Слуги сумерек - Кунц Дин Рей - Страница 39

– Скажите Максу, чтобы следил за двором, – ответил Сэнди; кадык его ходил вверх-вниз. – Один и тот же фургон три раза проехал мимо дома Сердце ее забилось быстрее, словно переключили скорость.

– Белый фургон?

– Нет. Темно-синий «Додж» с надписью сбоку. Это может ничего и не значить. Просто кто-то не может найти нужный дом. Но.., все же лучше предупредить Макса.

Она поспешила на кухню, в заднюю часть дома, и старалась говорить с Максом Стеком спокойно, но голос дрожал, и она ничего не могла поделать с руками и нервно, учащенно жестикулировала.

Макс проверил замок кухонной двери, хотя он уже делал это, когда заступил на дежурство. Полностью опустил жалюзи на одном окне и наполовину на другом В углу дремал Чубакка. Почувствовав в воздухе напряжение, он поднял голову и зарычал.

Джой сидел за столом у окна, выходящего в сад, и сосредоточенно раскрашивал карандашами книжку-раскраску. Кристина увела его подальше от окна в угол, чтобы он в случае чего не угодил под огонь.

Со свойственной шестилетнему ребенку забывчивостью и способностью к быстрой психологической адаптации, он уже почти не помнил об угрожавшей им опасности, из-за которой они и были вынуждены скрываться в чужом доме. Теперь все это ожило в его памяти, и глаза его широко раскрылись.

– Ведьма рядом? – спросил он.

– Может быть, мы и зря беспокоимся.

Она наклонилась, подтянула ему джинсы и заправила выбившуюся рубашку. От страха закололо сердце, она поцеловала Джоя в щеку.

– Возможно, это ложная тревога, – сказала она. – Просто люди Чарли не привыкли рисковать.

– Они классные ребята, – сказал он.

– Ну, разумеется, – согласилась Кристина.

Теперь, когда она видела, что, возможно, этим людям придется отдать за них с Джоем жизнь, ей стало стыдно за свою подозрительность.

Макс отодвинул столик от окна, чтобы через него не приходилось перегибаться.

Чубакка вопросительно заскулил и принялся расхаживать кругами, стуча лапами по кафельной плитке, которой был выложен пол на кухне.

Кристина испугалась, что в критический момент Чубакка будет путаться у Макса под ногами, и они с Джоем позвали его. Пес еще не привык к новой кличке, однако, повинуясь повелительному тону, подошел к Джою и сел рядом.

Макс пристально всматривался в щель между пластинками жалюзи.

– Проклятый туман, похоже, не собирается рассеиваться, – сказал он.

Кристина понимала, что при таком дожде и тумане ничего не стоит проникнуть в сад с его зарослями азалий, олеандра, вероники, сирени, миниатюрными апельсиновыми деревьями и живой изгородью из бугенвиллеи. Кто угодно легко приблизится на опасное расстояние к дому, не будучи обнаруженным. Не обращая внимания на ободряющие слова матери, Джой посмотрел на потолок, прислушиваясь, как дождь барабанит по крыше, и произнес:

– Ведьма рядом. Она идет сюда.

Глава 32

Доктор Дентон Бут служил живым подтверждением того, что у наследников Фрейда и Юнга не было ответов на все вопросы. Одна стена в рабочем кабинете Бута была увешана дипломами самых престижных университетов страны, наградами, полученными от коллег из нескольких профессиональных ассоциаций, дипломами почетного доктора высших учебных заведений четырех стран. Его учебник по общей психологии был чрезвычайно популярен и признан наиболее удачным за последние тридцать лет, а его позиция в качестве самого компетентного ученого в области патологической психологии никем не подвергалась сомнению. И все же при всем опыте и знаниях у доктора Бута были собственные проблемы.

Он был тучным человеком. Не просто приятно полноватым. Чрезмерно, пугающе тучным. Жирным.

Когда Чарли встречал Дентона Бута (Бу, как называли его друзья) после того, как не виделся с ним несколько недель, всякий раз его неизменно поражала монументальность доктора; все время казалось, что он стал еще толще.

При росте около ста восьмидесяти сантиметров, как и у самого Чарли, Бут весил сто восемьдесят килограммов.

Его лицо было хорошей имитацией луны, шея напоминала столб, а пальцы вызывали ассоциацию с сардельками.

