Побег из Эдена - Курпатова-Ким Лилия - Страница 5

Часы отбили восемь утра. В классе загорелся яркий свет. Дверь распахнулась.

— Добрый день, ученики, — сказал учитель Маркес, заняв свое место.

Он, как было предписано всем учителям Накатоми, был одет в серый костюм и белую рубашку. Блестящую лысину окружал венчик из прилизанных черных волос.

— Добрый день, учитель Маркес! — ответил класс хором.

— У вас есть минута, чтобы сдать свои домашние задания, — сказал тот.

Учитель Маркес вывел на голографический проектор список учеников класса. Если сданное учеником задание было выполнено правильно, рядом загорался зеленый огонек, если нет — красный.

Громов обрадовался, увидев возле своей фамилии зеленую метку, и огорчился, когда напротив «Спаркл», фамилии Чарли, вспыхнула красная. Он не видел его лица, но почувствовал, как тот съежился под огнем презрительных взглядов. Все знают, что Чарли Спаркл учится в Накатоми только потому, что его отец — председатель совета директоров корпорации «Спарклз Кемикал», от которой Накатоми получает до четверти своего бюджета.

— Что ж, я так и думал, — Маркес криво усмехнулся и показал пальцем на фамилию Чарли. — Вашему отцу, ученик Спаркл, придется выделить очень, очень большой грант на мои исследования, чтобы я не заявил вам отвод по окончании семестра. Да будет вам известно, в этом году социомика входит в список предметов, обязательных к сдаче.

Он посмотрел в сторону Чарли таким гадким и липким взглядом, что Максим опустил глаза, глубоко вздохнул и стал медленно выдыхать, считая до десяти, чтобы учитель не заметил, что лицо Громова покраснело от гнева.

Спустя минуту Максим, чтобы отвлечься, принялся мысленно превращать Маркеса в различные предметы, сохраняя сущность мерзкого зануды. Сам того не подозревая, большую часть урока достойный учитель социомики провел в образе мятого жестяного чайника, какими пользуются лотеки. Чайник изрядно закоптился и затерся до дыр. Поэтому в нем уже давным-давно ничего не кипятили, а почему-то сунули ему внутрь останки веревочной швабры.

После социомики две нейролингвистики. Вела предмет та самая учитель Йокояма, что наказала Дэз. До конца года всем предстояло выучить китайский, корейский и японский.

— Почему ее назначили учителем? — часто ворчал Митцу. — Она же просто оператор нейролингвы!

— Ненавижу нейролингву, — каждый раз вздыхал в ответ Громов, зная, что сейчас Спаркл начнет с ними спорить, доказывая, что нейролингва — это «все» и он жизни без нее представить не может.

— С тех пор как доктор Синклер ее изобрел, за семь лет мы проходим столько, что обычными методами за всю жизнь не запомнить, — был его главный аргумент.

Собственно, полное и правильное название нейролингвы было «нейроактивная сенсорноаналоговая лингвистическая среда». Подключившись к ней, можно было быстро запомнить нужную информацию. Начиная от таблицы умножения и заканчивая сборником формул теоретической физики. Особенно нейролингва облегчала изучение любых языков. Пара месяцев регулярных подключений — и словарь в двести тысяч слов крепко сидит в твоей памяти.

Благодаря тому что зубрежка осталась в прошлом, главным стало не «запоминание», а «понимание».

Со стороны любой подключенный к нейролингве выглядит довольно забавно. Человек в больших очках, делающих его похожим на осу, и огромных перчатках, похожих на горнолыжные, сидит и медленно водит руками по воздуху.

Поскольку Сеть царила везде, к нейролингве можно было подключаться, сидя в кафе, парке, на крыше — где угодно. Единственное условие — неподвижность. Макс регулярно об этом жалел.

— Пока едешь в этом чертовом поезде в школу да из школы, можно было бы столько всего вызубрить, представить страшно!

— Ты же не любишь нейролингву, — морщил нос в ответ на это Чарли.

— Не люблю, поэтому и жалею другое время на нее тратить. В поезде все равно заняться нечем — только телевизор смотреть. А так... подключился да грузись, пока едешь. Так нет же!

