100 шкафов - Уилсон Н. Д. - Страница 10

Генриетта посмотрела на него.

— Там в подвале валяются какие-то старые инструменты, и еще больше их в амбаре. Спорим, среди них найдется стамеска. Я могу посмотреть.

— Было бы здорово, — сказал Генри. — Этой ночью я целую вечность очищал эту стену и постоянно беспокоился, что могу поцарапать дверцы. Надеюсь, мы их не испортим.

— Мне больше всего нравится вон та белая, — показав пальцем, сказала Генриетта. — Она выглядит самой счастливой. Некоторые другие как будто не хотят быть здесь, но этой белой, кажется, тут неплохо.

— Что ты имеешь в виду? — Генри приподнялся и сел прямо. — Она, конечно, выглядит опрятно, но как она может выглядеть счастливее других? Не думаю, что дверь можно назвать счастливой.

— Ладно, а грустной можно? Вот эта маленькая металлическая кажется довольно грустной, — она снова показала пальцем. Это была самая маленькая дверка из тех, что Генри успел очистить. Она была не больше четырех дюймов в ширину, с замочной скважиной на левой стороне. Металлическая поверхность вся была исполосована бороздками, в которых до сих пор виднелись кусочки штукатурки. Внизу была встроена небольшая металлическая панель.

— Не скажу, что она выглядит грустно, — сказал Генри. — Кто знает, сколько она проторчала внутри этой стены. Скорее она рада снова увидеть свет.

— Не думаю, что ей хочется быть на нашем чердаке, — сказала Генриетта. — Она выглядит так, словно должна находиться совсем в другом месте. Как думаешь, из чего сделана ее черная часть? — Она наклонилась и провела по ней ногтем. — Кажется, это пластик.

— Что? — Генри тоже нагнулся и потрогал вставку пальцем. — Ведь пластик появился не так давно, правда? — Он царапнул и почувствовал, как что-то собирается у него под ногтем. — Надо же, — произнес он и снова выпрямился.

— Что? Что такое? — Генриетта схватила его за палец и начала рассматривать.

— Я думаю, это краска, — сказал Генри, вытаскивая из под ногтя черные катышки. Он снова посмотрел на черную панель. — Это должно быть стекло, которое кто-то закрасил.

— Серьезно? — Генриетта принялась обеими руками царапать панельку. — Мы сможем посмотреть, что там внутри, посветив фонариком.

— Генри! — донесся до них, одолев два пролета лестницы, голос тети Дотти. — Твой обед готов. Давай спускайся. И ты Генриетта, если ты тоже там.

Генриетта быстро выпрямилась.

— А если мы притворимся, что ничего не слышали? — спросил Генри.

— Не выйдет. Тогда она поднимется за нами. Пойдем. Мы можем закончить с этим позже. — Генриетта встала и подняла Генри на ноги.

— Ге-е-нри!

— Идем, мам! — закричала Генриетта, и оба загрохотали вниз по ступенькам. Вдруг Генриетта остановилась, и Генри натолкнулся на нее. Она наклонилась и подняла со ступеньки кусочек штукатурки. Осмотрев другие ступеньки, она взглянула на Генри и нахмурилась.

— Мама заметит, — сказала она.

Когда они подошли к столу, Анастасия и Пенелопа уже ели. Между ними сидел дядя Фрэнк и обрабатывал нож Генри точильным камнем. На другой стороне стола стояли две тарелки запеченного сыра и два стакана молока.

— Генриетта, чем вы там занимались? — спросила Анастасия, не прожевав. — Я думала, ты сказала, что выйдешь поиграть.

— Я собиралась, — сказала Генриетта, пока они с Генри занимали свои места, — но встретила Генри, и мы заболтались.

— О чем? — спросила Анастасия. — О Зике Джонсоне?

Она повертела в руках кусок запеченного сыра, растягивая его между двумя тостами.

Генриетта гневно взглянула на Анастасию.

— Ты ведешь себя некрасиво, — сказала Пенелопа.

— Нет, не веду, — сказала Анастасия. — Она сказала, что вернется, и я просто захотела узнать, о чем они говорили. Вы обе всегда говорите о Зике.

— Девочки, — сказал дядя Фрэнк, — не думаю, что это имеет значение. Вы все сможете поиграть и после обеда.

Генри посмотрел на Генриетту. Она сидела, стиснув зубы. Пенелопа покраснела.

— Мы разговаривали о потерянных дверях, и тайных городах, и о том, как их отыскать, — сказал Генри и откусил кусок от сэндвича.

— Забавно, — сказала Пенелопа. — Я как-то нашла потайную дверь в ванной.

