Ясновидящий - Кунц Дин Рей - Страница 17

— Я вас не вполне понимаю, если только не...

— Именно так, — кивнул главнокомандующий Рихтер. — Йэн Бельмондо — имя вымышленное. Погибший капитан не кто иной, как Джеми Дарк, единственный сын генерала, которому мы с вами обязаны свободой, коей наслаждаемся...

Потрясатель с грустью покачал головой. В пещере тут и там мерцали свечи, отбрасывая на стены темные пляшущие тени.

— Но парень был отчаянно труслив...

— Генерал не желал признаваться в этом даже себе самому, — сказал Рихтер, — хотя в глубине души прекрасно это знал. Возможно, он надеялся, будто мне удастся совершить то, что до меня не сумел никто, — сделать мальчика отважным. Так Джеми поступил под мое начало, разумеется — под вымышленным именем. Планировалось, что сын генерала будет в моем войске рядовым, но он заставил отца пожаловать ему звание младшего офицера.

— И теперь вас ждут крупные неприятности? — спросил Потрясатель.

— Нет, — покачал головой Рихтер. — Для этого мы с генералом слишком близкие друзья. Он все поймет. Но представьте себе, каково мне будет объявить генералу о гибели сына, ведь теперь, возможно, некому будет унаследовать его трон — вряд ли он сможет произвести на свет еще одного сына, да к тому же и успеет вырастить его, чтобы передать бразды правления в крепкие руки. Это дурное предзнаменование для всего Даркленда, не только для генерала...

— Да, ситуация складывается непростая, — согласился Потрясатель. — Но придется пережить и это национальное бедствие, как переживали мы прежде другие. Надо принять во внимание и то, что парню, возможно, так и не суждено было стать мужчиной, а это для страны равносильно его смерти...

— Возможно, — согласился главнокомандующий. — Но моему горю есть и другая причина...

Потрясатель терпеливо ждал. Свеча постепенно догорала, и пещера погружалась во мрак, но вот кто-то зажег новую, и теплый оранжевый свет вновь озарил оживленные людские лица. Один из солдат шутил, остальные смеялись.

— Джеми был сыном женщины по имени Минальва, черноволосой красавицы с огромными глазами, длинными густыми кудрями и высокой полной грудью. Смех ее походил на птичье пение, а голос — на ласковый шепот летнего ветерка. Мы с генералом оба были влюблены в нее. Может, мне и стоило ему воспротивиться... Генерал никогда и не подозревал об истинных моих чувствах, но я уверен: знай он обо всем — непременно отдал бы мне эту женщину. Однако я трепетно обожал генерала, преклонялся перед ним — как, впрочем, преклоняюсь и по сей день — за то, что он освободил всех нас от ига орагонских тиранов, а потому не мог ни в чем ему отказать. Так я потерял любимую женщину. Через некоторое время выяснилось: она отвечает мне взаимностью и отчаянно по мне тоскует. Любовь затмила разум, и произошло неизбежное. Она понесла от меня. На свет появился мальчик, и ему дано было имя Джеми Дарк. Истинный отец ребенка сделал все для того, чтобы генерал посчитал его своим. Я желал не только скрыть свое преступление, но и лелеял надежду, что мой мальчик в один прекрасный день сделается правителем Даркленда, ибо более щедрого наследства я дать ему не мог. Однако ребенок вырос трусом — боги жестоко покарали меня за мое преступление... Теперь, как вы понимаете, меня терзает не только вина перед моим другом генералом, но и скорбь по родному сыну. Отныне мне предстоит жить не только под бременем моего страшного греха, но и с сознанием вины в смерти Джеми...

— Порой мы терзаемся и виним себя в несчастьях, которые явно не в наших силах было предотвратить. Смирение — вот все, что нам остается...

— Пожалуй, вы правы, но чтобы постичь смирение, требуется время. Не согласитесь ли провести эту ночь подле меня, чтобы помочь мне прийти к желанному смирению?

Потрясатель кивнул, соглашаясь. Банибальцы, свернувшись калачиками в своих спальных мешках, уже сладко спали, насытившись теплой похлебкой, сухарями и сушеной говядиной.

А снаружи выл и ревел ураган, словно стая жаждущих крови хищников, и снег валил не переставая...

Глава 12

Перевала они достигли поздним вечером следующего дня.

