Рискованная игра - Воронин Андрей Николаевич - Страница 17

– Было время жить, пришло время умирать, Ванюша!

– Умрешь, не волнуйся, – ответил Куцый. – Все умрем. Все там будем.

– Мы уже умерли, – заплакал Моисей Абрамович – Мы живые трупы. Ваня, что ты наделал?! Ты не с теми людьми связался. Они нас убьют и детей наших убьют и детей наших детей не помилуют. Ваня, отдай им деньги, откупись, заплати неустойку, не жадничай. Это страшные люди.

– Этот Клерк – слабак, – сказал Куцый. – Я знаю, что делаю. Игра стоит свеч. А ты не раскисай. Делай свое дело. Смотри, чтоб ни копейки не пропало.

– Нет, Ваня. Ты сам себе враг. Что ты наделал! Что ты наделал!

Куцему надоело слушать причитания старика, и он уехал, оставив на квартире Кидина трех человек для охраны.

Трехэтажный особняк, одиноко стоящий среди леса, напоминал скорее долговременную огневую точку, чем жилой дом. Никаких излишеств: строгий в плане квадрат, толстые стены, узкие напоминающие бойницы окна. На крыше – кирпичная будка наблюдения с прожектором – она же пулеметное гнездо. Это не дом для тихой жизни, это логово. Его задача сохранить жизнь хозяина. Здесь Куцый пережидал свои «черные» дни. Сюда он стремился чаще всего. По дороге в загородное убежище Куцему сообщили о нападении на колонну. Он потребовал рассказать ход боя последовательно, в деталях:

– Не ори! Говори толком! Сколько? Да вы очумели! Всех порву, как тузик грелку! Найти мне этих ублюдков! Любой ценой! Где товар? Хорошо сработали. Свяжитесь с Миной, людей с базы снять. Она запалена. Подтягивай оставшихся к схрону и логову, – командовал Куцый. Он остался доволен своим успехом в обмане противника.

В начале двенадцатого, полный решимости Куцый вышел из машины во двор своего особняка, поднялся в свой кабинет, направился к бару. Выбор спиртного был однообразен. Куцый предпочитал отечественную водку. По случаю войны он налил до краев толстый граненый стакан, выпил его, по-крестьянски крякнул, взял с тарелки малосольный огурец и надкусил. Зазвонил телефон. Куцый взял трубку:

. – Что еще? Хвосты обрубайте. Никаких свидетелей. Все!

Выключив сотовик и бросив его на кресло, Куцый вновь потянулся за бутылкой. Он несколько успокоился и с чувством превосходства сказал себе: «Профессионалы!.. Что-то не видно особого профессионализма. Совки!» Потом Куцый долго обдумывал, как обойтись с Клерком. Дать отступного, заплатить неустойку, как советовал Моисей, или продолжать войну? И первое, и второе было невыгодно, но желание припереть Клерка к стене, показать свою силу перевешивало в сторону продолжения конфликта. Опустившись в любимое кресло, Куцый задумался: к разборкам ему не привыкать, но раньше он всегда знал, с кем имеет делом. Сейчас ситуация пугала своей непредсказуемостью. Кто-то невидимый, жестокий и сильный впился в него словно клещ. Выпив второй стакан, Куцый потянулся к вибрирующему телефону, глянул на номер.

– Что опять? Ментов посылай на хрен. Сами разберемся. Приедешь, обсудим обстановку.

– Что, все так серьезно? – в комнату вошла женщина в черном шелковом пеньюаре.

Расчесывая на ходу длинные густые каштановые волосы, Наташа подошла к мужу. Красивое смуглое лицо южной красавицы, большие миндалевидные глаза, стройная фигура. Куцый не отрываясь смотрел на жену. Если правы те, кто утверждает, что если ревнуешь, то любишь, тогда Куцый любил свою жену как никто на свете. Любил патологической любовью. Куцый не ревновал свою жену только к Кидину. Как дикий зверь, он был готов перегрызть горло любому самцу, бросившему хоть взгляд на его самку. По этой причине личным и единственным телохранителем Наташи был Душман. Двухметровый качок, в свое время объевшийся гормональных таблеток и навсегда забывший про половую жизнь.

– Чего в исподнем ходишь по дому? Бойцов моих смущаешь! Или думаешь, что они слепые? Всем мужикам от тебя только одно надо, – начал Куцый постоянный разговор.

