Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 89

то они шли вдвоем по улице, и девушка вновь тешила свои материнские инстинкты, пытаясь заставить Ланца съесть хоть кусочек. В итоге ткнула его носом в мороженое, потом сама же и смеялась над своим поступком. Тогда они разругались в пух и прах. Казалось, Гретхен больше никогда к Дитриху не приблизится, но она оказалась удивительно настойчивой особой.

Люси не настаивала, она просто предлагала.

– На улице и так холодно, – отозвался он. – Хочешь промерзнуть не только снаружи, но и изнутри?

Люси усмехнулась и произнесла уверенно:

– На холоде оно еще вкуснее.

– Кто сказал?

– Доказано мной.

– Неужели?

– Да

да, – закивала она.

Дитрих колебался некоторое время. Все равно это было странно и непривычно. Одно дело – поглощать холодный десерт в жару, и совсем другое – в холод. Однако, Люси продолжала играть роль змея

искусителя.

– А давай так…

Она откусила немного от лакомства, повисла у Дитриха на шее и прижалась к его губам своими губами. Приоткрыла рот… Мороженое таяло на языке, Дитрих чувствовал его вкус. Наслаждался одновременно и поцелуем, и мороженым. Вообще

то, с точки зрения эстетики это было не очень красиво. Они все же умудрились перемазаться подтаявшим десертом, губы были липкими, да еще и пришлось лезть в рюкзак за влажными салфетками, чтобы вытереть сладкие следы, оставшиеся на лице. Но все равно Ланцу понравился этот эксперимент. Детский сад, как он сказал бы раньше. Романтика, как охарактеризовал свое поведение в данный момент.

– Вкусно? – поинтересовалась Люси.

– Очень.

– Правда?

– Да. Но не мороженое. Ты.

Она хмыкнула, услышав это заявление. С некоторых пор она научилась не смущаться слов, что говорил ей Дитрих. Начала находить в них приятное. Ей нравилась его прямолинейность, и даже какая

то грубоватость. Он не был излишне сентиментальным, и это Люси было по вкусу. Она не любила мужчин

тряпок. За небольшой период общения с Дитрихом, она успела понять, какой у нее идеал мужчины. Ланц целиком и полностью под определения идеала подходил.

Многие девочки сначала придумывают себе абстрактный образ принца, и только потом начинают искать мужчин, способных хотя бы на сотую долю удовлетворить игру их воображения. У Люси все получилось иначе. Сначала она нашла мужчину своей мечты, только потом нарисовала в воображении идеал.

Вечером неожиданно начался дождь.

Дитрих и Люси, по

прежнему, жили в разных комнатах. Никак не могли решиться на переезд в одну комнату. Ланц слабо представлял, как можно донести до родителей мысль, что он хочет жить в одной комнате со своей девушкой. Они, наверняка, не одобрили бы столь скоропалительных выводов, попросили подумать еще раз. Потому Дитрих и Люси продолжали держать дистанцию. Во всяком случае, делали вид, что держат. На деле все обстояло иначе.

Но в тот вечер Люси почему

то сама пришла к нему. Обычно она стеснялась. Ей казалось, что вторгаться в чужое личное пространство – удел невоспитанных людей. Дитриху она многое прощала. В том числе и порывистость в действиях. Он редко думал, а потом делал. Чаще делал, а потом думал.

Люси стояла возле окна, опираясь локтем на подоконник. Слушала шум капель по стеклу, шелест веток. Раньше ей нравились дожди, а сегодня почему

то появилось гнетущее чувство. Нечто среднее между грустью и отчаяньем. Чем вызвано это, Люси не могла точно объяснить. В жизни у неё все более

менее наладилось, она чувствовала себя счастливой, пусть даже счастье это было слегка однобоким. Получив в подарок от судьбы любимого мужчину, она потеряла любовь родителей, объявивших, что нет у них дочери. Не равноценный обмен, но Люси старалась не придавать большого значения проблемам. Да, родители отказались. И что теперь? Главное, что они живы и здоровы. У них все хорошо. А, значит, и она должна быть счастлива.

Капли били о стекло. Люси закрыла глаза и прижалась лбом к стеклу. Оно было холодным.

