Море, мечты, Марина и ее рыбки - Леванова Татьяна Сергеевна - Страница 18

— Может, они боятся, что мы расскажем об их недостатках?

— Не думаю. Бородавки у Инессы, конечно, это круто, но Лю-лю, например, уже вылечила кожу головы.

— Значит, они что-то задумали, Лена по крайней мере со мной с тех пор совсем не разговаривает.

— Послушай, тебе не кажется, что в твоей комнате странно пахнет? Может, Лена решила тебя отравить?

— Ну что ты, — рассмеялась я, — это пахнут краски. Мне очень нравится.

— А ты не боишься, что она испортит твои картины?

— Сомневаюсь, ведь это значит повредить не мне, а всему классу. Думаю, Ласковые стервочки не отказались бы прокатиться на катере…

— И заманить Жору в темный уголок, — захихикала Анжела. — Инесса за ним с прошлого года бегает. Только все, что его интересует, это рапаны…

Я ничего не сказала подруге. Я боялась, что она заметит, что у всадника на картине точеный профиль, восточные глаза и густые кудри моего соседа по парте. Как так получилось, я сама не знала. Жора казался мне… интересным. Но я любила Мишу. Кажется… Одно я знаю точно — пока Миша любит меня и доверяет мне, я не могу его обмануть с другим парнем. И потом, Жора-то не обращает на меня никакого внимания. Даже когда нам задают работать в парах, каждый из нас начинает сосредоточенно глядеть в собственный учебник, подчеркнуто стараясь игнорировать соседа…

В понедельник утром Амина Михайловна отозвала меня в сторонку и сказала:

— Выставка открывается в четверг, но картины ты должна сдать максимум в среду, мы оформляем зал. Надеюсь, у тебя все готово?

— Да, — я улыбнулась, но внутри у меня все задрожало — уже в этот четверг вся школа увидит мои безыскусные картины. Возможно, что в пятницу со мной уже не будут здороваться не только Ласковые стервочки, но и те одноклассники, которые более-менее хорошо ко мне относились.

— Не волнуйся, в нашем случае главное — не победа, главное — участие.

«Главное — галочка», — мысленно пошутила я.

— У меня к тебе есть небольшое поручение, — Амина Михайловна посерьезнела и пристально взглянула мне в глаза.

— Слушаю вас, — осторожно сказала я.

— Твой сосед, Жора, раньше всегда выручал нас на этой выставке. Конечно, его скульптуры слишком необычны, но зато не поспоришь, он большой оригинал. Оригиналов не все любят, поэтому он никогда не получал первого приза. Наверное, именно в связи с этим он отказался участвовать…

— Нет! — испугалась я. — Вы хотите сказать, что от всего класса я буду одна?!

— Марина, мне бы тоже этого не хотелось. Вместе веселее, да и я лично считаю, что у Жоры золотые руки. Вот что ты можешь сделать — поговори с ним…

— Почему я?

— Я надеялась, что ты не задашь этот вопрос, — Амина Михайловна сняла очки, протерла их сухими пальцами и снова надела на нос, — во-первых, ты его соседка по парте — первая соседка, с которой он согласился сидеть. Во-вторых — новенькая, ты никогда не видела его работ и сама в первый раз участвуешь в выставке. Можешь сразу ему сказать, что боишься одна, можешь схитрить и спросить — можно ли посмотреть его работы, мол, ты слышала, что они очень оригинальные.

— И к чему это приведет?

— Уговори его участвовать в выставке. Этим ты навсегда завоюешь мое уважение, и спасешь честь класса.

Я подумала, что Амина Михайловна слишком любит речи высокого стиля, но сказала только, что попробую. «Попытка — не пытка» — это любимое выражение моей подруги Тани.

Жора пришел, как всегда, за три минуты до звонка, и я не успела ему ничего сказать. Следующая перемена была короткая, а я никак не могла решиться на разговор. Во время большой перемены меня задержала Анжела, в общем, так получилось, что лишь когда прозвенел последний звонок, я сказала уже собравшему свои вещи Жоре:

— Можно у тебя спросить?

Тот так удивился, должно быть, в его глазах я была табуреткой, что тихо-мирно служила по назначению, и неожиданно обрела дар речи.

