Золотая рыбка 2 - Фэйбл Вэвиан - Страница 8

Судорожно сглотнув, я изо всех сил стараюсь не покраснеть. Делаю ему знак продолжать. Он закуривает, но тотчас, смяв сигарету, бросает ее в пепельницу.

— Здесь нельзя курить… Значит, связями моими интересуетесь? Сейчас у меня никого нет. Несколько лет жил с одной бабенкой, а она к мужу вернулась. Теперь я один.

— Когда произошел этот разрыв?

— Три месяца назад… — Чуть погодя он продолжает: — По большому счету, у меня и друзей-то нету. Так, приятели только — в кино иногда сходить, в картишки перекинуться, пивка попить… Вот и все.

— Вам известно, что первое убийство совершено как раз три месяца назад?

— Как тут не знать, когда меня десятки раз тягали-допрашивали!

— А во время допроса вы упомянули, что как раз тогда порвали со своей любовницей?

Солон вскакивает, стиснув кулаки.

— Пусть, по-вашему, я примитивный и жестокий. Но не такой уж я псих, чтобы из-за какой-то дуры-бабы бросаться с ножом на других. Ушла — и ушла, скатертью дорога. Я никого не убивал, и признаваться мне не в чем, ясно вам?!

— Очень огорчил вас уход этой женщины?

— Нет! Осточертела она мне! Если муж такой болван, что принял ее обратно, пускай на себя пеняет! И нечего мне дело шить — расстроился, мол, психанул и пошел убивать! Если в полиции служите, значит, можно в чужой жизни как в мусорной куче копаться? Нет у вас такого права! И еще раз повторяю: никого я не убивал!

— А я этого и не утверждаю.

— Ну да, вслух, может, и не говоришь, зато про себя думаешь. Эх, врезать бы тебе промеж глаз! Воображаешь, будто лучше других, раз в полиции служишь. Все вы, бабы, на один манер! Ишь, начикалась, волосики начесала, ногти накрасила, вырядилась… Все вы стервозины: тут в обтяжечку, там в облипочку — лишь бы мужиков раззадорить, а потом удивляются, чего пристают…

Я жестом пытаюсь успокоить его, отчего он совсем звереет. Бросается на меня, норовя вцепиться в волосы. Перехватив его руку, я заламываю за спину. Рухнув на колени, Солон рыдает…

В офис врываются двое мужчин, которые через окно вот уже несколько минут наблюдали за нами. Прежде чем они успевают накинуться на Солона, я говорю:

— Дайте ему стакан воды.

— Разве вы его не арестуете?!

— Нет. Хотя со временем из него вполне может получиться убийца. Но сейчас нам нужен другой человек.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Тот, кого мы ищем, действует хладнокровно. А кроме того, какая здравомыслящая женщина пустит Солона к себе в машину — хоть днем, хоть ночью? Да вы взгляните на него!

Солон залпом проглатывает воду, плечи его сотрясаются от рыданий. Мне становится почти жаль его.

— Больше мы вас беспокоить не станем, — говорю я ему на прощание. — Во всяком случае, с тем давним делом все ясно.

Владелец кафе радуется так, словно я привезла ему мешок денег. Придвигает мне стул, тщательно вытирает сиденье, вытанцовывает вокруг меня, пока я прикидываю, что бы этакое заказать на ужин.

— Снимки-то захватили? — заговорщицки подмигивает он, приняв заказ.

— Да. Но прежде чем мы вернемся к той неаппетитной истории, я бы хотела подкрепиться.

— Сей момент! — с готовностью откликается он, однако заказ приносит Транис. Разделение труда.

Транис тоже подмигивает мне, как старой знакомой.

— Мюзикл оказался грандиозный. Жаль, что вы с нами не пошли.

В самом деле жаль. Надо было сходить в театр, а я сдуру предпочла общество Хмурого. Я улыбаюсь Транису и, решив, что мое рабочее время истекло, заказываю джин с апельсиновым соком. Надеюсь, этакая малость не помешает мне добраться до дома. Взбодрившись после спиртного, решаю держать словоохотливого хозяина в узде, чтобы не слишком увлекался историями о своих соседях. Управимся в два счета, а там — домой, и наконец-то отосплюсь.

Ужин обильный и вкусный, но половина еды остается на тарелке. Я все еще под впечатлением разговора с Солоном. Желудок мой время от времени бунтует, но не могу же я обидеть гостеприимного хозяина неуважением к его стряпне. Чтобы подавить рвотный позыв, прошу воды с лимоном и без сахара.