– Мне страшно, – произнесла вслух. – Почему

то очень страшно. Я не знаю, где искать причину своих страхов. В каком событии. Или человеке…

Она замолчала, так и не договорив. Со стороны эти признания выглядели странно. Люси и сама себя не понимала. Так чего же ждать от окружающих?

Дитрих смотрел на нее настороженно. Он ничего не чувствовал, в то время, как почти все женщины… Те женщины, что окружали его, говорили об опасности. Видимо, они чувствовали приближение катастрофы.

Сейчас он вспоминал свой сон. Тот самый, где Люси в платье невесты уходила от него. Он кричал. Он звал. А она таяла… Все именно так и случилось. Она растаяла. Умерла. У Дитриха перед глазами до сих пор стоял её образ.

Бледное лицо, похожее по цвету на толченый мел, широко распахнутые глаза, с дико расширенными от боли глазами. Тонкая струйка крови, стекающая из приоткрытого рта. Люси пыталась улыбнуться. Даже умирая, она умудрялась думать о нем, а не о себе.

– Не плачь, – шептала она ему. – Не плачь, пожалуйста. Слезы тебе не к лицу…

Голос у нее был хриплым, прерывистым. Она с трудом произносила слова. Пуля, скорее всего, попала в легкое, а прекрасное лицо девушки было расцарапано осколками стекла.

У Люси руки были ещё теплыми, когда она попыталась стереть слезы с его лица. Ладонь задержалась на его щеке… Потом Люси закрыла глаза.

– Поцелуй меня на прощанье, – произнесла она.

Дитрих до сих пор чувствовал прикосновение её губ и вкус крови. Кровь размазалась по его лицу, но он даже не заметил этого…

Ещё вчера он даже не подозревал, что может стать в одно мгновение самым несчастным человеком на земле.

Он строил планы, он мечтал о чем

то. А теперь ничего не осталось. Выгорело.

– Не любишь дождь? – спросил он тогда.

– Люблю. Но сегодня меланхолия какая

то, – пояснила Люси. – Честно говоря, понятия не имею, с чем это связано. Может, откроем окно? – спросила чуть погодя.

– Зачем?

– Знаешь, когда я была маленькой, обожала прыгать по лужам. И всегда в такую погоду выбегала во двор. Подставляла лицо дождю, ловила капли ртом. Закрывала глаза и представляла, что стою под водопадом. Конечно, мама была недовольна моими выходками. Кричала, что я обязательно подхвачу простуду, и ей потом придется меня лечить. Странно, но я никогда не заболевала. Наверное, иммунитет крепкий. Ещё я всегда пачкалась в грязи. Прыгала по лужам, так что и туфли вечно были промокшими насквозь, и на гольфах грязь оставалась.

Дитрих улыбнулся, представляя себе Люси в детстве.

– А расскажи, каким ты была ребенком, – попросил неожиданно.

Люси задумалась, а потом выдала решительно:

– Чересчур активным. А ещё у меня всегда были хомячьи щечки.

Она засмеялась. Она немного стеснялась своей внешности, понимая, что до победительницы конкурса «мисс Вселенная», как пешком до Парижа. Да и вообще вокруг полно красивых девушек, рядом с которыми она смотрится миленькой, но конкуренцию не составляет.

– Замечательные.

– Щечки?

– Они.

– Ты – первый, кому они понравились. Обычно мне говорили, что лучше маскировать их волосами. Или просто немного похудеть. Впрочем, это же Макс. Он только подобные вещи и умел говорить. Комплименты никогда не считались его сильной стороной.

– Твой партнер по фигурному катанию?

– Он самый.

– Забудь о нем. Он – просто идиот, который ничего не смыслит в женской красоте.

– Стараюсь, – отозвалась Люси.

В голосе у нее появилось больше жизнерадостных ноток. Она даже покраснела немного, но Дитрих этого не заметил. В комнате было темно, даже ночник никто зажигать не стал. В кромешной темноте было забавно разговаривать. Вроде бы знакомый человек, которого знаешь определенное количество времени, но в то же время у темноты есть свое преимущество, а, может, наоборот, слабая сторона. В темноте не разглядеть эмоций. Все они выражаются в интонациях, голосом. А жесты, мимика – все это остается в стороне.

По голосу можно различить, где ложь, а где правда. Но сделать это сложнее. Ведь нет возможности заглянуть собеседнику в глаза, увидеть его реакцию.