Живая планета - Эттенборо Дэвид - Страница 33

Взаимосвязанные проблемы борьбы с перегревом и сохранением воды в организме стоят перед всеми животными и растениями в любой части каждой пустыни. Однако сами по себе пустыни отнюдь не одинаковы. Некоторые их области характеризуются специфическими трудностями или, наоборот, ресурсами, которые преодолеваются либо используются столь же специфическими, хотя и разнообразными способами.

Пустыня Намиб к северу от Калахари обладает источником влаги, для пустынь весьма редким. Она примыкает к океану, и на протяжении года по ночам в нее вторгаются морские туманы, конденсируясь над сушей в водяные капли, которые обеспечивают жизнь некоторым обитателям Намиба. В такие вечера жуки-чернотелки, длинноногие и черные, взбираются на гребни барханов, где выстраиваются рядами параллельно берегу головой вниз, задрав брюшки и медленно помахивая ногами. Туман плывет между ними, и капельки влаги оседают на их тела, стекают с движущихся ног на брюшко, а оттуда — в рот.

Туманы же снабжают влагой уникальное и, пожалуй, самое эффектное растение Намиба — вельвичию. С возрастом ее огромный, вздутый точно репа корень достигает в поперечнике метра и поднимается над землей на десятки, если не на сотни сантиметров. От его корявой, испещренной бороздами верхушки берут начало два — и только два! — широких, как приводные ремни, длиннейших листа. В месте роста, то есть у корня, они ниспадают по обе его стороны, зеленые, гладкие и ровные, изгибаясь вверх, точно две гигантские стружки, а затем спутанными, перекрученными спиралями ложась на землю. Там, где ветер трет их концы о каменистую почву, они высыхают и истрепываются. Если бы не это, листья вельвичии были бы, бесспорно, длиннейшими в мире — хотя растут они очень медленно, зато свыше тысячи лет, и теоретически должны простираться на сотни метров. На первый взгляд, подобные размеры могут показаться странной аномалией — как-никак для пустынных растений типичны мелкие листочки, снижающие потерю влаги. Но листья вельвичии не только не теряют влаги — они ее собирают. По всей их длине под восковой поверхностью тянутся пучки тонких волокон с большой поглощающей способностью. Когда выпадает роса, молекулы воды всасываются кожицей листа и втягиваются волокнами, часть же капель, стекающих на землю по обтрепанным концам листьев, впитывается корнями.

В некоторых пустынях примерно раз в год, но достаточно регулярно выпадают бешеные ливни, и там сложились сообщества животных, чей активный цикл укладывается в краткий период обилия воды. Большую часть года, а порой и по нескольку лет они проводят в укрытиях в полной бездеятельности. В такое время непосвященный путешественник не обнаружит ни малейших признаков этого спрятанного богатства жизни вокруг.

Она воскресает с первыми каплями дождя. Вот они оросили засохшие мертвые растения с побуревшими листьями, рассыпающимися в пыль, со сломанными стеблями и хрупкими от сухости семенными коробочками — и наступает внезапное преображение. Побуревшая оболочка коробочек лопается, открывая семена, а то и выстреливая ими в воздух на несколько метров. Но это только иллюзия жизни. Все происходит чисто механически: те или иные участки мертвых тканей впитывают дождевую влагу по-разному, возникает напряжение, заставляющее оболочку свертываться или рвущее ее с такой силой, что семена разлетаются, словно от крохотного взрыва. Но вот упавшие на землю семена начинают развиваться: они впитывают воду, покрывающие их волоски набухают, становятся жесткими и приподнимают семя так, что первый корешок сразу же вертикально уйдет в почву.

Все это сопряжено с опасностью. Порой первые капли так и остаются лишь предвестницами ливня, который хлынет неделю спустя. И проросшие семена, не дождавшись его, успевают засохнуть. Однако некоторые растения защищены и от этого риска. Оболочка их семян содержит химическое вещество, препятствующее развитию. Только если дождь продолжает лить достаточно долго и обильно, чтобы пропитать землю, вещество это будет смыто, и семя прорастет.

