Зеленое окно - Тихомиров Олег Николаевич - Страница 32

— Сам ты неисправный! Никогда, что ли, на метро не ездил?

— Ага, — сказал я, — не ездил.

Тут уж дежурная совсем рассердилась.

— Ишь ты, — сказала она, — огрызается. А еще с цветком ходит.

Только сейчас я вспомнил про красную гвоздику, которую все это время держал в руке.

— Кто огрызается, — спросил я, — автомат?

— Ладно, ступай. Больно умный стал. Давно ремня не пробовал.

— Давно, — согласился я. И вдруг подумал: «А не подарить ли ей мой цветок?» Но потом решил, что глупо отдавать его первому попавшемуся. Встретятся ведь и другие люди.

Что мне сразу понравилось, так это эскалатор. Стоишь спокойненько на ступеньке, а длиннющая лестница тянет тебя куда-то вниз. Лишь мелькают по бокам фонари, вытянувшиеся и застывшие, как часовые.

Внизу выяснилось, что на «Кировскую» я оттуда не попаду, потому что спустился на кольцевую линию. Вообще-то кольцо — штука интересная: катайся по нему сколько хочешь, хоть до одурения. Но сейчас я торопился, мне нужна была другая линия, и пришлось по переходу уйти с кольца.

На платформе стояла уйма народу. Наверное, на все три вокзала одновременно пришли поезда и все люди хлынули в метро. В электропоезд я вошел не сам, а внесла меня какая-то общая сила.

Вагон был уже набит полностью, но подоспевшая мощная тетенька сказала: «Вомнемся, граждане», — и так поднадавила, что действительно вмялась. После этого я мог свободно отрывать ноги от земли, и та же общая сила держала меня со всех сторон. «Невесомость», — отметил я про себя с удовольствием. Но на следующей остановке это космическое явление пропало, а на своей «Кировской» я выходил уже совершенно самостоятельно, без посторонней помощи.

Дома никого не было. Правда, на подоконнике появилась куча красных помидоров. «Наверное, заезжал Дим Димыч», — подумал я и увидел на столе записку. «Эдька, — было нацарапано в ней, — будешь подогревать котлеты, не забудь выключить газ. Следи за электроприборами и водопроводом. Дим Димыч».

Если б я уже не знал Дим Димыча, я бы, конечно, разозлился. Но теперь я понимал, что это ни к чему. Я перевернул записку и на обратной стороне написал Дим Димычу успокоительные слова:

«Котлеты ел холодные, телевизор не включал, свет в уборной выключил, кран закрыл, уехал в Уярск, до свидания. Э.».

В несколько минут я собрал свои манатки, потом завернул в газету два куска хлеба, две помидорины и две котлеты (а вдруг в поезде захочу есть?) и тоже сунул все это в сумку. Сверху положил туда и цветок.

Затем я запер дверь, и вдруг рука моя словно окаменела: ключи! Ведь нужно их отдать. Не увозить же ключи с собой.

Мое положение лишь в первый момент показалось мне безвыходным. Хорошенько поразмыслив, я увидел, что все можно уладить. Ключи я спрячу в коридоре, а в записке укажу то место, где они спрятаны. Наружную дверь закрою на один только английский замок — захлопну дверь.

Я отыскал отличное место для ключей в ящике с обувью и вернулся в комнату. Моя, как мне казалось, остроумная записка теперь мне почему-то не понравилась. Я не стал вписывать в нее слова насчет ключей, а выдрал из блокнота лист бумаги и набросал новую записку.

«Тетя Гекта и Дим Димыч!

Из-за важных обстоятельств я должен уехать домой в Уярск. Спасибо за все. Приезжайте к нам тоже в гости. Ключи я спрятал в старой левой галоше».

Теперь записка получилась вежливой и деловой, как у взрослых. Я подумал и приписал:

«Уважающий Вас Эдик».

Потом еще малость подумал и решил, что нужно добавить Р. S. (то есть «позабыл сказать»):

«Об электроприборах не беспокойтесь, с ними все было в норме». И пометил на записке число.

А еще появилась у меня в голове такая мысль: «Может, оставить здесь мою гвоздику? Вон как раз пустая ваза стоит». Я вынул гвоздику из сумки. А если выкинут? И, представив, как Дим Димыч огромной ручищей сминает проволочный цветок, я опять засунул его в сумку.

