Ясновидящий - Кунц Дин Рей - Страница 16

Оставалось всего шестьдесят четыре солдата, не считая трех офицеров, Потрясателя и его мальчиков. Вскоре обнаружить убийц будет совсем легко, ибо в живых не останется никого, кроме них и их последних жертв. Рихтер согласился с Потрясателем, утверждавшим, будто гибель четверых горцев вовсе не дело рук убийц, а следствие чистейшей случайности. Оба мужчины выразили надежду, что среди четверых несчастных оказались двое злодеев. Впрочем, ни один из них в глубине души не верил в такую удачу...

Теперь им предстояло преодолеть пятисотфутовую каменную стену, и хотя на некоторое время они оказались защищены от порывов яростного урагана, свист его и вой прямо-таки оглушали.

Эта мука мученическая длилась до самого вечера.

Они брели по колено в снегу, а порой люди проваливались даже по пояс.

Куртки и бриджи горцев покрылись ледяной коркой. Рихтер вовремя посоветовал Сэндоу, Мэйсу и Грегору не пытаться сколупывать эту корку, ибо она защищала от пронизывающего ветра. Пусть ледяной панцирь и мешал двигаться, сковывая движения, но о комфорте на некоторое время следовало забыть: на кон была поставлена жизнь.

К тому времени все участники экспедиции натянули на лица плотные вязаные шерстяные маски с прорезями для глаз и рта. Но невзирая на эту предосторожность, глаза то и дело приходилось плот но зажмуривать. Стало так холодно, что слезы тотчас замерзали, даже под шерстяными масками. Да и дышать приходилось буквально “через раз” — ледяной воздух грозил обжечь легкие. Сержант Кроулер сказал, что мороз свыше тридцати градусов, и нежная легочная ткань может не выдержать и начать кровоточить. Затрудненное дыхание неизбежно заставило людей двигаться медленнее, но Рихтер упрямо отказывался делать привал, покуда не отыщется хоть какое-нибудь убежище.

— Под открытым небом, — растолковывал бывалый офицер Мэйсу, — все мы за ночь замерзнем насмерть!

Он поручил Мэйсу осматривать окрестности в поисках какой-никакой пещерки — зорким глазам юного великана он доверял куда больше, нежели своим собственным, хотя и прославился зрением острым, словно у орла.

Но, невзирая на маски и капюшоны, глаза надсадно щипало.

Даже две пары перчаток не могли уберечь пальцы от холода, руки все время приходилось растирать и хлопать ими по бедрам.

Было уже примерно полшестого вечера и начинало темнеть, когда злая судьба настигла молодого капитана Бельмондо.

Десять минут назад он заступил на вахту в качестве первопроходца, в чьи обязанности входило отыскивать под снегом опасные провалы. В здешних широтах между двумя утесами частенько образовывались крепко спрессованные ветром снежные мостики, которые трудно, а подчас и невозможно было разглядеть. Такие “снежные обманки” сулили скалолазу неминуемую и страшную гибель, ибо под ними могла таиться пропасть.

Бельмондо шел осторожно — можно сказать, даже трусливо-осторожно. Как только он переместился во главу колонны, движение резко замедлилось. Он и шагу вперед не делал, не ощупав предварительно места, куда ему предстояло поставить ногу. Именно поэтому произошедшее несколько секунд спустя потрясло всех.

Внезапно капитан начал проваливаться, и только тут все поняли, что он оказался в самой середине злополучного снежного моста. Он успел обернуться к Рихтеру и протянуть руки в немой мольбе. Старик рванулся было к нему, но тонкий наст с хрустом подался — и молодой человек рухнул вниз. На лице Бельмондо написан был такой ужас, что он не смог даже закричать...

Главнокомандующий Рихтер тотчас приказал всем опуститься на четвереньки. Люди спешно обрезали связывающие их веревки, потому что в такой ситуации нельзя было предугадать, кому через несколько мгновений суждено последовать за молодым капитаном. В любое мгновение хрупкий мостик мог рухнуть, увлекая за собою людей.

Рихтер и Кроулер на четвереньках подползли к зияющей в снегу дыре, куда рухнул Бельмондо. Заглянув в нее, они тотчас увидели изуродованное тело, распростершееся на обледеневших камнях, и мгновенно поняли, что произошло. Когда образовалась “снежная обманка”, неугомонный ветер обрабатывал ее снизу, превращая снег в ледяную корку. Бельмондо, ощупав “землю”, почувствовал твердь, которую принял за камень. Его, разумеется, учили распознавать “ледяные обманки” — при постукивании они издавали характерный звук, — но, видимо, он так и не превзошел этой премудрости или же его подвела память... Но что бы там ни было, это стоило ему жизни.