Разговорчивый хозяин убегает, напиток приносит Транис.

— А мне покажете фотографии?

— Потом, — отмахиваюсь я и, залпом опрокинув кислятину, спешу в туалет.

Долго плещу в лицо холодной водой и, когда чувствую, что полегчало, возвращаюсь к своему столику. Вечером здесь и правда многолюдно. Я разглядываю посетителей. Некоторые ведут себя непринужденно, как дома, — это наверняка местные. Должно быть, им известно, кто я такая, поскольку они с любопытством пялятся на меня. Попадаются и случайные посетители. Эти наспех глотают ужин, выпивают кофе и едут дальше.

Наконец хозяин подсаживается ко мне. Методично изучает все снимки, затем отодвигает их. Чересчур резко и поспешно, на мой взгляд.

— Видите ли, — говорит он, — я же не торчу на месте как пришитый. Возможно, дамочки эти и бывали в кафе, но я ни одной не видал. Вот бедняги, погибнуть ни за что ни про что такой страшной смертью!.. Извините, у меня дела.

Получай, Дениза, дырку от бублика и ешь с маком. Транис убирает со стола тарелку и приборы, но через минуту вновь возвращается. Он не говорит ни слова, но я понимаю его намек и жестом указываю на фотографии. Транис перебирает одну за другой. На фотографии Илеаны взгляд его задерживается дольше прочих, затем переходит на меня. Лицо молодого человека утрачивает обычное свое бесшабашное выражение.

— Прекрасно помню эту девушку. Она была настолько хороша собой, что я никак не мог налюбоваться. Даже к столику ее подкатился, хотя обслуживал тогда сам хозяин. Вдруг, думаю, удастся хоть словом перемолвиться с этакой красоткой. Но она меня разочаровала. Едва я успел рот открыть, она смерила меня взглядом, выразительно этак, с головы до пят, заказ, говорит, принят, а голос капризный такой, будто кошка мяукает. Неужто тоже погибла?

«Прости меня, Илеана», — мысленно говорю я и утвердительно киваю.

— Подумать только, жалость какая! — Транис поворачивает прочь.

— Минуту! — говорю я ему вслед. — Когда была здесь эта девушка?

Он пожимает плечами.

— Трудно сказать. Все дни одинаковые… Пожалуй, недели две-три назад…

— Она была одна?

— Нет. Вроде бы с подругой. Но вы же понимаете, я смотрел только на нее! Кто-то был с ней, это точно: после того как она меня отшила, я слышал ее мурлыканье.

Транис снова намеревается отойти, поскольку хозяин с другого конца зала делает ему зазывные знаки, но я хватаю парня за рукав.

— Транис, если девушка произвела на вас неотразимое впечатление, наверняка вам запомнились еще какие-то подробности. И кстати, не было ли в их компании мужчины?

— Конечно, нет. Тогда я не стал бы подкатываться. Зато, если хотите, могу описать, как она была одета. На ней был тонкий черный свитерок в обтяжку, и там, признаться, было что обтягивать. Остального не удалось разглядеть, пока она сидела, но когда пошла к выходу, тут уж я смотрел во все глаза. Нижний этаж здорово портил фасад: талии почитай что нет, зад тяжеловат, бедра широкие, мощные… Но лицо!.. Такую красоту редко встретишь. По-моему, в ней была какая-то примесь восточной крови… Постойте! Помню еще ее серьги: ромбы крупные такие, блестящие — в ушах болтались, и кольца золотые на руках — штук пять, не меньше. Руки ухоженные, лак на ногтях — все честь по чести. Но я больше в лицо ей смотрел, глаз не мог оторвать.

— Взгляните еще раз на фотографии, вдруг да узнаете девушку, которая с ней была.

Транис выполняет мою просьбу, но опознать спутницу Илеаны не может. Затем он убегает по своим делам, а я кладу деньги на столик и выходу к машине. Прежде чем включить зажигание, закуриваю, и эта небольшая разрядка приходится как нельзя кстати: я не слишком раздражаюсь, когда мотор отказывается работать и вырисовывается перспектива заночевать прямо здесь.

Наконец я выруливаю на шоссе, и проклятый мотор снова глохнет. Я выбираюсь из машины, поднимаю крышку капота, но моих знаний автомеханика хватает лишь на то, чтобы отличить мотор от аккумулятора. И тут на выручку приходит мужчина. Уве, племянник владельца кафе.