Незнакомцы - Кунц Дин Рей - Страница 37

— Девичьи страдания? — спросил Пабло Джексон, явно польщенный, и Джинджер вздохнула с облегчением: она боялась, что он рассердится на нее.

— Я скрыла истинную причину своего визита, опасаясь, что вы не захотите принять меня, если я скажу вам правду. Дело в том, что я врач, работаю хирургом в мемориальной клинике. Когда я прочитала в газете «Глоб» о вас, то подумала: вот кто мне поможет!

— Я был бы рад познакомиться с вами, будь вы даже продавщицей журналов: в восемьдесят один год можно позволить себе отказаться от встречи с кем-либо, только... только если предпочитаешь провести остаток дней, беседуя со стенами.

«А ведь он, несомненно, живет более насыщенной и интересной жизнью, чем я», — подумала Джинджер, с благодарностью отмечая стремление Пабло Джексона успокоить ее.

— А кроме того, — добавил он, — даже такой древний старикан, как я, не упустит шанса насладиться обществом столь милой девушки, как вы. Так что выкладывайте, какую такую помощь вы хотите от меня получить.

— Во-первых, мне нужно знать наверняка, насколько статья о вас в газете соответствует действительности, — наклонившись вперед, произнесла Джинджер.

— Настолько, насколько это вообще возможно, когда речь заходит о публикациях в прессе, — пожал он плечами. — Мои родители переселились из Америки во Францию, как пишет газета. Мама была довольно популярной шансонеткой до и После первой мировой войны, она пела в парижских кафе. Отец, как справедливо отмечает «Глоб», тоже был музыкантом. Верно и то, что мои родители были знакомы с Пикассо и раньше других оценили его талант: ведь меня не случайно назвали его именем. Они покупали его работы, еще когда они стоили гроши, да и сам он подарил им несколько своих картин. Правда, у них собралось не сто, а около пятидесяти произведений художника, тут газета несколько преувеличивает размеры их коллекции, но все равно она вызывала зависть у многих богачей. Постепенно распродавая картины, родители обеспечили себе спокойную старость и помогли мне встать на ноги.

— Но ведь вы работали долгое время фокусником, не так ли? — спросила Джинджер.

— Более полувека, — легко и грациозно взмахнул руками Пабло Джексон, словно бы удивляясь собственному долголетию, и Джинджер замерла, ожидая, что старик сейчас прямо из воздуха извлечет живых белых голубей. — Не скрою, я тоже имел успех, меня знали в Европе, несколько меньше — здесь, в Америке.

— И вы гипнотизировали желающих из публики?

— Это был гвоздь программы, — кивнул Пабло. — Ради этого и приходили на мои выступления.

— А теперь вы помогаете полиции с помощью гипноза восстанавливать в памяти свидетелей детали преступления, которые они забыли, не так ли?

— Это не основная моя работа, — отмахнулся Пабло, желая этим жестом развеять возможные заблуждения гостьи на его счет, и вновь Джинджер показалось, что сейчас из воздуха появится букет цветов или колода карт. — С такой просьбой ко мне обращались всего четыре раза за последние два года. К моей помощи полиция прибегает в крайнем случае.

— И ваша помощь была эффективна?

— О да, здесь газета ничего не преувеличивает. Например, случайный прохожий, ставший очевидцем убийства, мельком видел номерной знак автомобиля, на котором скрылся преступник, но не может его вспомнить. На самом деле этот номер все равно остался у него в подсознании, потому что мы ничего не забываем из того, что видели. Гипнотизер, погрузив свидетеля в гипнотический транс, восстанавливает его память, шаг за шагом приказывая описывать все эпизоды события, пока наконец не добирается до того момента, когда появилась машина. Свидетель как бы вновь мысленно видит ее и, конечно же, называет номер.

— И это всегда срабатывает?

— Не всегда, но в большинстве случаев.

— Но почему полиция обращается именно к вам? Разве полицейские психиатры не владеют в нужной мере гипнозом?

— Конечно же, владеют. Но они все же не гипнотизеры, а врачи. Они не специализировались в этой области. Я же занимаюсь гипнозом всю жизнь, разработал специальную технику и нередко добиваюсь успеха там, где обычные методы не срабатывают.