— То, что ты нашла, — сказала тетя Дотти, входя из кухни с сэндвичем для Фрэнка, — было лишь кучкой мышиных отходов.

— Это не все, Генри, — сказала Пенелопа. — Мышиные какашки и банный коврик. Ну знаешь, такая резиновая штука с круглыми присосками снизу.

— И что же ты сделала? — спросил Генри.

— Поставила мышеловки и снова закрыла, — ответил за нее дядя Фрэнк.

— Могу тебе показать, если хочешь, — предложила Пенелопа. — Если папа разрешит мне снова ее вскрыть.

— Ни за что! — взревела Дотти из кухни. — Не желаю, чтобы вы снова испортили там краску. И вообще, у нас есть дверь поважнее. Пусть твой дядя покажет тебе ее, Генри. Ее-то открыть будет потруднее, чем панель в ванной. — Она вошла в комнату, вытирая сковородку сухой тряпкой. — Фрэнк, я тут столкнулась вчера с Глэдис и Билли. Знаешь, что он мне сказал?

Девочки разом умолкли. Фрэнк не поднимал глаз.

— Привет? — спросил он, продолжая затирать нож Генри. Дотти шлепнула его тряпкой.

— Да, это он тоже сказал. И она сказала. Но содержательная часть разговора началась с его вопроса: «Фрэнк вообще откроет когда-нибудь эту дверь?» И знаешь, что сказала я? Я сказала… Ты к этому готов, Фрэнк? Я сказала: «Нет».

— Мда, — сказал Фрэнк. Он поднес нож к губам и потрогал лезвие языком. — Какая ты у меня честная. Я ценю твою заботу о моем чувстве собственного достоинства.

— А потом я сказала, что позвоню ему и мы договоримся, чтобы он пришел и открыл ее сам. И я собираюсь сдержать обещание, Фрэнк. — Она скрестила руки, так что сковородка оказалась у одного бедра, а тряпка — у другого.

— Дотс, ты прекрасная жена, и я это ценю. Я открою эту дверь, и ты сможешь великолепно разместиться в скрывающейся за ней комнате. И Билли Мортенсен не имеет к этому никакого отношения. Он бросил бейсбольную команду в плей-офф чемпионата штата, и ты это знаешь. — Фрэнк мельком взглянул на нее. — Я рассматриваю его только как элемент общества. И ни за что не потерплю оказаться у него в долгу.

— Мы можем заплатить вперед, — сказала Дотти и скрылась в кухне.

Комнату заполнили чавканье жареным сыром и скрежет ножа по точильному камню. Наконец Фрэнк отложил нож в сторону, съел в два укуса свой сэндвич и осушил стакан молока. Затем он поднялся и уперся руками в бока.

— Женщины и дети — за ограждения! — закричал он так, что девочки подскочили на месте, а Генри замер с открытым ртом. — Бейте в барабан медленно и не вопрошайте, по ком звонит колокол, ибо ответ вас не обрадует. — Он взметнул кулак в небо. — Два года провели мои черные корабли перед Троей, но сегодня ее врата откроются силой моей руки.

Дотти рассмеялась на кухне. Фрэнк посмотрел на своего племянника.

— Генри, бейсбол подождет до завтра. Сегодня мы грабим города. Дотс! Сходи за моими инструментами! Долой французов! Вперед, снова в пролом, заткнем стену телами трусов! Вперед! Вперед! Давай, отбивающий!

Фрэнк опустил кулак на стол, разлив при этом молоко Анастасии, а потом принял позу с поднятыми кверху руками и прижатым к груди подбородком. Девочки одобрительно зашумели и принялись аплодировать. Тетя Дотти вернулась в гостиную, держа в руках небольшой металлический ящик с инструментами.

— Ты хорошо меня знаешь, жена. Я-то думал, они в подвале.

— Они и были. Тебе бы преподавать словесность, Фрэнк.

— Что вы будете делать? — спросил Генри.

— Мы построим деревянного коня, засунем тебя внутрь и предложим его в дар, — ответил Фрэнк.

— Сжигай мосты, когда их достигаешь, — сказала Дотти. Она улыбнулась Фрэнку, собрала со стола грязную посуду и удалилась на кухню.

— А нам можно посмотреть? — спросила Генриетта.

— Вы, — сказал дядя Фрэнк, — можете пойти поиграть в амбаре, саду или канавах, или где-нибудь еще подальше от места действия. Идем, Генри.

Они пошли наверх, и Генри слышал, как девочки ныли и протестовали. Дойдя до места, они обошли всю площадку, пока не уткнулись в очень старую деревянную дверь дедушкиной комнаты. Фрэнк разложил свои инструменты.