Золотое древо - Ласки Кэтрин - Страница 7

— М-м-м-м-м! — дружно защелкали клювами Копуша, Гильфи и Сорен.

Гильфи обернулась к молчаливому Корину и спросила:

— А ты как? Не хочешь кролика?

— Да нет, почему, я бы не отказался. Только не трогайте кролика с белой отметиной на лбу.

— Это еще почему? — вытаращил глаза Сумрак.

— Долгая история, — отмахнулся Корин.

— По-моему, сейчас прекрасное утро для долгих историй, — заметил Сорен, кивая на густые вихри снега, кружащиеся снаружи.

— Я не любитель историй на пустой желудок! — заявил Сумрак. — Полетели охотиться!

— Я с вами, — встрепенулся Корин.

— Это правильно. А то вдруг я сцапаю не того кролика, потом беды не оберешься.

Вскоре Сумрак и Корин выследили большого серого кролика и уже пустились в погоню, как вдруг Корин услышал доносившийся снизу тихий писк.

— Нельзятина! — с досадой прошипел он.

— Великий Глаукс, только не это! — охнул Сумрак. — Ты уверен?

— Я слышал писк крольчат, — прошептал Корин. Всем известно, что сипухи обладают особо развитым слухом, позволяющим улавливать самые тихие звуки.

— И родителей нет? — уныло спросил Сумрак.

— Нет. Вот, смотри — видишь нору под пнем? Если бы кто-то из родителей был там, я бы услышал стук его сердца.

Совиный охотничий закон категорически запрещает лакомиться молодняком или убивать единственного родителя, оставляя малышей сиротами. Разумеется, охотник не всегда может знать это, и совы нередко, сами того не желая, обрекают детенышей своей добычи на голодную смерть. Но сейчас случай был совершенно прозрачный. Если Корину не изменил слух, то они с Сумраком едва не осиротили четверых беспомощных крольчат.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Сумрак. — Но вот странная вещь — стоит только настроиться на какую-нибудь еду, как ты прямо входишь во вкус и ни на что другое уже смотреть не можешь. Сейчас меня полевкой не соблазнишь, мне, кролика подавай — и все тут.

— Что ж, ты сам сказал, что тут полно кроликов.

— И то верно. Надеюсь, не все они поторопились обзавестись крольчатами и не у каждого белая метка на лбу.

— Нет, не у каждого, — рассеянно ответил Корин. — Этот кролик единственный на свете.

— И как его звать?

— Никак. У него нет имени.

— Нет имени? А что в нем такого особенного?

— Трудно объяснить. Но ты не забивай себе голову, я повстречался с этим кроликом очень давно, и не здесь, а в Темном лесу. Просто с тех пор я очень осторожно охочусь на кроликов и всегда смотрю, нет ли у них отметин. Тот кролик называл, себя прорицателем. Понимаешь, он видел вещи, которых другие не видят, — это примерно как звездное озарение Сорена или мой дар огнечея. Только этот кролик читал не огонь, а паутину.

— Шутишь! — воскликнул Сумрак.

— Нисколько, — покачал головой Корин. — Но если я чаще всего читаю в огне настоящее, то этот кролик видел в паутине разрозненные фрагменты настоящего, прошлого и будущего. Видишь ли… — Корин задумался, подбирая слова, чтобы получше объяснить дар этого таинственного кролика. — Смотри, кролик!

— Тот самый? С отметиной?

— Не-т!

Крупный пушистый кролик выскочил из-под берега ручья и опрометью кинулся бежать, разбрасывая снег из-под лап. В густой пелене снегопада он казался толстеньким шариком, стремительно катившимся по замерзшему дну ручья. В мгновение ока Сумрак настиг удирающую дичь. Корин всегда восхищался невероятной стремительностью и точностью его охоты. В какую бы сторону ни дул ветер, Сумрак никогда не отклонялся отдели и всегда вонзал смертоносные когти прямо в голову своей добычи, приканчивая ее в один миг и без мучений.

— Вот это кролик! — радостно воскликнул Копуша, когда Сумрак и Корин вернулись в дупло. По обычаю сов, охотнику принадлежит право выбора первого кусочка дичи или, как это чаще называется, «любовины». Никто не сомневался, что Сумрак выберет заднюю лапу, самую сочную и мясистую часть кроличьей тушки. Но не успел Сумрак нацелить коготь в кролика, как Сорен остановил его.