– Что ты говоришь? Мне, между прочим, тоже надо. Как любой женщине от мужчины, а жене от мужа, кстати, тоже, – ответила Наташа и села в кресло напротив.

От таких слов Куцый бесился. В постели он был слаб, и никакое лечение, никакая «виагра» не помогала. По этой причине Куцый не заводил любовниц как многие в его окружении, а играл роль верного и любящего мужа.

– Чего тебе... – алкоголь начал действовать и язык Куцего шевелился с трудом.

– Хочу выехать в город. Я не собираюсь всю жизнь сидеть в этом бункере. Твои постоянные разборки со всем миром меня уже достали, – сказала Наташа.

– Мы уже говорили с тобой на эту тему, – медленно произнес Куцый.

– Говорили, но не договорились. Я хочу жить, как я хочу, – дразнила мужа Наташа.

– Замолчи! Или ты будешь жить здесь и со мной, или... Я тебя, любовь моя, от себя не отпущу. Ты это знаешь.

Наташа уселась удобнее в кресле, поджала ноги, закинула руки за голову. Халатик распахнулся, обнажая грудь. Она дразнила Куцего.

– Давай уедем отсюда куда-нибудь за границу. Ну не в этой же глуши доживать!

– Не хочу. Меня здесь все знают, боятся. Здесь я хозяин. Там я буду простым денежным мешком, – Куцый потянулся за очередным стаканом.

– Я! Я! Ты думаешь только о себе, а обо мне ты думаешь? – закричала женщина.

– Прекрати по-хорошему, – сказал Куцый и побагровел.

– Что? Убьешь меня? – Наташа встала с кресла и направилась к бару. – Напоминаю, дорогой, что ровно половина того, что ты считаешь своим – принадлежит мне. И в случае моей смерти, ты эту половину не получишь. Я не шучу.

– Не понял, – Куцый смотрел, как водка потекла из бутылки в стакан и трезвел.

– Что ты не понял, дорогой? Свои счета я перевела на другие счета и в другие банки. Ты не рад, что я такая осторожная?

Куцый готов был броситься на жену и придушить, но в комнату вошел Душман и сказал:

– Командир, прибыл Шмыга с ребятами. Есть новости.

– Иди отсюда! Я с тобой потом поговорю, – сказал Куцый жене.

Наташа не спеша допила водку, бросила стакан в камин, встала и, покачивая бедрами, прошла мимо Куцего в свою комнату.

Куцый спустился на первый этаж и по лицам своих боевиков понял, что случилась какая-то неприятность.

«Неужели менты, – подумал Куцый, – нашли оружие?» То, что он услышал, поразило страшнее.

– Звонили из ментовки, – сказал Шмыга, – Моисей пропал, а ребят завалили.

Куцый не поверил своим ушам:

– Не может быть! Я час назад их оставил.

– Сказали всех наповал, с контрольным выстрелом.

Оцепеневший Куцый слушал, но сознание не воспринимало информацию. Почему Моисей? Как пропал? На душе впервые за много лет стало пусто, тоскливо и страшно. Куцый почувствовал, что основа, которую он строил пятнадцать лет, рушится и уже ничего не изменить. Полковнику стало плохо.

* * *

Придя в свой особнячок, Филатов разделся догола и обернувшись полотенцем вышел в садик, где стоял летний душ. Став под душ и смыв с себя липкую одурь прошедшей ночи, Юрий почувствовал, что ему необходим отдых. После душа он прошел в дом, плюхнулся на жесткий диван и стал анализировать события и свои действия. Мысли не складывались, а переживания начинали давить. Филатов включил телевизор. На экране шел исторический фильм; люди убивали друг друга, рубили саблями, кричали, кололи штыками, в дыму метались обезумевшие кони. Потом показали толпу пленных, их пригнали на край оврага и стали расстреливать. Юрию стало тоскливо, захотелось поговорить с близкой душой, поделиться наболевшим, услышать доброе слово и совет. Он встал, оделся и вышел из дома. На улице поймал такси и поехал на рынок к Королеву.

– Я ждал тебя. Знал, что ты вернешься. Выпить хочешь? – Андрей протянул руку вместо приветствия. Он вел себя, как будто ничего не произошло, и лишнего не спрашивал.

– Ты прав, надо выпить. Пошли в ресторан, – сказал Филатов.

– Да ну их, рестораны вонючие! – отмахнулся Андрей. – Жрут, скачут, как козлы с золотыми цепями, рожи их ненавижу, тошнит меня там. Давай как люди.