— Это же для твоей безопасности, дурень, — Спаркл не мог не вступиться за любимую нейролингву. — Вибрационные искажения получишь и что будешь делать? Запомнишь что-нибудь криво, потом всю жизнь будешь мучиться, как бедняга Ити.

«Если ты увидел зверя и вспомнил, что это кошка, помни, что как кошку ты запомнил собаку», — процитировал Митцу известный школьный анекдот о бедном Ити Найте, который пытался запомнить таблицу видов, подключившись к нейролингве во время поездки на такси.

Макс надел видеоочки, сенсорные перчатки и «контур» — тонкий металлический обруч с небольшой антенной. Информация нейролингвы поступает через спутник на специальный приемник, а тот уже преобразует его в волны нужной частоты и передает на контуры учеников в форме личностно-адаптированных магнитных волн.

Это самый простой учебный комплект для подключения. В магазинах продавались другие — более сложные и красивые. Обычно очки и контур в них были интегрированы и образовывали что-то вроде шлема. Громов мечтал купить набор «Сони» — легкие ультрасиликоновые линзы и тонкие, едва заметные сенсорные наклейки на кончики пальцев.

— Пожалуйста, быстрее, — подгоняла всех зануда Йокояма, — не копайтесь, не заставляйте других ждать.

Митцу вполне справедливо считал, что Йокояма — это не учитель, а оператор нейролингвы. Она всего лишь следит за правильностью загрузки материала, последовательностью и читает «поддерживающие» тексты. Словари усваиваются памятью быстрее и лучше, если одновременно читать какой-нибудь текст на соответствующем языке.

Громов нажал кнопку «Старт» на панели внешнего управления.

Перед глазами мгновенно развернулось до боли знакомое меню на голубом фоне.

Громов протянул руку и выбрал иконку «Войти в систему». Выскочила клавиатура. Макс набрал свой пароль — личный идентификационный номер, который давался каждому при первом подключении к системе.

Наконец нейролингва всех идентифицировала, приняла и настроилась на «уникальные» мозговые волны каждого. Затем ученики два часа смотрели на бешено бегущие иероглифы и слушали резкий, впивающийся в мозг голос учителя Йокоямы. Она быстро, нараспев читала стихи. Нейромодулятор специально придавал ее голосу такую частоту которую мозг воспринимает лучше всего. Точнее, голос на этой частоте превращается в нечто похожее на сверло, спастись от которого нет никакой возможности. Неудивительно, что между собой ученики звали Йокояму «Электродрель».

Когда урок кончился, Максим устало снял очки и откинулся назад. Голова болела, а во рту противно покалывало, как на большой высоте. До сих пор неизвестно, вредна ли нейролингва. А ученики гадали, зачем вообще учить языки, когда у каждого на ухе висит биофон-переводчик, который немедленно переводит любую речь на понятный для его хозяина язык. Ну и позвонить по нему можно заодно, сфотографировать что-нибудь или сделать видеозапись.

Выйдя в коридор, Громов дождался Чарли и Митцу.

— Как из соковыжималки, — сказал Митцу, потерев глаза. Его короткие черные волосы топорщились ежиком. Никакое средство не могло заставить их улечься в гладкую прическу. — Голова раскалывается, глаза болят — жуть. Кстати, заметили: Йокояма свой нейромодуль никогда не отключает. Хочет, небось, Тиллибергу в голову засунуть мысль, что она неотразима.

Учитель Тиллиберг преподавал в Накатоми историю. Его вечно окружала стайка восхищенных старшеклассниц.

— Какая все-таки гадость эта нейролингва! — произнес Макс, морщась так, будто съел что-то несвежее.

— А мне нравится, — пожал тощими плечами Чарли и шмыгнул веснушчатым носом.

Его пламенно-рыжие кудрявые вихры казались оранжевой строительной каской от чудовищного количества «Глэмшира», которое требовалось для их укрощения.

— Зачем знать двести тысяч слов к двенадцати годам, если в реальной жизни обходишься дай бог сорока тысячами плюс тридцать пять «пассивного словаря»? — проворчал Громов. — А потом тебя еще подключают к нейролингве, заставляя учить все двести тысяч аналогов этих уже известных слов на десяти других языках как минимум...