По мере того как почва аризонской пустыни поглощает воду и семена начинают прорастать, внезапно сама почва начинает шевелиться. Из многочисленных норок на поверхность выбираются лопатоноги — маленькие родственники жаб. Последние десять месяцев они пролежали в земле, сантиметрах в тридцати от поверхности. Дождевые потоки образовали там и сям неглубокие лужи, и к ним торопливыми прыжками устремляются лопатоноги-самцы. Погрузившись в воду, они начинают испускать призывные крики, и через несколько часов привлеченные их хоровым пением к ним присоединяются самки, и тут же происходит спаривание.

Все происходит с лихорадочной быстротой. Лопатоноги, не уложившиеся в жесткие сроки, неминуемо погибают. Если в первую же ночь своего выхода из земли лопатоног не найдет лужу и не спарится, ему вряд ли удастся дать потомство. Через несколько часов оплодотворенная икра уже лежит комьями в теплой воде, а взрослые лопатоноги, выполнив свой долг перед следующим поколением, начинают есть, есть, есть, готовясь к стремительно приближающимся долгим месяцам засухи и голодания.

Развитие яиц происходит с неимоверной скоростью. Через сутки в луже уже полно головастиков. В теплой мутной воде плавают не только они, но и стайки артемий — крохотных ракообразных длиной менее сантиметра. Они вылупились из яиц, которые ветер пустыни носил с места на место, быть может, лет пятьдесят и, быть может, в сотнях километров от водоемов, где эти яйца отложили их давным-давно погибшие родители. С пылью в воду попали и микроскопические споры, тут же давшие тонкие нити водорослей.

Головастики жадно кормятся. Им хватило бы водорослей, но в лужах, где есть артемий, некоторые головастики развиваются иначе, чем остальные. Головы у них гораздо больше, рты шире, и они начинают пожирать артемий, а заодно и своих братьев и сестер, питающихся водорослями. Лужа тем временем непрерывно испаряется, уменьшается, и ее обитателям остается все меньше места, чтобы плавать, и все меньше воды, из которой можно извлекать кислород для дыхания. Вода в мелеющей луже нагревается больше, что усугубляет беду, поскольку в теплой воде кислорода меньше.

Дальнейшие события могут развиваться двояко, но лопатоноги, благодаря тому что головастики их развивались по-разному, готовы к обеим альтернативам. Если дождь хлынет еще раз, вода в луже поднимется, и потребность в наискорейшем развитии снизится. Но дождевые струи взбаламутили воду, и хищным головастикам приходится худо. В илистой мути им трудно углядеть добычу. Любители же водорослей продолжают нормально питаться и расти, обзаводятся ногами и покидают лужи — при некоторой удаче в довольно значительных количествах.

Но если дожди прекращаются, возникает критическая необходимость, чтобы хоть несколько головастиков завершили развитие в кратчайший срок. В мелеющей луже головастики-каннибалы пожирают своих братьев и сестер, соперничая между собой из-за наиболее глубоких участков. Вскоре оттесненные к краям лишаются водного укрытия, и солнце убивает их. Но у самых крупных и агрессивных каннибалов, если им повезет, успевают появиться ноги, и они упрыгивают в пустыню. Многие становятся добычей ящериц или птиц, но некоторые после коротких недель усиленной охоты находят трещины и расселинки, чтобы укрыться на время воцарения беспощадного зноя. Их родители также начинают копать норки с помощью сильных и широких задних лап, которым они обязаны своим названием. Как только они забираются под землю, их кожа затвердевает в водонепроницаемую оболочку всего лишь с двумя крохотными дырочками у ноздрей, позволяющими дышать.

Лужа уже давно высохла. Все взрослые артемии погибли, но яйца их уносит ветер вместе с пылью. Многие головастики так и не завершили цикла своего развития. Они лежат бок о бок плотным слоем в запекшемся иле. И все же гибель их не бесплодна. Продукты разложения их тел впитывались в дно бывшей лужи, от которой осталась лишь неглубокая впадина. Но новые дожди вновь наполняют ее водой, и удобренный песок ускорит рост следующего поколения водорослей.