Взрослые игры - Воробей Вера и Марина - Страница 5

– Лучше бы они этого психопата электрика допрашивали в своих казематах, чем приставать к честным людям с вопросами, – заметила Лиза.

– А-а-а, электрик, – разочарованно протянула Марина. – Он здесь ни при чем.

– Как это ни при чем? – взволновалась Туся, забыв о кофе.

– А вот так. У него железное алиби. Убийство было совершено около пяти часов вечера, а он в это время устранял аварию на теплосети, на глазах у десятка людей.

– Как же он оказался в той квартире? – спросила Лиза, недоверчиво глядя на Марину.

– Я слышала, что он пришел попросить в долг на выпивку, убитая женщина его часто выручала. Дверь была приоткрыта, он спьяну и вошел. «Хозяйка,– мол, хозяйка!» – а на столе бутылка французского коньяка. Электрик, естественно, к ней. И тут, когда он замечает на полу жертву, раздается звонок в дверь. Вот Коля в шоковом состоянии и сиганул через окно, увидев в нем единственный путь к спасению.

– Откуда ты все это знаешь?

Марина усмехнулась, встала и надела куртку.

– Электрик рассказал своему собутыльнику, а тот передал дальше по цепочке, ну и пошло. Расплатитесь за меня, девочки, – попросила она, положив на стол десять рублей. – И, если увидите Юлю, скажите, что я ушла домой.

– Что же получается – два убийства, а преступник не пойман, – сказала Туся после того как за Мариной закрылась дверь.

Она взглянула на подругу. Похоже, что ее мысли блуждают в другом месте. То, что у Лизы неспокойно на душе, она заметила еще пару недель назад, когда Михаил Юрьевич, заболев «ледовой болезнью», перебрался к Маргаритке. На ее месте любая бы заволновалась. Ведь не вооруженным глазом видно, что между этими двумя что-то происходит. А тут Лиза с ее вещими снами и наивными мечтами. Тусе не хотелось навязываться, она справедливо полагала, что подруга поделится с ней, если сочтет нужным. Но пока, кроме того, что телефонный роман развивается нормально, она ничего нового не услышала.

*

– Кто звонил? – спросила Рита, заглядывая в комнату, где в окружении подушек, как индийский набоб, сидел Михаил. Его настрадавшаяся нога, напоминающая белоснежный бочонок покоилась на мягком валике.

– Лиза.

Конечно, Лиза. В последние две недели Рите редко удавалось прорваться к телефону. То Лиза звонила Мише, то он ей.

– Пригласил бы ее к нам, – великодушно предложила она в сотый раз, ставя возле тахты поднос с чаем.

– Вам что, мало забот со мной? Хотите еще развлекать моих гостей? – Миша подтянулся на руках, с досадой поглядывая на источник своих бед. – Ничего, осталось недолго мучиться. Через несколько дней встану на ноги, тогда мы с Лизой и увидимся. – А ты куда собралась? – спросил Миша, заметив, что на Рите сапоги.

– В школу. По вторникам и пятницам у меня литературный кружок у старшеклассников. Сегодня вторник. – Рита подвинула к Мише чашку с чаем и вазочку с печеньем. – Пей, пока горячий, – сказала она, собираясь уходить.

– Погоди. – Миша удержал ее за руку. – Что новенького в школе?

– А разве тебе твоя Лиза не рассказывает новости?

– Мы с ней все больше о другом говорим.

– Ну-ну, воркуйте, голубки, – пошутила Рита, незаметно отнимая свою руку.

– При чем здесь «воркуйте»? – неожиданно возмутился Миша. – Просто так много интересных тем, а школа, понимаешь, она как-то сразу увеличивает между нами расстояние. – Он нервно провел пятерней по волосам, отбрасывая назад не в меру отросшую челку. – Ладно, не будем о грустном. Лучше скажи: Кошка, небось, рвет и мечет, что физрук ушел?

– Свято место пусто не бывает, – отозвалась она. – Нашли другого преподавателя; ребята вроде бы довольны, а девчонки прозвали его лапушкой..

– А этот «лапушка» молодой?

– Молодой, симпатичный и сильный.

– Влюбилась? – небрежно поинтересовался Михаил.

– Пока нет, но подумываю. А еще в вестибюле посадили охранника. Так что когда придешь, не пугайся, если он потребует у тебя документы или вовсе откажется пускать.

– Это в связи с убийствами?

