Тик-так - Кунц Дин Рей - Страница 34

- А полиция?..

- Полиция делает то, что может, то есть почти ничего. Но если платить рэкетирам, сколько они требуют, то со временем они захотят больше, потом еще больше - совсем как наши политики, - пока в один прекрасный день ты не поймешь, что твой собственный бизнес приносит тебе гораздо меньше денег, чем им. Словом, мы отказались платить, и однажды ночью десять из них заявились к нам. Они называют себя "Крепкими Парнями", и у всех у них были ножи и ломы. Для начала они перерезали наши телефонные провода, чтобы мы не могли позвонить в полицию, однако я до сих пор не пойму, с чего эти подонки взяли, что могут безнаказанно расхаживать по цеху и крушить все, что попадется под руку, пока мы будем прятаться по углам. Как бы там ни было, их ждал очень неприятный сюрприз. Кое-кого из наших они покалечили, но бандитам досталось гораздо сильнее, ведь все они - это просто мальчишки, сопляки, которые родились уже здесь, в США. Они-то считают себя крутыми, но никто из них никогда не страдал по-настоящему. Они не знают, как это, когда с тобой обходятся всерьез, и нам пришлось объяснить им это наглядно.

Дел, по-видимому, была не в силах и дальше справляться со своим характером.

- Льва не задевай спящего, а кондитера не задевай никогда, - сказала она.

- Я думаю, "Крепкие Парни" надолго запомнят этот урок, - сказал Ги и кивнул со всей возможной серьезностью.

- Ги было четырнадцать, когда наша семья бежала из Вьетнама, - пояснил Томми для Дел. - После падения Сайгона коммунистические власти решили, что молодые вьетнамцы, в том числе и подростки, являются потенциальными контрреволюционерами и представляют серьезную опасность для правящего режима. Ги и Тона - это мой старший брат - несколько раз арестовывали и держали в тюрьме по несколько дней. Власти допрашивали их - они хотели, чтобы кто-нибудь из них сознался в антикоммунистической деятельности. Допрашивали - это только вежливый оборот, эвфемизм, на самом деле их пытали.

- В четырнадцать лет? - потрясение переспросила Дел.

Ги пожал плечами.

- В первый раз меня пытали, когда мне было двенадцать. Тон, насколько я помню, впервые попал в эту мясорубку в четырнадцать.

- Каждый раз тайная полиция их отпускала, - продолжил Томми. - Но потом мой отец узнал от надежного человека, что Ги и Тона должны отправить на север, в специальный исправительный лагерь. Это означало рабский труд и промывку мозгов. Тогда родители заплатили кому следует и вместе с тремя десятками других беженцев тайком вышли в море. Это случилось буквально за день до того, как Ги и Тона должны были забрать.

- Многие из наших рабочих даже старше меня, - подал голос Ги. - Там, дома, им пришлось пройти через худшее.

Дел повернулась вместе с креслом, чтобы взглянуть на работающих в цеху вьетнамцев, которые казались такими неприметными в одинаковых белых халатах и шапочках.

- Ничто не бывает тем, чем оно кажется, - задумчиво проговорила она.

- Почему это бандам вздумалось сводить с тобой счеты? - спросил Ги у брата.

- Может быть, я написал что-то не то, когда работал в газете. А может... Не знаю. - Томми пожал плечами.

- Эти парни не читают газет.

- Но другой причины просто не может быть! - воскликнул Томми.

- Чем больше ты пишешь о том, какие они плохие, тем больше им это нравится, - рассудительно сказал Ги. - Но, повторяю, они не читают ничего, кроме комиксов. Многие из них вообще не умеют читать и писать, но репутация плохих мальчиков им весьма и весьма по сердцу, это точно. Они от этого балдеют. Так что они тебе сделали?

Томми бросил быстрый взгляд на Дел.

Дел подняла брови и закатила глаза.

Томми всерьез намеревался рассказать брату все невероятные и страшные подробности своего сегодняшнего вечера, но ему вдруг стало страшно, что Ги не поверит или - хуже того - поднимет его на смех.