Я запер дверь, спрятал в галошу ключи, потом захлопнул вторую дверь и вышел на улицу.

Я шел не спеша. Времени у меня было много, и я не знал, что с ним делать. На глаза мне лопалась телефонная будка. «Позвоню Нине, попрощаюсь», — подумал я и стал искать двухкопеечную монету.

Вначале были короткие гудки: занято. Я набирал номер несколько раз — все та же история.

Наконец раздался' продолжительный гудок, и я услышал Нинин голос:

— Да?

— Это опять я.

Мне казалось, что Нина удивится, но она сказала:

— Тут что-то с телефоном случилось. Ну ладно Сережа, слушаю.

Не знаю почему, только сделалось обидно, что она меня перепутала. Я хотел повесить трубку, но Нина опять сказала:

— Слушаю.

— Это говорит Эдик. Я уезжаю. Уже взял билеты. До свидания, — выпалил я.

— Ах, Эдик… А я тоже только что говорила с моим однокурсником про билеты.

— Куда? — спросил я машинально.

— На экзамен, — засмеялась Нина. — Все грызу, но, кажется, безуспешно.

Мне тоже стало весело.

— Что, крепкий гранит? — поинтересовался я.

— Ужасно.

— Оставь немного зубов для других экзаменов.

— Постараюсь.

— Ладно, — сказал я, — не буду занимать у тебя время. Если еще приеду в Москву, позвоню.

— Звони обязательно. Счастливо.

— И тебе счастливо. — Я повесил трубку.

Бывают же такие люди: о чем с ними ни поговоришь — сразу хорошее настроение появляется. Как это здорово, что я встретил в Москве Нину! Вот кому я бы сразу отдал свою гвоздику.

Я шел, помахивал спортивной сумкой, поглядывал по сторонам.

Возле одного решетчатого забора я остановился. Там во дворе играли в футбол. Играли четверо на четверо. А недалеко от ворот сидел на лавочке мальчишка и тоже смотрел на играющих.

Раза два мяч перелетел через забор, и тогда я подбегал к нему и сильно с руки бил. Мяч возвращался на ноле, и ребята мне приветливо кивали головой.

Затем кто-то из нападающих ударил по воротам, мяч, пройдя намного выше, опять устремился в мою сторону. Для меня это была как бы отличная навесная подача. Вот мяч, теряя силу, стал круто спускаться прямо надо мной, вернее, чуть позади меня. Я быстро развернулся и с ходу ударил через себя назад. Мяч снопа взлете;» вверх и опустился в центре поля.

Наверное, это был красивый удар, потому что Проходящий мимо морячок сказал:

— Ловко! — и улыбнулся.

Мальчишка, что сидел на лавочке, встал, подошел к забору и сказал:

— Хочешь сыграть? У меня как раз пары нет…

— Можно, — сказал я и пошел к калитке. Через минуту я уже гонял со всеми мяч. Несколько раз я хорошо выходил к воротам, но от волнения бил мимо.

— Мазила, — сказал наш капитан, черноволосый парень с узким лицом.

Он мне нравился: играл энергично, выкладывался весь. Что я мог ему возразить?

— Подавал бы уж мячи за воротами, — отозвался мальчишка из другой команды, наш противник. У него были очень светлые, почти белые волосы и пухлые губы. Играл он плохо.

— Сам-то, — не стерпел я, — только губами можешь хлопать.

— Что-что?! — надвинулся он на меня.

— Что слышал!

— Ладно, играем, — сказал наш капитан, — потом разберетесь.

Постепенно я вошел в форму, лучше стал понимать своих. И когда узколицый капитан прорвался по правому краю, а потом дал навес на штрафную, я был на месте: прыгнул и сыграл головой. Вратарь не ожидал этого удара и рыпнулся лишь тогда, когда мяч влетел в ворота.

Я побежал к центру ноля, наклонив голову, а капитан догнал меня и хлопнул слегка по спине. Он ничего не сказал мне, но я понял, что он простил мне прежние неверные удары.

И тут я вошел в раж: то ли соскучился по футболу, то ли охватил меня азарт, и даже какая-то злость появилась, — но я так, наверное, никогда но играл. Я носился по всему полю: был защитником и нападающим, я делал финты, стрелял по воротам сам и выводил на удар других. Голы в ворота противника так и посыпались, Счет был разгромным.

Наконец после очередного гола мальчишка с пухлыми губами сказал нашему капитану: