Рискованная игра - Воронин Андрей Николаевич - Страница 16

Его рота выстроилась перед небольшим лесом.

– Пройдем лес, поднимемся в гору, осмотримся и дальше – вниз, к подножью, – приказы командира роты были коротки, – это наш район поиска. Автоматы держать наготове. Не исключена засада. Радиостанции беречь!..

Повзводно рота уходила в гору, покрытую лесом. Первыми шли бойцы головной походной заставы взвода Филатова. Грамотно разделившись на небольшие группы, они прислушивались к каждому шороху. За заставой выдвигались главные силы роты. По пути бойцы обнаружили несколько растяжек – противник был близко. Дорога была трудной. Из-под ног брызгала грязь, по лицу била морось, застывающая под дуновениями холодного январского ветра. Бойцы шли тихо, замирая и прислушиваясь через каждые пять минут.

– «Раскат», «Раскат», что у тебя? – периодически запрашивал Филатов по рации головной дозор.

– Все спокойно, – последовал ответ, и тут же впереди раздался оглушительный взрыв, вверх взмыла красная ракета, и отовсюду загрохотали автоматные очереди. Головной дозор не успел предупредить ядро группы об опасности, не заметил подстроенную ловушку. Град пуль выкосил впереди идущих.

– Отходим к высотке! – командовал Филатов, выпуская одну за другой гранату из подствольного гранатомета в сторону наступавших боевиков.

Стрельба не прекращалась. В какой-то момент к Филатову подскочил командир роты.

– Сколько у тебя живых?

– По-моему, чуть меньше половины, – ответил Филатов. – Что со связью?

– Мою разбило, – мрачно ответил ротный, несколько раз выстрелив в сторону боевиков. – Так что ищи радиста. Будем телеграфировать в Кремль.

Вдруг выстрелы прекратились, и через некоторое время со стороны боевиков вышли три человека с белым флагом.

– Смотри, Юра, – обратился к Филатову командир, – кажется, духи поговорить желают. – Не стрелять!

Боевики медленно поднимались вверх по склону к месту, где укрывались все, кто выжил за полчаса боя. Навстречу трем чеченцам вышел ротный и два командира взвода, один из которых был старший лейтенант Филатов. Третьего взводного уже не было в живых. Они приблизились друг к другу.

– Вот что, русские, – начал боевик, стоящий в центре, – я полевой командир вооруженных сил республики Ичкерия Аслан Мирабов. Сделаю все, чтобы вы не прошли в Грозный. Нас пять тысяч. Кроме того, у нас есть артиллерия, бронетехника. Вы сейчас думаете, как я узнал о вас? Ваши генералы мне вас и сдали. Я знаю каждый ваш шаг. Так что сдавайтесь.

– Подумать надо, – негромко ответил ротный.

– Думай, командир. Даю тебе пять минут, – с этими словами боевик развернулся и отправился назад.

– Мужики, надо продержаться. Скоро стемнеет. Будем прорываться. Все поняли? – спросил взводных командир роты, когда они вернулись в укрытие.

Через десять минут бой возобновился. Взрывы, огонь, стоны, кровь – этот ад продолжался еще несколько часов. Они продержались до наступления темноты, но далеко не все. Собрав трех оставшихся в живых солдат, взвалив на себя раненого, командир взвода старший лейтенант Юрий Филатов пошел на прорыв из окружения.

...От воспоминаний Филатова отвлек шум моторов приближающихся машин. Юрий перевернулся на живот, взял «винторез» и приготовился к стрельбе. Впереди колонны шел черный «ниссан-патрола», за ним «Нива», «Урал». Замыкала колонну серая «девятка». Взрыв грянул когда, как и рассчитывал Филатов, машины развернулись к нему левыми бортами. Все, кроме замыкающей «девятки». На минуту переднюю машину окутало серым дымом, однако сквозь него Юрий увидел изрешеченный осколками бок машины и вываливающихся из нее бандитов. Кто-то стонал, кто-то звал на помощь, кто-то ругался. Колонна остановилась. Подорванный «ниссан» блокировал узкую лесную колею. Не давая опомниться противнику, Филатов выстрелил в водителя последней машины. Капкан захлопнулся. Юрий перенес огонь на главную цель – «Урал» с оружием. Он сделал несколько выстрелов по бензобаку. Из пробитой емкости забили струйки топлива. Отложив в сторону оружие, Юрий достал из бокового кармана гранату, выдернул кольцо и лежа на боку, широко замахнувшись, швырнул гранату под «Урал». Новый взрыв прозвучал громче и был почти без дыма. Пламя за несколько секунд объяло машину. Брезентовый тент, которым был покрыт кузов машины, мгновенно сгорел и рассыпался мириадами тлеющих жарких искр. Филатов не поверил своим глазам. Кузов был пустой!