— Погоди немного, Сумрак. Может быть, сначала освежуем кролика, а уж потом ты заберешь свою любовину? Смотри, какая у него красивая шкурка. Прошлой луной торговка Мэгз приносила на продажу такую же шкурку, содранную с одежды.

— С одежды Других? — уточнил Копуша.

— Ясное дело, не с моей же! — усмехнулся Сорен. — Знаешь, сколько Мэгз содрала с нашей мадам Плонк за эту шкурку? Поверь мне на слово, целое состояние. Причем эта шкура была вся побита молью, а мех потускнел от времени.

— Ты предлагаешь нам вступить в конкуренцию с Мэгз? — спросила Гильфи.

— Нет. Я просто подумал, что наша новая гильдия ткачих будет счастлива получить такую шкурку. В крайнем случае, можем оставить ее себе. Поделим на кусочки, пусть у каждого будет коврик в дупло.

— Глаукс меня сохрани, на что мне кусок меха? — крякнул Сумрак. — Если тебе нравится шкура, так сдирай ее, только поскорее, я есть хочу!

— Давайте освежуем его, — решил Корин.

Покончив с работой, друзья с удовольствием закусили крольчатиной, оказавшейся непривычно сочной для этого времени года. Внезапно Сорен сказал:

— Друзья, а вы помните, как мы однажды ударились в бега? Мы тогда были совсем птенцами, младше, чем Корин сейчас.

— Да мы сто раз удирали с дерева, — засмеялась Гильфи. — Ты о каком случае говоришь?

— Вы улетали без спроса? — поразился Корин.

— Еще бы! — кивнул Копуша.

— И вам доставалось? — спросил король.

— Когда как, — уклончиво ответил Сорен.

— А дело того стоило?

— Всегда! — хором воскликнули друзья.

— Так о каком случае ты вспомнил, дядя? — повернулся к Сорену Корин.

Сорен вытер крылом кровь с клюва и ответил:

— Это случилось после очередного визита торговки Мэгз… Видишь ли, мы всегда интересовались всем, что связано с Другими…

— Скажи лучше, кто этим не интересовался! — перебил Корин.

— Верно, — кивнул Сорен и продолжал: — И вот нам пришло в голову отправиться на поиски нового замка, церкви или какой-нибудь другой постройки, до которой еще не добрались торговцы вроде Мэгз. Ты же знаешь, эти сороки обирают все подчистую. Короче, мы решили найти такой замок и обогатиться. Нам хотелось открыть собственное дело… Не суди нас строго, мы были молоды, и ума у нас было маловато. Нам казалось, что будет очень интересно летать по свету, торговать и выменивать разные диковинки.

— Отулисса тогда сразу заявила, что это идиотская затея и что благородные совы не занимаются торговлей, — вставила Гильфи. — Помните? Она отказалась лететь с нами. Сказала, что это вульгарно.

— Узнаю Отулиссу! — вздохнул Копуша.

— На самом деле, так думала далеко не она одна, — покачала головой Гильфи. — Но ведь это было так интересно!

— И вы все-таки полетели? — спросил Корин.

— Конечно! — кивнул Сорен. — Сначала мы отправились в Тито, рассудив, что в этом густом лесу могут скрываться никому не известные руины. Разумеется, мы ничего не нашли. А потом… Я уже не помню, кому первому пришло в голову попытать счастья в Темном лесу.

— Мне! — ухнул Сумрак. — В этом лесу я провел первые дни своей жизни, и у меня сохранились какие-то смутные воспоминания. Ты ведь знаешь, Корин, что я очень рано осиротел и не помню своих родителей.

«Ты не представляешь, как я тебе завидую», — мрачно подумал про себя Корин.

— Всем, что я знаю, я обязан исключительно себе самому. Прошел суровую школу сиротства, как я это называю. Честно говоря, после такой жизни Великое Древо стало для меня чем-то вроде института благородных девиц.

— Прекрати метать погадки! — возмущенно воскликнул Копуша.

— Хватит, Сумрак. Институт для благородных девиц, это ж надо такое ляпнуть! — воскликнула Гильфи, притопнув крохотной лапкой по полу дупла.

— Короче, мы решили лететь в Темный лес, — снова взял слово Сорен. — И там мы нашли руины. Правда, в этих руинах не было ни драгоценных камней, ни картин, ни гобеленов, которые торговки раздирают на кусочки. Но мы нашли там нечто гораздо более ценное.