Теневые игры - Чайкова Ксения - Страница 26

– Куда же вы его повезете – ночью, под дождем, по холоду и слякоти? – запричитала я, вновь хватаясь за Торина,- О полковник, не будете ли вы столь любезны переночевать здесь, а завтра утром милорд Лорранский сам явится, куда приказано.

– Миледи… Приказ… Мы служивые люди… Вы должны понимать… – Капитану явно стало очень неуютно. Да кто вообще его, мальчишку, на арест отрядил? А если бы здесь сопротивление оказать вздумали?! Конечно, благороднорожденные – это не голь кабацкая, которая всегда в драку лезет и в тюрьму идти категорически не хочет. Но воякам явно очень повезло с Торином, ибо не будь мой аристократ настолько неуклюжим да трусоватым, здесь уже наверняка бы звенели скрещенные в поединке шпаги.

– Я понимаю.- Быстрый взгляд на Лорранского-старшего. Тот спокойно опускает глаза. Значит, я все делаю правильно.- Но пожалуйста! Ее величество, наверное, уже легла почивать и вряд ли возьмется за разбор дела, ради которого изволит приглашать к себе милорда Торина.

Искренность сыграть ничуть не сложнее, чем любое другое чувство. А в замке Рэй у меня были такие хорошие преподаватели притворства и лицедейства…

По-девичьи длинные и пушистые ресницы капитана неуверенно дрогнули. Судя по всему, слишком молодой для этого ответственного поста мужчина отчаянно пытался решить вставшую перед ним во весь рост дилемму. В самом деле, вечером королеве явно найдется чем заняться, кроме разборок с чем-то не угодившим ей аристократом. А по темноте предполагаемого преступника везти ой как небезопасно – того и гляди, прирежет своих сопровождающих да и будет таков! Да и дождь, похоже, собирается…

Торин медленно, не делая резких движений, опустился обратно в кресло и застыл сидячим памятником самому себе. Милорд Иррион мельком глянул на сына и повернулся ко мне с надеждой в глазах, еще более горькой и пронзительной, чем отчаяние. А я лихорадочно соображала, чем мог Торин так насолить самой королеве. Впрочем, что бы он ни натворил, это случилось еще до моего найма, ибо за ту неделю, что мы в паре протаскались по балам и приемам, властительницу Райдассы я не видела ни разу. И не горела желанием увидеть, если честно. А ведь придется…

Ночь прошла ужасно. Я, отдавая дань своей паранойе и подозревая в разместившихся в гостевых комнатах вояках переодетых наемных убийц, верным демоном просидела в ногах кровати Торина до рассвета, так и не сомкнув глаз и неустанно пытаясь понять, кому и чем так не угодил мой подопечный. Оный, кстати сказать, являл миру подлунному потрясающее хладнокровие и невозмутимость: с истинно аристократическим равнодушием проследил за расселением явившихся по его душу стражников в комнаты, а потом не нашел ничего лучшего, чем завалиться в кровать и благополучнейше продрыхнуть до самого утра. Не то так уверен, что ошибка какая-то случилась, не то просто мозгов не хватает испугаться. Милорд Иррион, дабы успокоить потрясенные нервы, выпил коньяку, принял снотворное и тоже отошел на покой. Тьма некоторое время честно пыталась нести вахту вместе со мной, но потом все-таки не выдержала и перелетела в большое кресло в углу комнаты, немного потопталась на сиденье, свернулась чешуйчатым калачиком и задремала, изредка рефлекторно дергая хвостом и клацая зубами – видно, вонато снилась охота.

Оставленная на почетном и ответственном, но не слишком приятном посту дежурного, я то принималась нервно мерить шагами спальню, то, замерев, подозрительно прислушивалась к ночным шепотам и шорохам, то подходила к окну и, прислонившись к гардинам, бездумно таращилась в постепенно раздевающийся сад. Торин спокойно посвистывал, а иногда и похрапывал, раз за разом заставляя меня нервно вздрагивать и оглядываться. То, что ничего не происходило, отнюдь меня не успокаивало – опыт подсказывал, что самых больших и серьезных гадостей следует ожидать именно после такого вот нехорошего предгрозового затишья.