– Боюсь ошибиться, но что-то мне подсказывает... – Филатов не договорил, пришедшие в себя «быки», высыпали из уцелевших машин и стали поливать свинцом кромку леса. Филатов видел их лица, перекошенные гримасами страха и боли. Треск ломающихся веток и шелест осыпающейся коры сливались с грохотом выстрелов, затухающим в чаще леса. Юрий сделал несколько прицельных выстрелов. Огонь поутих. Филатов отполз на безопасное расстояние, потом короткими перебежками от укрытия к укрытию вышел из зоны досягаемости огня и направился к трассе. По дороге люди ехали по своим делам, глухо гудели тяжело груженые фуры. Один раз монотонный гул дороги перебил визг сирены машины скорой помощи, а через час надрывный лай милицейских «УАЗов». Юрий шел по лесу вдоль трассы на Краснодар. Он был не доволен собой: казалось бы, предусмотрел и рассчитал все, но как видно не до конца. Бандиты оказались хитрее. На въезде в город перед плакатом «Добро пожаловать в Краснодар» шоссе перекрывал блокпост. Вооруженные автоматами наряды милиции проверяли документы водителей, заглядывали в багажники. Филатов усмехнулся про себя, он был уверен, что в ячейки милицейского невода его добыча не попадет.

Лесная полянка со стороны напоминала съемочную площадку фильма о войне. Софиты и яркие прожектора, вспышки фотоаппаратов, люди с кинокамерами. Декорации соответствующие – сожженные машины бурые пятна крови на траве, россыпи блестящих латунных гильз. Джанаев стоял у желто-синего «УАЗа» с включенными проблесковыми маячками и закрывал ладонью слезящиеся от вспышек блицев глаза. Он знал, что все это «кино» увидит очень ограниченный крут людей. Дело было громкое, стрельбы таких масштабов в крае не было уже лет пятнадцать. Поэтому руководство прокуратуры области и УВД подняло свои ведомства по тревоге, загнало кучу народа в лес и руководило, не отходя от своих машин, уже битых три часа. Подчиненный люд покорно кормил комаров, топтался по кустам и с нетерпением ждал отъезда начальства, чтобы заняться своим делом... Начальник отдела борьбы с особо тяжкими преступлениями Джанаев Егор Бероевич не любил вмешиваться в чужую работу, а тем более в работу областной прокуратуры. Он собрал своих сыщиков в стороне от бестолково суетящейся массы.

– Есть что-нибудь?

– Мясорубка. Палило стволов пятнадцать с одной и два, три с другой стороны. Но ни одного мы не нашли. Быки Куцего утверждают, что использовали только разрешенное для ношения оружие. Врут. Гильзы в основном от автоматов. Скорее всего, успели заныкать, – доложил Саранов. – Я нашел лежанку снайпера. Грамотно выбранное место, стреляли из «винтореза».

– Что везли в машинах? – спросил Джанаев, расчесывая зудящую от комариных укусов щеку.

– Грузовая машина была одна, да и та пустая, – вставил свое слово Меньшов.

– Кто еще что наработал? – с надеждой спросил Джанаев. Не дождавшись ответа, он продолжил: – Значит так, надо выяснить: откуда и куда гнали машины, куда делись стволы, где Куцый, кто мог на него наехать. Этим займутся Саранов и Меньшов. Оболдин ищет очевидцев со стороны. Понимаю, надежды мало, но надо попытаться. Руденко, еще раз допроси «быков». Завтра в восемь ноль ноль у меня. Я проеду по окрестностям, – Джанаев сел в свои «Жигули» и хлопнул дверцей.

В это время Куцый и Моисей Абрамович Кидин вели беседу, которая Куцего предельно раздражала. Моисей Абрамович пребывал не в боевом состоянии духа, и Полковник пытался мобилизовать его волю. После звонка с базы Шмыга принес весть, что Мойша – финансовый распорядитель всех дел Куцего и его единственный друг, развесил сопли, пророчит всем заслуженную погибель. Куцый тотчас позвонил финансисту и предложил Кидину приехать к нему. Ехать куда-либо Моисей Абрамович категорически отказался, объявив, что за ним следят и скоро лишат жизни. У Куцего желания ехать тоже не было; хотелось закрыться от всех и обдумать последние события, предугадать последствия, но капитулянтские настроения Моисея Абрамовича не позволяли оставить его без надзора. Куцый, скрепя сердце, отправился к Кидину. Приехав на квартиру к Кидину, Полковник горько об этом пожалел. От Кидина повеяло какой-то смиренностью, овечьей покорностью, религиозной готовностью к страданиям. Он и встретил Куцего словами смирения: