Бремя страстей - Джексон Лайза - Страница 52

— Разве я не знаю? — Ада, мать Бобби, быстро перекрестилась и склонила голову, так как Кэссиди сверху увидела седые корни волос у нее на макушке, которые она тщательно пы­талась скрыть с помощью краски.

Когда же наконец эти добродетели оставят их в покое и перестанут кружить, словно гри­фы, появляясь в доме в любое время дня и но­чи, выражая соболезнования и раздавая доб­рые советы, поглаживая Кэссиди по плечу, как только она оказывалась поблизости! По мне­нию девушки, все это было сплошным при­творством.

А вчера заявилась Эрлин Спирс, жена про­тестантского священника. Хотя Рекс Бьюкенен всю жизнь был благочестивым католиком, Эр­лин сочла своим долгом представить церковь своего мужа и выразить соболезнование. Су­хая, чопорная и накрахмаленная, с губами, сложенными в неприязненную гримасу, она ос­тановилась возле портрета Энджи в обрамле­нии горящих свечей.

— Горе… какое горе,— произнесла она, выражая глазами сочувствие и притрагиваясь к кресту, свисавшему у нее с шеи. — Такая красивая девушка. Надеюсь, что Макензи найдут и он понесет заслуженное наказание. От него неприятности с самого младенчества. Давно знаю эту семейку!.. О Господи, о чем я болтаю, ведь я хотела выразить соболезнование от себя, преподобного и всего нашего прихода.

Кэссиди задыхалась в этой атмосфере лице­мерия, и сейчас, когда Ада и Джеральдина шептались в фойе, она отошла от перил в по­лутьму коридора, намереваясь вернуться в свою комнату, где отсиживалась со времен пожара. Заглянули в дом и несколько ее под­руг. Они сказали, что им очень жаль Энджи, но, увидев, что Кэссиди все еще как громом пораженная и общаться с ней трудно, поспеш­но ушли…

— Дена, — сказали в унисон обе женщины, когда мать Кэссиди появилась в холле.— Мы с ума сходим от беспокойства. — Голос Ады. Искренний. Потом визгливое: — Могу ли я… можем ли мы что-нибудь сделать?— Голос Джеральдины: — Судья просто рвет и мечет. Он клянется, что преступник будет найден и получит свое, как только попадется. Можешь мне поверить.

— Я надеюсь, что он жарится в аду,— ответила Дена, и Кэссиди стало не по себе.— Бедная Энджи, упокой, Господи, ее душу!

— Фелисити рыдает целыми днями,— при­зналась Джеральдина.— Они были так близки с Энджи.— Она глубоко вздохнула. — Помимо своего собственного горя, она должна разде­лить скорбь Деррика.

— Бедный мальчик. — Это снова Ада.

— Ничего, ему уже лучше,— сказала Дена, по-видимому, не боясь резко высказаться о па­сынке. — Он хочет, чтобы мы наняли частного детектива, затравили Маккензи, как собаку, и привезли сюда на цепи…

— Как держится Кэссиди?— спросила Ада.

— Я думаю, с нею все будет в порядке. Она такая выдержанная. Конечно, очень пережива­ет гибель Энджи, но, между нами говоря, хоро­шо, что этот парень Маккензи сбежал. Он на­чинал оказывать Кэссиди знаки внимания — знаете, как это бывает, всегда им хочется быть с приличными девушками, а не с тем сбродом, среди которого они росли.

— И брат его не лучше,— согласилась Джеральдина.

— Чейз другое дело, — уклончиво ответила Дена. — Он знает свое место и много работает. Рекс одолжил ему деньги на учебу, и он честно отрабатывает заем. Он, как ни странно, парень со здравым смыслом. Жаль, что у него такой брат. Это всегда будет мешать ему.

— Как Рекс? Отправится ли он от такой потери? — участливо спросила Джеральдина.

— Кто знает? Он обожал Энджи. Любил ее гораздо больше, чем сына и вторую дочь. На­деюсь, теперь он понимает, какое счастье, что у него есть Кэссиди…

Ада согласилась и добавила:

— Красивая девушка. Может, мне следует сказать Бобби, чтобы он пригласил ее куда-нибудь?

— Было бы замечательно,— сказала Дена, а Кэссиди просто содрогнулась от этой мысли.

— Они должны помочь друг другу пере­жить это горе.

Бобби, пожалуй, поможет!

— Да,— согласилась Джеральдина, — со­всем как Фелисити и Деррик.

— Хорошо, пойдемте в дом и выпьем ох­лажденного чаю. Сколько можно стоять в хол­ле? — опомнилась Дена.