Венценосная чета служила отличной иллюстрацией к старинной райдасской поговорке: жениться – не напасть, как бы, женившись, не пропасть. Король наш, его величество Лиард Третий, метко, но не слишком благозвучно прозванный в народе Сопливцем за неприятную привычку то и дело проводить ребром ладони по носу, правил довольно спокойно и мирно до тех пор, пока советники не вздумали его женить и не подсунули своему монарху в супруги какую-то заграничную принцессу. Оная, надо сказать, на присланном портретике смотрелась дивной красавицей: большеглазая, высоколобая, стройная, с матовой кожей и роскошными кудрями цвета воронова крыла. И лишь после свадьбы по доверенности, на которой Сопливца представлял один из поспособствовавших бракосочетанию советников, выяснилось, что наше будущее величество в жизни далеко не так прекрасна, какой ее сумели изобразить ловкие придворные живописцы. Впрочем, художники во все времена льстили своим заказчикам. Все это знали и потому относились к подобным казусам философски и даже, можно сказать, морально готовились к тому, что невеста или жених могут оказаться не такими красивыми, какими гляделись на портретах. Но явившаяся наконец к своему супругу новоявленная королева даже цепных кобелей во дворах Каленары устрашила до дикого воя и по-щенячьи пронзительных взвизгов. Про монарха и народ и говорить нечего. Никто просто не мог предположить, что живописцы начнут приукрашивать модель настолько явно и нахально. Хотя, надо признать, виртуозы красок и кистей соврали только в самой малости: на сколько тонов они осветлили кожу принцессы Родригии, настолько и утемнили волосы, на сколько пальцев утончили талию, на столько же увеличили бюст. Общее же количество пальцев и тонов осталось неизменным и вполне соответствовало оригиналу.

И добро бы недостатки новой правительницы Райдассы ограничивались лишь некоторыми изъянами внешности. Это-то, в конце концов, пережить вполне возможно – маскарады там почаще устраивать или вуали какие-нибудь плотные в моду ввести. Кроме того, красота – дело спорное, относительное и на любителя. Оркам, думаю, Родригия пришлась бы очень даже по вкусу. Но, к сожалению, новоявленная королева оказалась не в меру экспрессивной и активной особой, воодушевленно вмешивалась в политику и с безапелляционным апломбом навязывала венценосному супругу свое мнение. Советники, настоявшие на свадьбе, только за головы хватались, наблюдая, как решительная баба, за пару лет правления распоясавшаяся окончательно, твёрдой рукой наводит во дворце, да и во всем королевстве свои порядки.

Лиард Третий, рано лишившийся родителей и воспитанный сонмом придворных на свой лад (то есть совершенно бесхребетным, слабодушным и нерешительным, лишенным даже проблеска яркой индивидуальности и харизмы, которая отличала его предков), никак не мог воспрепятствовать чинимому произволу. Будучи человеком вялым и бесхарактерным, он был способен лишь на бессильное всплескивание руками и закатывание глаз, на которые его супруга обращала внимания не больше, чем на собак, по-прежнему заходящихся в истошном лае, когда она проходила мимо. Некоторые даже из-за этого всерьез подозревали в ней волколака – представителя древней, вроде бы вымершей расы, очень похожей на обычных людей, но способной превращаться в волка, медведя или вернетока. Венценосная чета, как я уже заметила, составляла пару просто изумительную: худой, если не сказать тощий, король с жиденькой козлиной бороденкой и привычкой без конца возить ладонью по носу и ширококостная, вечно насупленная королева с недобрым взглядом исподлобья и густым слоем белил на лице. Они разнились так же радикально, как день и ночь, и было непонятно, как они не то что спать в одной постели – существовать рядом могут.