Король живет в интернате - Добряков Владимир Андреевич - Страница 19

Андрей ел борщ и не замечал — вкусен ли он, горяч ли. Митяй показывал набитые яблоками карманы и хвастался, хлопая себя по животу:

— Как мед яблочки! Пять штук слопал!.. Но на меня не рассчитывай. Проболтался неизвестно где…

Андрей не слушал его. С тревогой поглядывал на соседний стол. Светлана немного опоздала. Сидела тихая, печальная, и у Андрея, украдкой смотревшего на нее, кусок застревал в горле.

Пообедав, Митяй, как всегда, подобрел. Выбрал яблоко побольше и протянул Андрею:

— Ладно уж, бери.

Андрей обтер рукавом яблоко и, не глядя на дружка, хмуро сказал:

— Завтра придется еще раз подежурить.

— Чего? — Митяй так и застыл от изумления.

— Снова, говорю, дежурить будем.

— С ней толковал? — в упор спросил Митяй.

— Вот еще! Выдумаешь! Просто нечего нам лезть в бутылку из-за такого пустякового дела. Сам знаешь старшего воспитателя — зверь! И к директору затаскают. Так и быть отдежурим — не развалимся.

— Ну, ладно! — будто бы про себя сказал Митяй. — Я им покажу!

Кому угрожал Митяй — Андрей не понял. Выяснилось это вечером, когда все собрались в спальне. Выглянув в коридор не видно ли дежурного воспитателя, — Митяй плотно прикрыл дверь, подошел к столу и зловещим голосом сказал:

— Слушайте, вы! Что думаете, мы с Королем будем целую неделю дежурить по вашей милости? Грязь за вас чистить?..

И Митяй устроил такой разнос — за семечки, за арбузные корки, за простыни, что никто и пикнуть не посмел.

— Если это повторится еще раз, — Митяй постучал кулаком по столу, — пеняйте на себя! Поняли? — Заканчивая, он даже не сказал любимого словечка «порядочек!» — настолько это была серьезная и деловая речь.

Утром никто не ушел из спальни до тех пор, пока не были вытряхнуты простыни, не заправлены самым тщательным образом кровати. Дима Расторгуев не пошел в столовую — остался помогать дежурным.

Выскребли все, что только было возможно. Ничего не упустили. Взгромоздив стул на стол, Андрей залез под самый потолок — вытереть пыль с абажура.

На этот раз члены санитарной комиссии ни к чему не придирались. Они сразу увидели, что порядок в спальне идеальный и недостатков сегодня не найти. Походили для виду по комнате, заглянули туда, сюда. Светлана, не проронившая ни слова, ни разу ни на кого не взглянувшая, молча поставила в тетрадке «5», и девочки удалились.

Глядя им вслед, Митяй весело подмигнул и хлопнул Диму по плечу:

— Пятерочка! Тепленькая!

— Ну вот, — улыбнулся Дима. — Сразу бы как следует поработали — и никаких хлопот.

Двойки, двойки

За чистоту в спальне они наконец получили заслуженную пятерку, но все же на общешкольной линейке их класс отметили как один из самых отстающих по дежурствам.

Линейки теперь проводились в школе чуть ли не ежедневно. О чем только не говорилось на них! В классах, особенно в новых, низка дисциплина и успеваемость. Воспитанники не берегут имущество и носильные вещи. За полторы недели разбито 103 стакана. Кое-кто успел порвать куртки и штаны. А если бы собрать все потерянные пуговицы и, ради смеха, пришить их к одной рубахе, то на ней не хватило бы для этого места. А как воспитанники едят! Кусков хлеба и огрызков яблок под столами не сосчитать. А послушать, что делается в некоторых спальнях после отбоя — смех, разговоры, возня.

Целый переполох был в школе из-за пропавшего второклассника. Позавтракал вместе со всеми, а потом исчез. Хватились его в классе. Воспитатели с ног сбились, искали до самого обеда. Обшарили всю территорию интерната, ближние улицы, звонили в милицию. Наконец поехали к нему домой, почти на другой конец города. Но и там его не оказалось. А только вышли из дома, смотрят — идет навстречу. Идет и улыбается.

— Ты почему, — говорят, — ушел без спроса?