— Надеюсь, края “обманки” достаточно крепки, чтобы по ним можно было спуститься, — сказал Кроулер.

Но Рихтер ему не ответил.

— Господин главнокомандующий! Рихтер безмолвно смотрел в отверстие.

— Господин главнокомандующий, люди... Рихтер по-прежнему молча глядел на окровавленное тело.

Потом он медленно стянул с лица вязаную маску и зарыдал. Морщинистые щеки его мгновенно покрывались ледяной соленой коркой...

Глава 11

Потрясатель Сэндоу сидел подле главнокомандующего Рихтера. Мужчины расположились поодаль от прочих банибальцев, которые пребывали совершенно в ином расположении духа, если не торжествуя победу, то во всяком случае испытывая облегчение оттого, что остроглазому Мэйсу удалось-таки разглядеть небольшую пещерку, где они могли скоротать ночь. В пещере стоял такой же, как и снаружи, холод, но ветер по крайней мере сюда не задувал и можно было наконец вздохнуть, пусть и не полной грудью, но без риска обжечь ноющие легкие. Рихтер же словно оцепенел. Он был раздавлен, уничтожен — казалось, в один миг постарел лет на десять и нисколько не походил более на того бравого офицера, который повел отряд в опасный поход несколько дней тому назад...

Уже около часа, с тех самых пор как отряд расположился в промерзшем каменном мешке, Потрясатель безуспешно пытался пробить броню холодной отчужденности главнокомандующего, разговорить его. Сэндоу справедливо полагал, что без помощи этого мужественного и мудрого человека им никогда не победить Заоблачный хребет. Люди шли за ним, невзирая на слухи о подстерегающих на пути многочисленных опасностях. Даже теперь, когда опасения одно за другим оправдывались, солдаты оставались верны Рихтеру. Горцы презрели опасность, забыли о злодеях, затесавшихся в их ряды, повинуясь одному слову главнокомандующего. Никто среди них, кроме старого Рихтера, не обладал таким непререкаемым авторитетом — ни Кроулер, ни Мэйс, ни даже сам Потрясатель. Однако сейчас Потрясателю казалось, будто он обращается к гранитной скале, немой и глухой.

Оставалось последнее средство, и Сэндоу прибег к нему.

— Командир, — с неумолимой жестокостью в голосе отчеканил он, — сожалею, что вы бросили ваших людей на произвол судьбы и вас нисколько не волнует, выживут они или умрут. Сожалею также, что до сих пор считал вас достойным офицером. Я не могу более тратить на вас время, так как должен помочь Кроулеру многое уладить, ибо вы, без сомнения, выбываете из игры.

Это было поистине жестоко — и это сработало. Потрясатель втайне был уверен, что главнокомандующий относится к своим солдатам словно к родным и для него веление долга, возможно, превыше веления богов.

— Останьтесь! — Рихтер схватил Потрясателя за рукав и силком усадил на место.

— У меня мало времени, и я не стану попусту его терять, утешая дряхлую старуху, в которую вы обратились! — отрезал Потрясатель Сэндоу, втайне на чем свет стоит кляня себя за вынужденную жестокость, хотя и понимал, что более ему ничего не остается.

— Я уже в полном порядке, — сказал Рихтер, — и вновь принимаю командование, но посидите со мною еще немного. Поймите, мне необходимо, чтобы вы мне доверяли, чтобы были во мне уверены — иначе все пропало...

Потрясатель снова уселся на камень. Лицо его было непроницаемо и холодно.

— Когда около трех месяцев назад я покидал столицу Даркленда, генерал Дарк дал мне поручение особого рода. Мы с генералом близко знакомы, более сорока лет, еще с тех самых пор, когда он вел освободительные войны в Южной Орагонии. Так вот он доверил мне своего единственного сына. У генерала четыре супруги, но все, кроме одной, рожали ему лишь здоровеньких и прелестных дочек. Генерал сказал, что только мне он может препоручить своего сына, чтобы я сделал из мальчишки настоящего мужчину. И я согласился — согласился по многим причинам, из которых желание угодить моему давнему другу было вовсе не самой главной...