Когда он садился, то заполнял собой кресло.

Чарли не понимал, почему Бут, который распознавал и лечил неврозы даже у тех, кто был в высшей степени невосприимчив к его терапии, не в состоянии справиться с собственным обжорством.

Но чрезмерные габариты и связанные с этим психологические проблемы нисколько не влияли на добродушный, веселый нрав доктора, на его способность радоваться жизни и заразительно смеяться. Невзирая на то, что Бут был на пятнадцать лет старше и куда более образованнее Чарли, они уже в первую свою встречу почувствовали родство душ и вот уже несколько лет дружили, а раз-другой в месяц обязательно вместе обедали, на Рождество обменивались подарками и вообще, с настойчивостью, которая иногда удивляла обоих, старались не терять друг Друга из виду.

Бу тепло встретил Чарли и Генри в Коста-Меза, в своем офисе, занимающем часть угловых помещений высокого, стеклянного здания, и тут же стал демонстрировать свою последнюю антикварную копилку. Он собирал копилки с приводящим в действие различные фигурки механическим заводом, благодаря которому каждая брошенная монета делала вас свидетелем маленького приключения. По меньшей мере штук двадцать подобных копилок было выставлено на обозрение в разных уголках офиса. Данный экземпляр представлял собой замысловатую штуковину: на крышке стояли раскрашенные вручную фигурки двух бородатых золотодобытчиков и такое же до смешного детализированное скульптурное изображение осла. Бу вложил двадцатипятипенсовик в руку одного старателя и нажал кнопочку. Рука с монеткой поднялась, протягивая ее второму персонажу, но тут осел опустил прикрепленную на шарнирах подвижную голову и вцепился зубами в монету, которую старатель тотчас выпустил из рук, а осел задрал морду, и монета провалилась в его внутренности и дальше – в копилку. А два старателя в досаде лишь покачивали головами. На седельной сумке у осла значилось его прозвище – «дядюшка Сэм».

– Эта штучка сделана в 1903 году. В мире известно всего восемь действующих моделей, – с гордостью сообщил Бу. – Называется она «Сборщик податей», но я окрестил ее «В мире ослов нет справедливости».

Чарли рассмеялся, а Генри, казалось, был озадачен.

Они прошли к большим удобным креслам, стоявшим в углу вокруг стеклянного кофейного столика. Под тяжестью Бу кресло издало слабый стон.

Офис занимал угловое помещение и поэтому имел две наружные стены, почти целиком стеклянные. Здание стояло в стороне от других высотных построек в Коста-Меза, и окна выходили на один из немногих сохранившихся в этой части округа участков сельскохозяйственных угодий, поэтому создавалось впечатление, что за окном нет ничего, кроме серой пустоты с рваными клочьями облаков, тонкой пелены тумана и дождя, сплошным потоком стекающего по стеклам. Это сбивало с толку, как будто офис Бута существовал помимо этого мира в альтернативной реальности, в другом измерении.

– Так ты говоришь, это касается Грейс Спиви? – спросил Бут.

У него был профессиональный интерес к психозам на религиозной почве, он даже выпустил книгу, посвященную психологии вождей религиозных сект. Его занимала личность Грейс Спиви, и он рассчитывал посвятить ей главу в своей следующей книге.

Чарли рассказал Бу о Кристине и Джое, об их встрече с Грейс в «Саут-Кост-Плаза» и о попытках их убийства.

Врач, который, имея дело с больными, никогда не напускал на себя важный вид, больше полагаясь на уговоры и добродушный юмор, врач, которого невозможно было представить озабоченно нахмурившим брови, этот врач вдруг помрачнел.

– Худо дело. Очень худо. Я всегда знал, что Грейс – глубоко верующий человек, а не обычный шарлатан, разрабатывающий религиозную жилу с целью подзаработать.

Она всегда была убежденной сторонницей теории близкого конца света. Но я и предположить не мог, что она настолько глубоко погрузилась в психопатические фантазии, – сказал Бут. Тяжело вздохнул и посмотрел на дождь за окном с высоты двенадцатого этажа. – Понимаете, она много говорит о своих «видениях», используя их, чтобы привести свою паству в состояние религиозной экзальтации. Я привык считать, что на самом деле никаких видений у нее не бывает, а она элементарно притворяется, понимая, что это эффективный инструмент для обращения в свою веру и для того, чтобы держать паству в руках.