– Да, конечно. Во всех школах провели собрания. Предупредили родителей, чтобы дети по вечерам не болтались на улицах. По-моему, не помогло. Я тут заглянула в кафе на углу, где они развлекаются. Как и прежде, переполнено молодежью, пивом и сигаретным дымом. Извини, не хочу опаздывать на кружок, – сказала Рита, вставая.

– Ты там поосторожнее за рулем, – предупредил Миша, отпивая остывший чай. Он был недоволен, что машину Риты починили так быстро, но предпочитал об этом молчать.

– Не волнуйся. Это ты на ровном месте спотыкаешься, а я водитель со стажем, – отбрила Рита и исчезла.

Миша криво усмехнулся. Наверное, когда французы придумали лозунг: «Будьте реалистами, требуйте невозможного», – они имели в виду похожую ситуацию. Рита на стареньком жигуленке вполне могла участвовать в авторалли «Москва – Дакар». И сколько бы Михаил ее ни просил, она, садясь за руль, напрочь забывала, об осторожности. «Единственное утешение, – подумал он, – в столице развелось столько автомобилей всех моделей и марок, что большую часть времени простаиваешь в пробках, чем движешься по дорогам». Затем его мысли перескочили на Лизу. Ему очень хотелось ее увидеть, и в то же время он боялся этой встречи. Прошло больше двух недель с первого свидания. Дымка романтического флера растаяла и оставила после себя странное тревожащее чувство, которому Миша, как ни старался, не мог найти определения. И потом, что там за новый физрук, «лапушка», замаячил на горизонте? Надо бы познакомиться с ним при первом удобном, случае.

Мишина рука по привычке потянулась к телефону, но в последнюю секунду он передумал и, взяв пульт, включил телевизор. Лизе надо готовить уроки на завтра, он не станет отвлекать ее по таким пустякам.

6

– Наполеон Бонапарт отчаянно нуждался в деньгах, а соединенные Штаты в новых землях. Союз оказался выгоден обеим сторонам, поэтому в тысяча восемьсот третьем году – во время президентского правления – Томаса Джефферсона – США за пятнадцать миллионов долларов купили у Франции Луизиану, огромную территорию к западу от реки Миссисипи. Это сразу же увеличило страну почти что вдвое. – Кахобер Иванович подошел к карте и указкой очертил контур территории, о которой шла речь. – От Испании США получили Флориду. – Указка опять скользнула по карте.•– В тысяча восемьсот сорок пятом году США захватили Техас, принадлежавший Мексике.

Кахобер говорил с мягким грузинским акцентом, от которого он так и не избавился, несмотря на то что уже много лет жил и работал в Москве. Лиза старалась вникать в то, что рассказывает учитель, но ей все труднее было сосредоточиться на новой теме.

– …В результате войны, которая длилась два года, США присоединили к своим обширным территориям Новую Мексику и Северную Каролину, – долетало до нее откуда-то издалека.

Лиза думала о Мише, вспоминала тот вечер, когда прибежала к нему домой, охваченная тревогой, и встретила там Маргариту Николаевну. Одно дело – видеть ее неунывающее лицо в школе и совсем другое – столкнуться с ней в домашней, почти интимной обстановке. Свет приглушен, они с Мишей сидят, взявшись за руки, и тут появляется еще один будущий преподаватель русского и литературы и начинает позвякивать ключами от Мишиной квартиры. А Лизе так•хотелось побыть с любимым человеком вдвоем, поговорить, просто посмотреть телевизор, прижимаясь к надежному, сильному плечу.

Она до сих пор помнит, как успокаивала себя, возвращаясь домой. «Это еще не конец света, у нас впереди много вечеров, когда мы будем говорить, смеяться, мечтать, и никто нам не помешает». И еще Лиза хотела сказать Мише, что Новый год они проведут вместе, как и собирались. Просто он приедет к ним домой или же, наоборот, она отправится к нему, чтобы пожелать счастья под звон хрустальных бокалов. Но, – как говорится: «Мы предполагаем, а бог располагает». Вместо встреч – голос в телефонной трубке, и в нем потаенная грусть.

Лиза смотрела в окно на покрытые снегом деревья. Светило солнце, легкий ветерок сдувал с веток искрящиеся белые хлопья. Был такой чудесный день. Почему же на душе так неспокойно? Лучшая подруга недавно спросила ее: целовались ли они с Михаилом? А что она могла ей на это ответить? Что он всего лишь несколько раз прикоснулся к ней губами в мимолетном поцелуе? Так целуют сестер, подруг, маленьких девочек и родственников, но никак не любимых.