Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 87

Изменить размер шрифта:

330

По мне Пролеткульт не заплачет,

И Смольный не сварит кутью,

Лишь вечность крестом обозначит

Предсмертную песню мою.

Да где-нибудь в пестром Харане

Нубиец, свершивши намаз,

О раненом солнце-тимпане

Причудливый сложит рассказ.

И будет два солнца на небе,

Две раны в гремящих веках, —

Пурпурное — в Ленинской требе,

Сермяжное — в хвойных стихах.

Недаром мерещится Мекка

Олонецкой серой избе.

Горящий венец человека

Задуть ли самумной судьбе!

От смертных песков есть притины,

Узорный оазис — изба —

Грядущей России картины —

Арабская вязь и резьба.

В кряжистой тайге попугаи,

Горилла за вязкой лаптей…

Я грежу о северном рае

Плодов и газельных очей!

(1919)

331

Задворки Руси — матюги на заборе,

С пропащей сумой красноносый кабак,

А ветер поет о родимом поморье,

Где плещется солнце — тюлений вожак,

Где заячья свадьба, гагарьи крестины

И ос новоселье в зобатом дупле…

О, если б в страницах златились долины,

И строфы плясали на звонкой земле!

О, если б ковычки — стада холмогорок

Сходились к перу — грозовому ручью!

Люблю песнотравный гремучий пригорок,

Где тайна пасет двоеточий семью.

Сума и ночлежка — судьбина поэта,

За далью же козлик — дымок над избой

Бодается с просинью — внучкою света…

То сон колыбельный, доселе живой.

Как раненый морж многоротая книга

Воззвала смертельно: приди! О, приди!

И пал Карфаген — избяная коврига…

Найдет ли изменник очаг впереди?

Иль в зуде построчном, в словесном позоре,

Износит певучий Буслаев кафтан?..

Цветет костоеда на потном заборе —

Бесструнных времен прокаженный коран.

332

ЛЬВИНЫЙ ХЛЕБ

«Тридцать три года, тридцать три»,

Это дудка няни-зари,

Моей старой подруги.

Первый седой волос

И морщинок легкие дуги —

Знак, что и в мою волость

Приплетутся гости-недуги:

Лихорадка — поджарая баба,

Костолом — сутулый бродяга…

В тени стиха-баобаба

Залегла удавом бумага.

Под чернильным солнцем услада

Переваривать антилопу — чувства…

Баобабы пасынки сада

Неувядаемого искусства.

В их душе притаились пумы,

Каннибалов жадный поселок,

Где треплются скальпы-думы

У божничных свирепых полок,

Где возмездие варит травы

Напитывать стрелы ядом,

И любовь — мальчонка чернявый

С персиковым сладким задом.

В тридцать три года норов

Лобызать, как себя, мальчонка,

Отныне женщине боров

Подарит дитя-свиненка.

И не надобна пупорезка

Полосатой тигровой самке…

Песнословного перелеска

Не ищите в славянской камке: —

Питомец деда — Онега

Отведал Львиного хлеба, —

Прощайте изба, телега —

Моя родная потреба!

Лечу на крыльях самума —

Коршуна, чье яйцо Россия,

В персты арабского Юма,

В огни и флейты степные.

Свалю у ворот Судана

Вязанку стихов овинных, —

Олонецкого баяна

Возлюбят в шатрах пустынных.

И девушки-бедуинки

В Песнослов окунут кувшины…

Не ищите меня на рынке,

Где ярятся бесы-машины,

Где, оскаля шрифтные зубы,

Взвизгивает газета…

В зрачках чернокожей Любы

Заплещет душа поэта…

И заплачут шишками сосны

Над моей пропащей могилой…

Тридцать третий год високосный

Вздувает ночи ветрило.

Здравствуй шкипер из преисподней!

Я — кит с гарпуном в ласту,

Зову на пир новогодний

Дьяволицу-красоту.

Нам любо сосать в обнимку

Прогорклый собственный хвост,

Пока и нашу заимку

Хлестнет пургою погост.

333

Древний новгородский ветер,

Пахнущий колокольной медью и дымом бурлацких костров,

Таится в урочищах песен,

В дуплах межстрочных,

В дремучих потемках стихов.

Думы — олонецкие сосны

С киноварной мякотью коры,

С тульёй от шапки Ивана-царевича на макушке,

С шумом гусиного перелета,

С плеском окуньим в излуке ветвей

Живут в моих книгах до вечной поры.

Бобры за постройкой плотины,

Куницы на слежке тетерьей,

И синие прошвы от лыж

К мироварнице — келье пустынной,

Где Ярые Очи зырянский Исус

С радельной рубахой на грядке —

Вот мое сердце и знанье и путь.

В стране холмогорской, в нерпячьем снегу,

Под старым тресковым карбасом,

Нашел я поющий, берестяный след

От лаптя, что сплел Ломоносов:

Горящую пятку змея стерегла,

Последье ж орлы-рыбогоны,

И пять кашалотов в поморьи перстов

Познанья Скалу сторожили.

Я племенем мозга змею прикормил,

Орлов — песнокрылою мыслью,

Пяти кашалотам дал зренье и слух,

Чутье с осязаньем и вкусом —

Разверзлась пучина, к Познанья Скале

Лазоревый мост обнажая.

Кто раз заглянул в ягеля моих глаз,

В полесье ресниц и межбровья,

Тот видел чертог, где берестяный Спас

Лобзает шафранного Браму,

Где бабья слезинка, созвездием став,

В Медину ведет караваны,

И солнце Таити — суропный калач

Почило на пудожском блюде.

Запечную сказку, тресковую рябь,

Луну в толоконном лукошке

У парня в серьге талисманный Памир,

В лучине — кометное пламя,

Тюрбан Магомета в старушьем чепце,

Карнак — в черемисской божнице —

Всё ведает сердце, и глаз-изумруд

В зеленые неводы ловит.

Улов непомерный на строчек шесты

Развесила пестунья-память:

Зубатку с кораллом, с дельфином треску,

Архангельский говор с халдейским,

И вышла поэма — ферганский базар

Под сенью карельских погостов.

Пиджачный читатель скупает товар,

Амбары рассудка бездонны,

И звездную тайну страницей зовет,

Стихами жрецов гороскопы,

Ему невдомек, что мой глаз-изумруд —

Зеленое пастбище жизни.