Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 84

Изменить размер шрифта:

315

В степи чумацкая зола,

Сергею Есенину

В степи чумацкая зола,

Твой стих гордынею остужен.

Из мыловарного котла

Тебе не выловить жемчужин.

И груз Кобыльих кораблей —

Обломки рифм, хромые стопы, —

Не с Коловратовских полей

В твоем венке гелиотропы. —

Их поливал Мариенгоф

Кофейной гущей с никотином…

От оклеветанных Голгоф

Тропа к Иудиным осинам.

Скорбит Рязанская земля,

Седея просом и гречихой,

Что, соловьиный сад трепля,

Парит Есенинское лихо.

Оно как стая воронят,

С нечистым граем, с жадным зобом,

И опадает песни сад

Над материнским строгим гробом.

В гробу пречистые персты,

Лапотцы с посохом железным…

Имажинистские цветы

Претят очам многоболезным.

Словесный брат, внемли, внемли

Стихам — берестяным оленям:

Олонецкие журавли

Христосуются с Голубенем.

Трерядница и Песнослов —

Садко с зеленой водяницей.

Не счесть певучих жемчугов

На нашем детище-странице.

Супруги мы… В живых веках

Заколосится наше семя,

И вспомнит нас младое племя

На песнотворческих пирах.

316

В васильковое утро белее рубаха,

В междучасие зорь самоцветна слеза.

Будет олово в горле, оковы и плаха,

И на крыльях драконьих седая гроза.

Многозубые башни укроют чертоги,

Где властители жизни — Епископ и Царь,

Под кандальный трезвон запылятся дороги…

Сгиньте, воронов стаи — словесная гарь!

В васильковое утро белее рубаха,

Улыбается печь и блаженна скамья,

За певучей куделью незримая пряха

Мерит нитью затон, где Бессмертья ладья.

На печной материк сходят мама и дед,

Облеченные в звон, в душу флейт и стихов,

И коврижное солнце крупитчатый свет

Проливает в печурки, где выводок слов.

И ныряют слова в самоцветную хлябь,

Ронят радужный пух запятых и тире…

О, горящее знамя — тигриная рябь,

Буйный молот и серп в грозовом серебре!

Куйте, жните, палите миры и сердца!

Шар земной — голова, тучи — кудри мои,

Мозг — коралловый остров, и слезку певца

Омывают живых океанов струи.

317

В заборной щели солнышка кусок —

Стихов веретено, влюбленности исток,

И мертвых кашек в воздухе дымок…

Оранжевый сентябрь плетет земле венок.

Предзимняя душа, как тундровый олень,

Стремится к полюсу, где льдов седая лень,

Где ледовитый дуб возносит сполох-сень,

И эскимоска-ночь укачивает день.

В моржовой зыбке светлое дитя

До мамушки — зари прикурнуло, грустя…

Позёмок-дед, ягельником хрустя,

За чумом бродит, ежась и кряхтя.

Душа-олень летит в алмаз и лед,

Где время с гарпуном, миров стерляжий ход,

Чтобы закликать май, гусиный перелет,

И в поле, как стихи, суслонный хоровод.

В заборной щели солнечный глазок

Глядит в овраг души, где слезка-ручеек

Звенит украдкою меж галек — серых строк,

Что умерла любовь и нежный май истек.

318

МАТЬ

Она родила десятерых

Краснозубых, ярых сынов;

В материнских косах седых

Священный сумрак лесов:

Под елью старый Велес,

Пшено и сыр на костре,

И замша тюркских небес,

Как щит в голубом серебре.

Поет заклятья шаман,

Над жертвой кудрявится дым…

Родительский талисман

В ученую лупу незрим.

И мамин еловый дух

Гербарий не полонит…

Люблю величавых старух

В чьих шалях шумы ракит.

Чьи губы умели разжечь

В мужчине медвежий жар,

Отгулы монгольских сеч

И смертный пляс янычар.

Старушья злая любовь

Дурманнее белены,

Салоп и с проседью бровь

Таят цареградские сны.

В Софию въехал Мурат,

И Влахерн — пристанище змей,

Могуч, боговидящ и свят,

Я сын сорока матерей.

И сорок титанов-отцов,

Как глыбу, тесали меня.

Придите из певчих сосцов

Отпить грозового огня!

319

Строгоновские иконы —

Самоцветный, мужицкий рай;

Не зовите нас в Вашингтоны,

В смертоносный, железный край.

Не обертывайте в манишки

С газетным хитрым листом,

По звенящей, тонкой наслышке

Мы Предвечное узнаем.

И когда златится солома,

Оперяются озима,

Мы в черте алмазной, мы дома,

У живых истоков ума.

Самоцветны умные хляби —

Непомерность ангельских глаз…

Караван к Запечной Каабе

Привезет виссон и атлас.

Нарядяся в пламя и розы,

В Строгоновское письмо,

Мы глухие смерчи и грозы

Запряжем в земное ярмо.

Отдохнет многоскорбный сивка,

От зубастых ножниц — овца,

Брызнет солнечная наливка

Из небесного погребца.

Захмелеют камни и люди,

Кедр и кукуший лен,

И восплачет с главой на блюде

Плясея Кровавых Времен.

Огневые рощи — иконы

Восшумят: «се Жених грядет»…

Не зовите нас в Вашингтоны

Под губительный молот бед!