Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2 - Купер Джилли - Страница 49

Видя, что Раннальдини исчез, Китти бросила священника на середине фокстрота и сбежала в летнюю гостиную. Не найдя подснежники Лизандера, чтобы поставить их в воду, она обошла все основные помещения, спотыкаясь о совокупляющиеся пары и о подол собственной длинной юбки и моля Господа помочь ей найти Лизандера.

Сквозь окно лестничной площадки она увидела выросшее гало перламутровой луны, отливающей всеми цветами тусклой радуги. Китти вспомнила, что Лизандер являлся ей во снах сияющим ангелом. В следующий миг мимо нее с визгом пронеслась леди Числеден в лифчике и поясе с резинками, преследуемая мужчиной, у которого на голове была надета ослиная маска Лизандера.

«Приди ко мне, потанцуем обнаженными под дождем, – ревело в громкоговорителе, – и прижмись ко мне в экстазе».

А вот был бы сейчас снова октябрь, и они бы танцевали на поле у коттеджа «Магнит». Впрочем, это пустое. Она должна найти Лизандера.

– Миссис Раннальдини, – испуганно окликнул ее снизу один из поставщиков провизии, – здесь полисмен, требует объяснить, почему такой шум.

– Ур-ра, наконец-то хоть один свободный мужчина, – отозвалась Китти. – Если он симпатичный, то познакомьте его или с Рэчел, или со священником.

Истерично хихикая, она почувствовала какое-то счастливое облегчение. Она и Лизандер любят друг друга, а остальное не имеет значения.

«Приходи ко мне потанцевать обнаженными под дождем», – запела Китти, стремительно скатываясь на мрачную лестничную площадку.

Она услышала какое-то всхлипывание, но к черту людей с их проблемами. Потом она поняла, что звук доносится из комнаты Наташи. На цыпочках подойдя к двери, она увидела, что ее падчерица плачет так, что кровать ходит ходуном.

– Миленький мой, что случилось?

– Все. Я собираюсь умереть. А ты будешь рада, потому что это означает, что папочка с Гермионой завязал.

Наташа подняла голову. Краска для век Клеопатры и весь макияж были размазаны по лицу так, словно теперь на ней была паранджа.

– О Китти, я не перенесу этого. Я так его люблю.

– Бедный ягненочек.

Схватив стопку розовых салфеток, Китти положила руку на вздрагивающее плечо Наташи, осушила ее глаза и почувствовала себя счастливой оттого, что может хоть кого-то успокоить.

– Ну так что? Расскажи мне.

– Лизандер трахает Гермиону.

– Что ты сказала?

Розовые салфетки посыпались из руки Китти, как лепестки роз.

– Ну занимаются любовью, если хочешь, – взвыла Наташа.

– Я не верю в это.

Китти очень резко села на кровати, и губы ее так дрожали, что она только и смогла пробормотать:

– Л-л-изандер н-нен-навидит Г-г-гермиону.

– Тогда он здорово демонстрирует ей это. Сходи в туалетную комнату папочки. Они там все наблюдают за ним.

С трудом попав в открытую дверь, отправив по дороге в полет вазу с маками, Китти побрела по бесконечным продуваемым переходам и ведущим вниз каменным ступеням, холодящим босые ноги.

Из всех громкоговорителей теперь все более и более мрачно лился «Полет Валькирии».

Это не может быть правдой, не может.

Какую-то ужасную секунду она думала, что в дверях туалетной комнаты стоит Раннальдини. Потом поняла, что это его маска и что он и Боб с видеокамерой, и Мередит, который что-то нашептывает маэстро на ухо, и Рудольфе и его приятель, раздетые до боксерских шортов, все возбужденно таращатся в двустороннее зеркало. Придвинувшись и вцепившись в бюст Шуберта, Китти теперь смогла увидеть Лизандера и Гермиону, обнаженных, в большой бледно-серой четырехспальной кровати Раннальдини. С вишнево-красных камчатых стен на них равнодушно взирали девушки с миниатюр Ренуара и Ватто. Джек, поблескивая глазами-бусинками, посматривал на хозяина, занимая сторожевой пост в кресле.

Раннальдини обернулся, порочно улыбаясь:

– Смотри, Китти.

– Двустороннее зеркало в стене, – захихикал Мередит. – По-моему, оно из нас самое сексуальное.

