Сага о Хрольфе Жердинке - Андерсон Пол Уильям - Страница 25

Хроар, подметив перемену в Хельги, весной пригласил его на жертвоприношенье в свою усадьбу «Олень». Весна была в тот год дружная и ранняя. Боярышник стоял в цвету, дороги просохли и небо полнилось птичьим пеньем в тот день, когда конунги выехали из капища вслед за повозкой Фрейи. Золотом блестел ковчег, в котором находился кумир богини, прекрасна собой была дама, избранная на следующий месяц оберегать его, венки украшали быков, запряженных в повозку, и венки украшали дев, которые, танцуя, вышли навстречу поезду из ворот Роскильде. Веселым песням парней вторило журчанье талых вод по канавам, деревья, чьи ветви богиня убрала первой зеленью, тянулись к небесам, к косым лучам солнца, прорвавшим высокие облака; стада коров красноватыми пятнами виднелись сквозь дымку, подымавшуюся от выгонов; ветерок, холодный и влажный, веял, полнясь запахами прорастающих трав.

Миновали непроглядные ночи, миновало затворничество в тесных домах. Снова на землю вернулся светлый день. Пробудилась новая жизнь: слышно было, как дышит земля. Пусть же кровь веселей струится в жилах, как сок в деревьях. Пусть мужчина не ленится снова и снова соединяться с женщиной, дабы Фрейя и эльфы не лишили плодородия чрево матери-земли! После того как священная повозка, выехав из Роскильде, увезла богиню в окрестные села, начался пир. По обычаю гости уходили с него рано, парами, мужчина и женщина — рука в руке — не только юнцы и юницы, но и самые степенные хозяева со своими женами.

Хельги был на пиру мрачен, если же к кому и обращался, то только к своему сыну Хрольфу, расспрашивая о его делах и затеях. В свои одиннадцать лет Хрольф был тоненьким, невысоким мальчиком. Стройный как олень, он с изяществом носил свой дорогой наряд. Темно-золотистые, с рыжиной волосы он унаследовал от отца, зато большие серые глаза под темными бровями — от Ирсы, и вообще немало материнского было в его лице, на котором, впрочем, выдавался крутой подбородок Скьёльдунгов. Он охотно отвечал на вопросы. А если никто ни о чем не спрашивал, сидел спокойно, наблюдая за тем, что делают взрослые, и думая о чем-то своем.

Ночь после праздника Хельги провел на своем ложе в одиночестве.

Наутро его разыскал Хроар и предложил младшему брату проехаться верхом. Хельги, соглашаясь, коротко кивнул. Конюхи оседлали коней, и конунги легкой рысью выехали за ворота. Стража, поняв, что братьям нужно поговорить, приотстала.

Воды залива поблескивали на солнце, ветер посвистывал в зеленеющих ветвях. Высоко в небе тянулась стая аистов. Наконец Хроар заговорил:

— Я не собираюсь поучать тебя, Хельги. Но все же кое-кто назовет дурным знаком то, что ты, конунг, был так мрачен во время жертвоприношенья и пира, а после него не подарил ни одной женщине свое семя.

Хельги равнодушно вздохнул:

— Пусть их говорят.

— Ты рассказывал мне о том, как эльфийская женщина напророчила грядущие беды. Что ж, беды всегда приходят, не те, так другие, а что до тебя, так ведь тебе она, в конце концов, предсказала благо. Но вот девочка…

Тут Хельги обернулся и хрипло проговорил:

— Сейчас я тебе объясню, в чем тут дело. С тех пор как я увидел ее во второй раз и понял, что все, что произошло между нами — правда, с тех пор как я увидел нашу дочь, которая почти не плачет и смотрит так не по-детски… я вспоминаю Ирсу.

— Что? Я-то полагал, что ты о ней и думать забыл.

— Нет, я понял, что могу жить без нее. Но… не знаю… видно, эльфы способны творить что-то странное с нашим сердцем… быть может, я снова стал думать об Ирсе, потому что испугался того, что меня слишком волнует та, другая. И потом, мы ведь теперь снова вместе, я и Хрольф, а он сын Ирсы, и глаза у него совсем как у нее…

И, поникнув головой, Хельги пробормотал:

— Она уехала в Упсалу, хотя, как я слышал, без большой радости. А мне осталось только стариться в одиночестве в том доме, который когда-то был нашим общим.

