Блин – охотник за ворами - Некрасов Евгений Львович - Страница 10

Как ни странно, такой ответ устроил сержанта.

– Понял, это как марки, – сказал он. – На одной написано пять рублей, на другой пятьдесят копеек. А та и другая кусочек бумаги.

– А вы, наверное, все картины здесь знаете? – с подвохом спросил Блинков-младший.

Сержант купился, как дошкольник:

– Откуда?! Меня же сюда поставили только вчера, как ограбление случилось. А так в музее одни бабки-смотрительницы, и то днем.

Он оказался болтуном, находкой для шпиона. В нескольких словах выдал режим охраны музея. Блинков-младший решил, что стоит задержаться.

За разговором они дошли до двери закрытого зала. Вредная смотрительница дремала на своем стуле. Сержант деликатно покашлял. Смотрительница открыла глаза и уставилась на Блинкова-младшего. Она тоже узнала его сразу.

– Ну вот, сходил в буфет, – сказал сержант и показал старухе свой пирожок, как будто оправдывался. – Клавдиванна, теперь вы сходите поешьте.

– На одну зарплату по буфетам не походишь, – сварливо буркнула старуха. – Я небось не ворую!

– Я, что ли, ворую?! – возмутился сержант. Смотрительница поняла, что дала маху, и миролюбивым тоном пояснила:

– Да я не про тебя, а вообще. Ходют всякие по буфетам, а на какие деньги?!

– Хотите, я вам дам на пирожок? – предложил сержант.

– Насовсем или в долг? – осторожно уточнила смотрительница.

– Насовсем, насовсем, – заверил ее сержант и, чуть ли не силой подняв старуху со стула, отвел ее к окну и стал шушукаться.

До Блинкова-младшего доносилось:

– А ну как без меня сопрут чего-нибудь?

– Клавдиванна, вы что, милиции не доверяете?! Сходите, отдохните!

– А этот чего приперся?

Сержант ответил совсем тихо, но по его успокаивающим жестам было ясно: за «этим» он обещает присмотреть.

Блинков-младший подумал, что сержанту опостылело дежурить с такой врединой. Да на его месте любой раскошелился бы не то что на пирожок, а на торт-мороженое с надписью «Клавдиванне на долгую память», лишь бы отдохнуть от старухи.

Наконец смотрительница ушла. Сержант плюхнулся на ее стул, с наслаждением вытянул ноги и откусил половину пирожка. У него был счастливый вид.

– А вы участвуете в расследовании? – подольстился Блинков-младший. Хотя сержант, которого ставят двери караулить, мог расследовать разве что драку дошколят в песочнице.

Сержант надулся от гордости.

– Нет, я же на посту, – объяснил он таким тоном, как будто был на посту министра и не говорил об этом только из скромности. – Но полковник подходил ко мне, советовался. Я ведь служу пятый год, все проходные дворы тут знаю.

Блинков-младший еле удержался, чтобы не фыркнуть: «Видели, как он к тебе подходил!»

Сержант оказался редкостным треплом и при этом воображал себя Глебом Жегловым. С важным видом он выложил то, что Блинков-младший знал и без него: если что пропало, первым делом проверяют охрану и сотрудников. Ведь вор не пойдет на кражу без подготовки. Наверняка он заходил в музей, и не раз. Смотрители могли его запомнить. Это уже не говоря о том, что у вора может быть свой человек в музее.

Блинков-младший заскучал. У него в кармане лежал окурок, брошенный преступником, а приходилось выслушивать азбуку сыска: «Мама мыла раму»!

И вдруг сержант выдал действительно ценную информацию: ручка с двери служебного входа исчезла примерно в то же время, когда была совершена кража!

Он рассказал это как анекдот. Мол, какой-то милицейский опер построил целую версию на несчастной ручке. Хотя лично ему, сержанту, совершенно ясно, что ее увели не музейные воры, а какой-нибудь бродяга. Известно же, что они любят воровать цветные металлы и продавать их в приемные пункты вторсырья. А ручка бронзовая.

Умница был этот опер! А сержант – Буратино, причем пластмассовый, потому что в дереве бывают извилины. Он, судя по всему, даже не взглянул на дверь служебного входа, а еще посмеивался над совсем неглупой версией.

Во-первых, ручка там не просто чтобы за нее держаться. Она часть замка: не повернув ручку, дверь не откроешь.