Разумеется, Ги не был столь консервативен, как Тон или их родители; он хорошо понимал брата, и Томми даже подозревал, что Ги немного завидует тому, с какой легкостью он американизировался. И он точно знал, что несколько лет назад Ги втайне мечтал о том же. Но, с другой стороны, Ги оставался членом семьи - семьи во вьетнамском смысле этого слова - и не одобрял тот образ жизни, который выбрал для себя Томми. Даже для него поставить свои интересы выше интересов клана было в высшей степени непростительной слабостью, и поэтому уважение, которое он некогда питал к младшему брату, в последние годы значительно ослабло.

И вот теперь Томми неожиданно обнаружил, что ему не хочется еще больше уронить себя в глазах Ги. Он считал, что научился жить с неодобрением семьи, что постоянные напоминания о том, каким разочарованием является для них избранный им путь, больше не могут причинить ему боль и что все, что бы они о нем ни думали, не имеет особого значения, коль скоро сам Томми знает, что он за человек на самом деле. Однако он ошибался. Их одобрение все еще имело для него огромное значение, и мысль о том, что Ги может счесть его рассказ о страшной кукле бредом больного, отравленного алкоголем ума, повергала Томми в состояние, близкое к панике.

Семья была источником всех радостей и обителью всех печалей. Эта мудрость была достойна того, чтобы стать вьетнамской пословицей.

Если бы Томми пришел к брату один, он бы, пожалуй, рискнул рассказать ему о демоне, но присутствие Дел с самого начала заставило Ги повести себя предубежденно.

Поэтому Томми долго молчал, размышляя, прежде чем заговорить.

- Тебе никогда не приходилось слышать о "Черной Руке"? - спросил он наконец.

Ги бросил взгляд на руки Томми, словно заподозрив, что он подхватил какую-то страшную венерическую болезнь, поражающую верхние конечности, - подхватил если не от этой подозрительной блондинки, с-которой-он-не-был-знаком, то от какой-нибудь другой белокурой красотки, которую Томми знал гораздо ближе. Но кожа Томми была обычного цвета, и это даже как будто слегка разочаровало Ги.

- "La Mano Negra", - подсказал Томми. - "Черная Рука", тайная мафиозная организация шантажистов и наемных убийц. Когда они намечали очередную жертву, они иногда посылали ей белый лист бумаги с отпечатком ладони, чтобы напугать человека до полусмерти и заставить его страдать все время, которое ему еще осталось.

- Это нелепая выдумка из дешевых детективных романов, - ровным голосом сказал Ги, опуская рукав своей рубашки и застегивая манжет.

- Нет, это правда.

- "Крепкие Парни", "Парни с Побережья", "Люди-лягушки", "Парни из Натомы" и им подобные не посылают никаких отпечатков, - уверенно сказал Ги.

- Согласен, не посылают. Но, может быть, есть банды, которые посылают.., что-то другое в качестве предупреждения?

- Что, например?

Томми нерешительно поерзал на стуле.

- Скажем.., нечто вроде куклы. Ги нахмурился.

- Куклы? - переспросил он.

- Да, тряпичной куклы.

Ги перевел взгляд на Дел в надежде, что она прольет свет на это туманное заявление.

- Уродливая маленькая кукла, - сказала она.

- С запиской, приколотой булавкой.

- Что было в записке?

- Я не знаю. Она была на вьетнамском.

- Когда-то ты умел читать по-вьетнамски, - напомнил Ги, не скрывая своего неодобрения.

- Когда был маленьким, - согласился Томми. - Но не сейчас.

- Я хотел бы взглянуть на эту куклу, - сказал Ги решительно.

- Она... Я не взял ее с собой, - нашелся Томми. - Но я привез записку.

В первое мгновение Томми никак не мог вспомнить, куда он сунул проклятый клочок бумаги, и потянулся за портмоне, но потом опомнился и двумя пальцами выудил записку из нагрудного кармана своей рубашки. Бумага размокла от дождя и выглядела ужасающе.

К счастью, она, вероятно, была пропитана каким-то специальным маслом и только благодаря этому не расползлась окончательно. Когда Томми развернул записку, он увидел, что расположенные тремя столбиками иероглифы все еще были вполне различимы, хотя черные чернила местами потекли и поблекли.