человек в тунике с эмблемой сокола мог быть только Барином де Греем.