Прежде чем расположиться на ночлег, отряд спустился на пару тысяч футов по западным отрогам Заоблачного хребта. Даже стоя на перевале, оставив деревушку Фердайн далеко внизу, участникам экспедиции не удалось увидеть вершин циклопических гор — их окутывали облака, и создавалось жутковатое впечатление, будто они упираются в самое небо. Вскоре они обнаружили скальный карниз, под которым вполне можно было укрыться от ветра и непрерывно падающего снега, сильно затруднявшего передвижение.

Мороз свирепствовал на перевале вовсю — был сорок один градус ниже нуля, и люди ежечасно рисковали сильно обморозиться. Главнокомандующий предпочел бы спуститься туда, где температура была градусов на двадцать — тридцать выше, но его солдаты так измучились во время неравной битвы с ненастьем и морозом, что просто не могли идти дальше. Рихтер не желал рисковать и, увидев скальный карниз, решил остановиться под ним и сжечь все запасы топлива без остатка в надежде на то, что следующую ночь они смогут скоротать уже без спасительного тепла костров.

Горцы развели огонь, выставив дежурных, в обязанности которых входило всю ночь подбрасывать в костер топливо. Затем во всю длину карниза натянули парусину, прихватив ее сверху и снизу, и защитились таким образом от пронизывающего ветра. Этот щит также немного помогал сохранить тепло, но ночка все равно обещала быть суровой.

Главнокомандующий Рихтер остановился подле Потрясателя и мальчиков, которые, прижавшись друг к дружке, поглощали обильный ужин, приготовленный умелым Даборотом.

— Этот ужин отчего-то очень напоминает мне последнюю трапезу приговоренного перед казнью, — сказал Потрясатель.

— Трепетно надеюсь, что это не так, — возразил главнокомандующий. — Как самочувствие? Солдаты в один голос жалуются на безмерную усталость. Завтра мы вполне можем спуститься с гор, если, конечно, не станем впадать в отчаяние.

— Вконец обессилевших мне придется нести на ручках, — ухмыльнулся Мэйс. — Я никогда не впадаю в отчаяние.

— К сожалению, мы напрочь лишены этой твоей идиотской жизнерадостности, особенно в столь трудные времена, — заявил Грегор, улыбаясь своему названому брату.

— Я намерен отдать приказ, чтобы люди нынче ночью спали группами по пять-шесть человек, — сказал главнокомандующий. — Каждый залезет в свой спальный мешок, а дежурные обернут по пять-шесть мешков холстиной. Нам нужно постараться сберечь как можно больше тепла, чтобы пережить эту ночь.

— Нам и троим вместе будет совсем недурственно, — заявил Мэйс.

— Я подозревал, что вы не захотите коротать эту ночь с кем-либо из ребят, — кивнул Рихтер. — Что ж, будь по-вашему. Надеюсь, мои солдаты в этих “коконах” переночуют более или менее безопасно, ведь в каждую пятерку или шестерку может затесаться пара убийц. Впрочем, даже если они вдвоем окажутся в пятерке, им все равно не сладить с добрыми горцами.

— Вам следует непременно разделить Картье и Барристера, — посоветовал Рихтеру Потрясатель. — И внимательно следите за Фремлином, голубятником.

— Так, стало быть, у вас есть подозрения...

— Никаких подозрений у меня нет, — прервал его Потрясатель. — Просто я вынужден никому не верить.

— Один черт... — пробормотал главнокомандующий.

Затем он направился проверять, как готовятся ко сну его люди. Возле каждой группы он останавливался, перекидывался парой слов с солдатами, порой даже улыбался, а иногда склонялся, осматривая обмороженные щеки и руки. При этом офицер, дружески беседуя с рядовыми, умудрялся не терять достоинства, приличествующего его званию. Подходя к солдату, удрученному и подавленному, Рихтер оставлял его воодушевленным и воспрянувшим духом.

Сам главнокомандующий смертельно устал, вымотался и выглядел ужасно: черты лица заострились, губы сделались серыми. Во взгляде его сквозила смертельная усталость, но губы улыбались, а руки крепко стискивали плечи солдат и протянутые ладони. Рядовые глядели на него с обожанием и искренней заботой. Провожая командира взглядами, горцы ощущали жгучий стыд за то, что позволили себе пасть духом, ведь если он, старик, так браво держится, то им, молодым, унывать — стыд и позор! Подвести старика теперь, когда он провел их через хребет, было бы равносильно святотатству. Главнокомандующий рисковал жизнью наравне с ними, а ведь он уже стар, и силы у него не те, что прежде. Он утомлен, выглядит нездоровым, но сохранил мужество. И солдаты брали себя в руки, усилием воли стряхивая с плеч давящий груз усталости.