Кэссиди с отвращением закрыла за собой дверь. Свидание с Бобби Алонзо? Подготов­ленное его матушкой? Действительно, это шанс, который нельзя пропустить. Она сброси­ла туфли и включила радио. Старая песня ан­самбля «Роллинг Стоунз» прорывалась сквозь голос диктора. Кэссиди, закрыв глаза, слушала жалобу Мика Джеггера о том, что он рисует что-то черное. Она понимала его состояние.

В дверь постучали. Занавески на окнах вско­лыхнулись, и, обернувшись, она увидела Дер­рика, стоявшего в дверном проеме.

— Можно войти? — прошептал он. Вид у него несчастный и измученный, словно он потерял двадцать фунтов и часть своей души.

— Господи, я чувствую себя ужасно, — произнес он, и слезы заблестели в его вос­паленных глазах. — Энджи не заслуживала та­кой участи.

Кэссиди не ответила, боясь, что голос от­кажет ей.

— Я любил ее, знаешь ли. Она доставляла много беспокойства, но я ее любил.

— Да, я знаю. Я тоже.

— Я хотел извиниться перед тобой за тот вечер, с ружьем. Я очень тебя напугал?

— Я беспокоилась не за себя.

Он подошел к туалетному столику, где за­метил ее фотографию верхом на Реммингтоне. Взяв снимок, он нахмурился, затем взглянул в зеркало и встретился взглядом с Кэссиди.

— Папе не надо было брать на работу этого Маккензи. — Деррик злобно поджал гу­бы при упоминании о Бриге. — Если бы он не принял его на работу, ничего бы не случи­лось.

— Кто мог знать заранее…

Он внезапно сжал кулаки, смяв фотогра­фию.

— Я не могу поверить, что ее нет в жи­вых! — Он поднял взгляд к потолку, словно ища ответа.

— Я тоже.

Он прерывисто вздохнул, пронзив Кэссиди взглядом своих водянистых глаз.

— Я убью его, честное слово, убью. Если этот подонок когда-нибудь вновь объявится в нашем округе, клянусь, что задушу его го­лыми руками.

— Даже если он невиновен?

— Он виновен, Кэссиди, — прошипел Дер­рик, громко засопев. — Этот подонок виновен во всем и когда-нибудь за все заплатит спо­лна!..

Она почувствовала себя преступницей, при­вязав старую кобылу к дереву в лесу возле лесопилки и спрятавшись в тени на время пере­сменки. Работники, покрытые опилками и пы­лью, снимали защитные шлемы, курили, сме­ялись и шутили, выходя через ворота на авто­мобильную стоянку.

Огромные объявления на заборе гласили: «Требуются только квалифицированные рабо­чие» и «Соблюдение правил безопасности — за­лог счастливого будущего». Машины всевоз­можных марок и размеров стояли рядом на асфальте — джипы, грузовики, седаны. Визжа­ли пилы, электрокары с грузом катили в сторо­ну уже уложенных штабелей пиломатериалов, ожидающих отправки.

Кэссиди смотрела, как разъезжаются рабо­чие, более молодые резко срывались с места на своих спортивных автомобилях и мотоциклах, те, кто постарше, группами садились в джипы, закуривали и только потом поворачивали ключ в замке зажигания. Появилась новая сме­на, и Кэссиди заметила пикап, который ис­кала, — старый автомобиль, когда-то бирюзового цвета, а теперь обезображенный следами сварки на крыльях и задней дверце. Машина Чейза Маккензи.

Он вышел из кабины, и сердце Кэссиди забилось с утроенной силой при виде его, так похожего на Брига в месте с тем совсем друго­го. Сказав себе «сейчас или никогда», она по­дождала, пока большая часть рабочих прошла через ворота, затем окликнула его:

— Чейз!

Щурясь от лучей заходящего солнца, он повернулся к ней.

— Да?

— Это я.

Улыбка смягчила суровое выражение его лица.

— Кэссиди, что вы здесь делаете? — спро­сил он удивленно. Потом заметил беспокойст­во в ее глазах, и улыбка медленно растаяла на его губах.— Вы по поводу Энджи, да? И Брига?

— Мне… мне хотелось бы знать, нет ли у вас от него вестей?

Его голубые глаза потемнели.

— У меня нет, а мама, если и знает что, не рассказывает, она не делится ни с кем.

Кэссиди не могла скрыть своего разочаро­вания и поддала ногой кусочек гравия.

— Я… м-м, я знаю, что вы… проявляете к нему интерес…— Она резко вскинула голову, думая, что он дразнит ее, но Чейз был серь­езен. Он помолчал, глядя вдаль, словно взве­шивая свои возможности, и тихо добавил: — Если я услышу что-нибудь, то дам вам знать.