— Значит, вы в этом деле кое-что смыслите.

— И даже больше, чем кто-либо другой. Но почему вас так это интересует, доктор? Боже мой, что это с вами? Оставьте в покое вашу сумочку, не волнуйтесь, — воскликнул Пабло Джексон, заметив, что пальцы гостьи побелели от напряжения, намертво вцепившись в сумочку, которая за время беседы успела перекочевать ей на колени.

Поборов волнение, Джинджер приступила к рассказу о своих бедах, однако вскоре вновь разнервничалась, и внимательно следившему за ней хозяину дома удалось привести ее в чувство, лишь заставив выпить немного коньяку.

— Несчастное дитя! — приговаривал с искренним сожалением он, покачивая седой головой. — Это ужасно! Скажите, вы хорошо спали этой ночью? Нет? Так я и думал. Не корите себя за этот глоток коньяку в неурочный час, вы давно уже встали, так что для вас это уже не утро, а почти вечер. Так почему бы и не позволить себе выпить немного под вечер?

— Пабло, — слегка расслабившись, сказала Джинджер. — Я хочу, чтобы вы загипнотизировали меня и вернули к событиям двенадцатого ноября. Я хочу наконец понять, почему в то утро я так испугалась черных перчаток в «Деликатесах от Бернстайна».

— Нет, и не просите, — затряс головой Пабло Джексон. — Это невозможно.

— Я вам хорошо заплачу...

— Дело не в деньгах, — поморщился гипнотизер. — Я в них не нуждаюсь. Поймите, я фокусник, а не врач.

— Я уже была у психиатра, но он не смог мне помочь. Вернее, он тоже отказался погружать меня в транс.

— На это, видимо, имелись причины, — нахмурился Пабло Джексон.

— Он сказал, что рано прибегать к такому лечению. Он согласился со мной в том смысле, что гипноз, быть может, и поможет мне восстановить причину моих срывов, но сама я могу оказаться не готовой к правильному восприятию истины и окончательно сорвусь.

— Вот видите? Врачу лучше знать. Нет, я не стану браться не за свое дело, и не уговаривайте меня, бога ради.

— Ничего он не понимает, этот психиатр, — рассердилась Джинджер, вспомнив недавний разговор с чрезвычайно любезным, но неуступчивым лечащим врачом. — Может быть, он и знает, что лучше для других пациентов, но уж точно не может ничем помочь мне. А я больше так не могу. Да я с ума сойду, пока он решится наконец применить гипноз. Нужно что-то делать немедленно, нужно взять, в конце концов, эту напасть под контроль.

— Но ведь вы сами понимаете, что я не могу взять на себя такую ответственность, — настаивал Пабло Джексон.

— Минуточку! — перебила она его, ставя бокал на столик. — Я предвидела, что вы не захотите ввязываться в эту историю. — Она достала из сумочки сложенный лист бумаги. — Вот, взгляните, пожалуйста!

Он взял у нее листок. При этом она отметила, что рука его, в отличие от ее рук, не дрожит, хотя он и на полвека старше.

— Что это такое? — спросил он.

— Расписка, где говорится, что я снимаю с вас всякую ответственность за последствия эксперимента.

Пабло даже не потрудился пробежать документ.

— Вы, я вижу, так ничего и не поняли, дорогая леди. Я не боюсь судебного преследования. В моем ли возрасте и при нашей ли неповоротливой судебной системе бояться чего-то подобного? Дело совсем в другом: человеческая память — чрезвычайно чувствительная штуковина, и, если что-то выйдет не так, если я доведу вас до срыва, мне уж точно жариться в аду.

— Если вы не поможете... и мне придется пролежать не один месяц в больнице, без всякой уверенности в будущем... я точно свихнусь! — Джинджер не заметила, что перестала контролировать себя и почти кричит от отчаяния. — Если вы выставите меня за порог, оставите меня на милость друзей и Гудхаузена, то мне конец. Клянусь вам, вот тогда мне точно конец! Больше терпеть такое у меня нет сил! И вам придется все равно отвечать за последствия, потому что вы ничего не сделали, чтобы их предотвратить.