А он погладил голубя за пазухой и говорит:

— По голубям соскучился.

И еще на каждой линейке шел разговор об успеваемости. Ох, эти двойки, двойки! В классных журналах и дневниках они появлялись, как грибы после теплого дождя. Особенно отличился седьмой «Б». Здесь лишь немногие могли похвастаться, что не принадлежат к позорному племени двоечников.

Была двойка и у Андрея — по английскому, а Митяй успел за это время, как он выражался, «схватить три пары». Однако это не повлияло ни на его аппетит, ни на общее состояние духа. Можно было подумать, что Митяй даже гордился своими двойками. Во всяком случае, к лучшим ученикам класса — Лене Куликову и Диме Расторгуеву — он относился с пренебрежением: дескать, мне на вас, отличники и пай-мальчики, даже смотреть скучно. Особую неприязнь он высказывал к Лене, которого уже четырежды вызывали к доске, и каждый раз он получал пятерки. Когда Леня своим тоненьким голоском толково и обстоятельно отвечал урок или, сжимая мел в маленьком кулачке, уверенно решал на доске задачу, Митяй, глядя на него вприщурку, с презрением цедил сквозь зубы:

— Зубрилка! Клякса чернильная!

Это он напрасно: «зубрилкой» Леню нельзя было назвать. На домашние задания он тратил времени не больше, чем остальные ребята. Вся разница была в том, что едва раздавался звонок к началу самоподготовки, как Леня и Дима занимали свои места, доставали учебники, тетради, и уже ничто не могло оторвать их от работы. А про других этого не скажешь. У них много времени тратилось попусту. И если при Раисе Павловне они еще работали так-сяк — у нее не очень расшалишься! — то когда на часы самоподготовки приходила Маргарита Ефимовна, в классе поднимался такой шум, что воспитательница совершенно терялась. Ребята без спроса вставали с места, переговаривались, откровенно переписывали друг у друга домашние задания.

В иные минуты Маргарита Ефимовна, вконец выведенная из терпения, хватала карандаш и стучала им по столу. Ребята в недоумении затихали, словно удивлялись: как, она может сердиться? Потом, желая успокоить воспитательницу, кто-нибудь поднимал руку и задавал провокационный вопрос:

— Маргарита Ефимовна, а это правду некоторые говорят, что теперь главное для нас научиться хорошо работать в мастерских, а заниматься хорошо — это не главное?

Или так говорили:

— Маргарита Ефимовна, по-моему, примеры по алгебре делать не обязательно…

— Почему? — всерьез интересовалась воспитательница.

— А для чего их делать? И вообще алгебра теперь нам ни к чему. Ведь одна электронно-счетная машина заменяет тысячу математиков.

Маргарита Ефимовна немедленно спешила к ученику, задавшему вопрос, и тихим голосом, чтобы не мешать другим, принималась объяснять и без того понятное всем. Она подходила лишь на минутку, но ребята, быстро понявшие ее пристрастие к длинным, общим разговорам, с наивным видом простачков ловко ввертывали новые вопросы. Маргарита Ефимовна увлекалась, присаживалась рядышком на парту, и беседа затягивалась. В классе тем временем начинался прежний беспорядок.

Понятно, что большинство учеников домашние задания выполняли кое-как, и потому в классном журнале от двоек рябило в глазах.

Учителя без конца стыдили их за плохую учебу, за шум на уроках и постоянно ставили в пример соседей — седьмой класс «А». Там, по их словам, дисциплина и успеваемость такие, что лучше и желать не надо.

Седьмой «Б» так часто ругали, а соседей так часто хвалили, что первые скоро привыкли к этому, из принципа перестали завидовать «ашкам» и, кажется, уже открыто ненавидели их.

Подкрепление

Но не надо думать, что в те первые дни ребята только и делали, что получали двойки, рвали одежду и били стаканы. Нет, было в интернате и немало хорошего. Да посмотреть хотя бы на «молнии» и объявления, что появлялись на фанерном щите в вестибюле школы:

«Слава сводному отряду огородников! Они вырастили и убрали 120 центнеров картофеля!»

«Поздравляем юных кролиководов! Ваше обещание выполнено досрочно — есть сотый кролик!»