Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 45

Изменить размер шрифта:

222

Шепчутся тени-слепцы:

«Я от рожденья незрячий».

«Я же ослепла в венцы,

В солнечный пир новобрачий».

«Дед мой бродяга-фонарь,

Матерь же искра-гулеха»…

«Помню я сосен янтарь,

Росные утрени моха».

«Взломщик походку мне дал,

Висельник — шею цыплячью».

Призраки, вас я не звал

Бить в колотушку ребячью!

Висельник, сядь на скамью,

Девушке место, где пряжа.

Молвите: в Божьем раю

Есть ли надпечная сажа?

Есть ли куриный Царьград,

В теплой соломе яичко,

Сказок и шорохов клад,

Кот с диковинною кличкой?

Бабкины спицы там есть,

Песье ворчанье засова?..

В Тесных вратах не пролезть

С милой вязанкой былого.

Ястреб, что смертью зовут,

Город похитил куриный,

Тени-слепцы поведут

Душу дорогою длинной.

Только ужиться ль в аду

Сердцу теплее наседки;

В келью поэта приду

Я в золотые последки.

К кудрям пытливым склонюсь,

Тайной дохну на ресницы,

Та же бездонная Русь

Глянет с упорной страницы.

Светлому внуку незрим,

Дух мой в чернильницу канет,

И через тысячу зим

Буквенным сирином станет.

223

Будет брачная ночь, совершение тайн

Виктору Шимановскому

Будет брачная ночь, совершение тайн,

Все пророчества сбудутся, камни в пляску пойдут,

И восплачет над Авелем окровавленный Каин,

Видя полночь ресниц, виноград палых уд.

Прослезится волчица над костью овечьей,

Зарыдает огонь, что кусался и жег,

Станет бурей душа, и зрачок человечий

Вознесется, как солнце, в небесный чертог.

И Единое око насытится зреньем

Брачных ласк и зачатий от ядер миров,

Лавой семя вскипит, изначальным хотеньем

Дастся солнцу — купель, долу — племя богов.

Роженица-земля, охладив ложесна,

Улыбнется Супругу крестильной зарей…

О пиры моих уд, мрак мужицкого сна, —

Над могилой судеб бурных ангелов рой!

224

Октябрьское солнце, косое, дырявое,

Как старая лодка, рыбачья мерда,

Баюкает сердце незрячее, ржавое,

Как якорь на дне, как глухая руда.

И очап скрипит. Пахнет кашей, свивальником,

И чуется тяжесть осенней земли:

Не я ли — отец, и не женским ли сальником

Стал лес-роженица и тучи вдали?

Бреду к деревушке мясистый и розовый,

Как к пойлу корова — всещедрый удой;

Хозяйка-земля и подойник березовый —

Опалая роща лежит предо мной.

Расширилось тело коровье, молочное,

И нега удоя, как притча Христа:

«Слепцы, различаете небо восточное.

Мои же от зорь отличите ль уста!»

Христос! Я — буренка мирская, страдальная, —

Пусть доит Земля мою жизнь-молоко…

Как якорь на дне, так душа огнепальная

Тоскует о брачном, лебяжьем Садко.

Родить бы предвечного, вещего, струнного,

И сыну отдать ложесна и сосцы…

Увы! От октябрьского солнца чугунного

Лишь кит зачинает, да злые песцы.

225

Эта девушка умрет в родах…

Аннушке Кирилловой

Эта девушка умрет в родах…

Невдогад болезной повитухе,

Что он был давяще-яр в плечах

И с пушком на отроческом брюхе,

Что тяжел и сочен был приплод —

Бурелом средь яблонь белоцветных…

Эта девушка в пространствах межпланетных

Родит лирный солнечный народ.

Но в гробу, червивом как валежник,

Замерцает фосфором лобок.

Огонек в сторожке и подснежник —

Ненасытный девичий зрачок.

Есть в могилах роды и крестины

В плесень — кровь и сердце — в минерал.

Нянин сказ и заводи перины

Вспенит львиный рыкающий шквал.

И в белках заплещут кашалоты,

Смерть — в моржовой лодке эскимос…

Эту девушку, душистую как соты,

Приголубит радужный Христос.

226

Улыбок и смехов есть тысяча тысяч

Улыбок и смехов есть тысяча тысяч.

Их в воск не отлить и из камня не высечь,

Они как лучи, как овечья парха,

Сплетают то рай, то мережи греха.

Подснежная озимь — улыбка ребенка,

В бесхлебицу рига — оскал старика,

Издевка монаха — в геенну воронка,

Где дьявола хохот — из трупов река.

Стучит к потаскухе скелет сухопарый,

(А вербы над речкой как ангел белы),

То Похоть смеется, и души-гагары

Ныряют как в омут, в провалы скулы.

Усмешка убийцы — коза на постели.

Где плавают гуси — пушинки в крови,

Хи-хи роженицы, как скрип колыбели,

В нем ласточек щебет, сиянье любви.

У ангелов губы — две алые птицы,

Их смех огнепальный с пером не случить:

Издохнут созвучья, и строки-веприцы

Пытаются в сердце быдлом угодить.

Мое ха-ха-ха — преподобный в ночлежке,

Где сладостней рая зловонье и пот,

Удавленник в церкви, шпионы на слежке…

Провижу читателя смех наперед.

О борозды ртов и зубов миллионы,

Пожар языков, половодье слюны,

Вы ярая нива, где зреют законы

Стиха миродержпа и струнной весны!