– Это уж точно, – произнес Рудольфе, держась за член своего дружка. – Раннальдини, а нельзя ли нам встать в очередь к нему? Черт, ну видели ли вы что-нибудь прекраснее?

Прижавшись к зеркалу, Китти удивилась, почему ее боль не разбивает стекло. Как же Лизандер не видит ее? Хотя его совокупление с Гермионой было беспорядочным, нестерпимо больно смотреть на его бледное тело на этих красных шелковых простынях.

– О Господи, пожалуйста, помоги мне, – прошептала она.

– Бедняжка, ты пропустила блестящее представление, – сказал Раннальдини. – Твой дружок работал с живостью целого оркестра. Не все ноты верны, но сколько энергии.

«Это же Малый из Парадайза», – с ужасом подумала Китти, в то время как Гермиона, выскользнув из-под тела Лизандера, взяла его вялый член своими прекрасными улыбающимися губами.

Вскрикнув, Китти умчалась в свою спальню, где нашла леди Числеден, занимающуюся тем же самым с мужчиной в ослиной голове на ее одеяле, вышитом цветами.

Хлопнув дверью, Китти на мгновение прижалась к ней, пытаясь совладать с болью, которая была во много раз сильнее той, что доставлял ей своей неверностью Раннальдини. Из всех его любовниц Гермиона больше всех использовала ее, оскорбляла и унижала, а теперь спокойно украла у нее Лизандера, единственного мужчину, которого Китти, как она теперь понимала, когда-либо любила. Можно остановить палача, сказав ему то, что он хочет услышать, но нельзя остановить эту бесконечную боль.

– Н-да, такого разгрома я еще не видел!

Один из поставщиков провизии чесал голову над осколками стекла, сверкающими среди лепестков роз. Китти смутно заметила священника, за которым гналась взвизгивающая вакханка, и мечущегося в панике в лабиринте «Валгаллы» констебля в одном шлеме. Когда же она подняла глаза к луне, то увидела, что та, как и Лизандер, потеряла свой нимб.

А вечеринка и не собиралась сдавать темпы. На винных пятнах соль лежала подобно снегу – Леди Числеден громко вопила, обнаружив, что мужчина с ослиной головой, которому она сдалась час назад, не кто иной, как хитрющий мистер Бримскомб.

Джой Хиллари, очень занятая тем, чтобы остановить совокупление пар, застыла в восхищении, когда заметила, как Мериголд, хихикая, исчезает в кладовке для метел с мужчиной в маске Нейла Киннока.

Силой открыв дверь, она вылила на них содержимое ржавого пожарного ведра, прокричав:

– Как же ты, Мериголд, появишься с такой репутацией на заседании приходского совета?

– Я занимаюсь любовью с собственным мужем, тупая ты корова, – взвизгнула Мериголд, которую сзади покрывал Ларри, получивший большую часть содержимого ведра.

– Но он же пришел в костюме льва, – в замешательстве произнесла Джой.

– И под ним был не ягненочек, – Мериголд швырнула в Джой мусорным ведром и пинком захлопнула дверь.

– Я хочу к мамочке, – всхлипывала Наташа.

– А где она? – спрашивал Ферди, поглаживая ее промокшие от слез волосы.

– Думаю, что в Нью-Йорке.

– Я отвезу тебя к ней, – сказал Ферди. – Сразу же, как покажу Рудольфо «Парадайз – Грандж».

– На твоем месте, Гвендолин, – говорила Джой, пытаясь обрести былую уверенность, – я бы немного подсушила твое симпатичное платье.

В это время в своей башне, лежа на другой огромной постели, окруженный восхищенными возгласами оперной толпы из «Саломеи» в собственном исполнении, несущимися из динамика, Раннальдини предвкушал удовольствие.

– Согласно Саду, – бормотал он, – удовольствие увеличивается пропорционально воображаемым ощущениям. А наиболее мощные ощущения, – он застонал от наслаждения, когда Хлоя впилась в него пальцами с длинными ногтями, – производятся болью. Настоящий сладострастник не обходится без огромного количества боли.

Он широко улыбнулся Хлое, подползая к ней настолько, что его сияющий конец оказался в каком-нибудь миллиметре от ее гладкого загорелого лица.

– Не бойся, – нежно сказал он, когда она, вздрогнув, отпрянула. – Слушай.

Хлоя напрягла слух и услышала слабый бой колокола.