Хроар внимательно посмотрел на брата. На лице Хельги проступили кости черепа, глубокие морщины избороздили кожу, волосы подернулись сединой. Хроар провел рукой по своей седеющей бороде и сказал в ответ:

— Все мы стареем.

— Неужто нам дано познать новые беды, прежде чем мы умрем? — голос Хельги звучал глухо.

— Нам еще немало предстоит совершить. — Хроар попытался улыбнуться. — Как бы то ни было, тебя нужно поздравить, ты ведь снискал благосклонность могучих сил…

Он внезапно умолк, ибо его спутник резко привстал в седле. Волос вздыбился от возбужденья на руках у Хельги, когда он, уставясь на брата, зашипел, как рысь.

— Что такое? — с беспокойством спросил Хроар.

Хельги вскинул сжатую в кулак руку. Металл зазвенел в его голосе:

— Клянусь Молотом! Ты прав! Неужто я должен провести в тоске остаток своих дней?

Но едва Хроар заговорил, что, мол, вот и хорошо, он рад это слышать, как его речь была прервана Хельги:

— Я отправлюсь в Упсалу и верну себе Ирсу!

— Что?! — Хроар сорвался на крик: — Нет!

— Да. Слушай. Я все время думал об этом, но только сейчас, после твоих слов, меня осенило… — Хельги схватил брата за руку с такой силой, что на ней отпечатались синяки. — Я, я снискал покровительство высокой силы, моя возлюбленная из рода Ран, Я стал отцом ее ребенка и тем возвысился сам. Неужто она допустит, чтобы беда постигла ее собственную дочь? Чего мне теперь бояться? Чего бояться тебе и всей Датской земле? Разве Хрольф был бы так хорош собой и так многообещающ, если бы в его происхождении заключался гибельный рок? Не было другой причины у нашей беды, кроме этой волчицы Олоф, но она умерла, чтоб ей больше не встать! — И он, воздев руки к небу, завопил: — Мы свободны!

— Нет человека, который был бы свободен от своей судьбы, — возразил Хроар.

Но Хельги, уже не слушая его, дал шпоры коню и пустился прочь сумасшедшим галопом.

Подготовка к плаванью началась без промедления и шла с бешеной скоростью. Хельги, пребывая все время в состоянии лихорадочного веселья, отметал любые возражения. Дружина, не помня себя от радости — ведь ее вождь снова ожил — была готова идти за ним хоть на край света. Те, кому случалось прежде бывать в Упсале, успели столько порассказать о ней, что едва кончился сев, как молодежь с хуторов валом повалила вербоваться в корабельные команды.

— Мы идем с миром, — объявил Хельги. — Если Адильс согласится выполнить мое желание, я предложу ему решить к его выгоде те несогласия, которые есть между нами, например в торговле янтарем. Если же нет… значит, Адильс поступит немудро.

Тщетно Хроар спорил с братом, говоря ему так:

— Бйовульф и я потратили много сил, да и людей положили немало, чтобы посадить на трон такого Инглинга, который не был бы нам врагом. Неужто ты хочешь теперь все это порушить только для того, чтобы потешить свою похоть?

— Какой вред может быть от этого бездельника? — насмешливо возражал Хельги. — Мы можем вдоль и поперек разграбить побережья его владений, а он даже не посмеет высунуть носа из-за кровавых камней своего жертвенника. — И, пожимая плечами, каждый раз добавлял: — Да как я смогу считать себя конунгом, если оставлю мою Ирсу у того, кто причиняет ей горе?

Все же однажды Хельги был застигнут врасплох. Как-то он и его сын Хрольф выехали на соколиную охоту. Когда их ловчие соколы добыли журавля, Хельги, улыбнувшись, сказал сыну:

— Вот также и я принесу тебе твою мать.

Вопрос мальчика «Неужто мертвой, как эта добыча?» привел его в замешательство.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Хельги.

— Мне говорили, что она покинула нас против твоей воли. Быть может, она не захочет и возвращаться.

Хельги застыл как вкопанный, потом проговорил сквозь зубы:

— Что ж, я должен дать ей возможность выбора.

Наедине с мужем королева Вальтйона высказала те же сомнения:

— Сколько я знаю Ирсу, Хельги этой повадкой ничего не добьется.

— Надеюсь, что только этим все дело и кончится. — Хроар был явно обеспокоен затеей своего брата.

— Ирса сделает все возможное, чтобы спасти его жизнь и честь.