Во-вторых, бродяга мог бы свинтить ценную бронзовую штуковину снаружи двери, с улицы. Но как раз та ручка сохранилась, а исчезла вторая, которая была изнутри! Ее снял человек, ВЫХОДИВШИЙ из музея. То есть не случайный бродяга, а либо сотрудник, либо вор!

Зачем? Это Блинкову-младшему предстояло выяснить.

Он стал прощаться.

– Уходишь, – расстроился сержант. – Постой со мной, а то я здесь озверел от скуки. Или спешишь куда?

– Меня мама ждет, – ответил Блинков-младший и повернулся, чтобы уйти.

Сержант вдруг вскочил и схватил его за руку.

– Подождет! – отрезал он жестким милицейским голосом. – Я тебя задерживаю до выяснения личности!

Сегодня Блинков-младший уже наворотил дел, которые нельзя было делать никогда и ни при каких обстоятельствах. Влез в мамино расследование, поднял окурок с места преступления, затоптал следы. На этом безрадостном фоне сопротивление милиционеру было бы сущей чепухой, и он решил сопротивляться.

Блинков-младший огляделся. По залу бродили две дамы в одинаковых шляпках-«поганках» с отвислыми полями. Они подтвердят, что сержант задержал его не за хулиганство, а ни с того ни с сего. Где-то неподалеку слышался гулкий голос экскурсоводши – там целая группа, и она идет сюда!

– В чем дело-то? – громко спросил Блинков-младший, пытаясь выдернуть руку.

Но сержант как клещ вцепился ему в запястье.

– А ни в чем. Не рыпайся, и все.

– Нет, вы скажите, в чем дело! – повторил Блинков-младший еще громче.

Дамы в шляпках стали оборачиваться.

– Не шуми! В музее находишься! – зашипел сержант.

А Митькин ударный резерв – экскурсоводша с группой – уже приближался, вразнобой шаркая ногами. Еще несколько секунд, и группа появилась из дальней двери зала. Впереди шла Ларисик!

– Дяденька милиционер, что я сделал?! Отпусти! – завопил Блинков-младший. – Ларис-сергевна, помогите!!

Странная улыбка заиграла на губах кандидата искусствоведения. Блинков-младший понял, что узнан. И что это почему-то очень, очень плохо.

Он изо всех сил дернул руку, в которую вцепился сержант, а тот, само собой, дернул на себя. Не сопротивляясь, Блинков-младший, наоборот, подался к сержанту и толкнул его в грудь. Основной принцип борьбы – использовать силу противника. Вот с этой силой сержант и полетел на спину.

Рискуя сломать себе запястье, Блинков-младший вывернулся и кинулся к выходу!

Оттолкнув Ларисика, навстречу ему выскочила вредная смотрительница и встала на пути, растопырив руки. Блинков-младший поднырнул ей под мышку…

И с разбега боднул головой кого-то жутко накачанного. У него даже в голове зазвенело. Как будто угодил макушкой не в живот, а в каменную стену.

Качок сноровисто завернул ему руку за спину, подтянул другую и – щелк, щелк – надел наручники. А потом отпустил. Блинков-младший выпрямился и увидел молодого человека, конопатого и щуплого на вид, как подросток. Даже не верилось, что у него такой мощный брюшной пресс.

Молодой человек улыбался и смотрел на Блинкова-младшего так добро, как будто не наручники на него надел, а подарил конфетку.

– Что происходит?! – возмутилась одна из дам в шляпках. – Мальчик ничего не сделал!

– Хорошенькое «ничего не сделал»! Милиционера на пол повалил! – влезла вредная смотрительница.

– А зачем милиционер ему руку выворачивал? Вы не видели, а я видела! – заспорила дама в шляпке.

– Спокойно, гражданочка, – солидным баском ответил ей молодой человек. – Я лейтенант милиции Гуськов. Мальчик задержан по подозрению, как соучастник особо тяжкого преступления!

Дама сдвинула шляпку на лоб и по-мужски присвистнула.

– Сушите весла! – воскликнула она. – Дитя-рецидивист!

Глава IX

РАССЛЕДОВАНИЕ ЛЕЙТЕНАНТА ГУСЬКОВА

Блинков-младший не понимал, что происходит. То есть ясно, что сержант заговорил ему зубы, а сам послал вредную смотрительницу за Гуськовым. Но за что его задержали? Почему так зло и торжествующе смотрит Ларисик?!