— Знаешь, в четверг состоится выставка… — нет, не то говорю, парнишка сразу помрачнел, — меня почти заставили участвовать, а я такая посредственность, в моих картинах ничего оригинального…

— Картинах? — переспросил Жора.

— Ну да, Анжела узнала, что я рисую красками, маслом и акварелью, и настучала Амине Михайловне, а я, правда, нигде не училась рисовать, меня ожидает позор…

— А я-то тут при чем? — резонно заметил сосед. В его красиво очерченных глазах явственно читалось презрение.

— Говорят, у тебя очень оригинальные скульптуры, правда, я их никогда не видела, может, если я увижу их до выставки, мне это добавит храбрости?

— С чего бы это?

— Думаю, что они не такие уж оригинальные.

— Да?

— Да! — он повелся, и я решила захлопнуть ловушку. — Сначала я подумала, что мои примитивные картины хотят выставить лишь для того, чтобы оттенить оригинальность твоих скульптур. Но если у тебя всего лишь мышки с ушками из раковин…

— Мышки?! — Жора вскочил. — Поехали!

— Куда? — даже испугалась я.

— Автобус скоро. Ты из поселка Камушки, я живу в соседнем с тобой доме. Из моего окна видно окно комнаты твоей сестры.

— Не может быть!

— Может! Ты весь август сидела на берегу на камушке, я тебя часто видел.

— Почему я тебя не видела?

— Потому что не хотела. Идем же! Я покажу тебе своих «мышек», а ты мне — свою мазню. Тогда и решим, кто оригинал!

Скорчив самую недовольную физиономию, я постаралась скрыть свое ликование. Ай да Марина, умница, хитрюга. Впрочем, он пока не сказал, что будет участвовать в выставке, значит, победа пока не полная.

Жора и в самом деле жил в соседнем доме с таким же крашенным известкой белым забором. В саду в кресле дремала очень старая бабушка, и больше дома никого не было. Расположение комнат оказалось очень похоже на наше, с одной лишь разницей — второго этажа в доме не было. Мы поднялись из кухни прямо на чердак. В круглое, как у меня, окошко пробивались лучи солнца, танцевала пыль, я перешагивала через старые чемоданы, поломанные стулья, пока мы не подошли к длинному и узкому верстаку. Прямо за ним я увидела дверь, наверное, это и была комната Жоры.

— Смотри, а потом угадай, что это, — сосед широким жестом окинул верстак, и я поняла, что то, что я приняла сначала за комки цветной бумаги и прочий мусор, оказалось фигурками из склеенных между собой, покрытых лаком разноцветных ракушек.

— Ой, какой пират смешной, — я наклонилась поближе.

Одноногий пират сидел на сундуке из раковин и курил пластилиновую трубку, у него был огромный нос из длинной витой ракушки, рядом была здоровенная муха с крыльями из черных мидий, больших и маленьких, потом мой взгляд упал на несколько забавных мордочек на лапках, подобно колобку, у одной был высунут язык, у другой, лопоухой, сердито наморщен нос, наверное, это о них Анжела отозвалась презрительно «зверюшки».

— Они же все живые! — удивленно воскликнула я. — Как же можно было сделать это из ракушек?

— Я сначала просто собираю раковины, — признался Жора, — идеи приходят потом. Словно они подсказывают мне. Ты права, они все живые. И очень обижаются, если их не понимают и не любят. А вот ты поняла.

Он достал из-под верстака огромную коробку и бережно вынул оттуда две удивительные вещи: каравеллу с перламутровыми парусами и замок с тонкими ажурными башенками. Все это тоже было сделано из раковин, склеенных, выпиленных с бесконечным терпением. Я жадно рассматривала это чудо, боясь, как бы Жора не убрал их снова в коробку до того, как я разгляжу их как следует.

— Я делал это почти год. Каравеллу закончил в августе, а замок — на той неделе. Я никому их не показывал.

— Почему? — печально спросила я. — Это необыкновенно…

— Как ты интересно произносишь это слово, — улыбнулся Жора, — так просто и легко. А вот Инка закатывает глаза и стонет — ниииабыыыкнаванааа…

— Инка?

— Инесса. Мы когда-то дружили, но от ее манеры восхищаться тем, что она называет «цивильным», меня тошнит. И все эти словечки — необыкновенно, изумительно, кулл, лузер…