Дом Грома - Кунц Дин Рей - Страница 36

— Когда ты вчера заходил, с моими нервами было все в порядке.

— Да? А мне кажется, что ты просто запрятала свои страхи в себя. От этого не становится легче, поверь мне.

— Еще я не хотела, чтобы ты опоздал на свое совещание.

— Это не оправдание, Сюзанна. Я твой врач. Ты должна постоянно держать меня в курсе всех своих дел.

— Извини, — тихо проговорила она, потупив глаза. Она не смела поднять голову и встретить взгляд его неотразимых, синих-синих глаз. Она не могла заставить себя рассказать об истинных причинах своего молчания. Она боялась, что он примет ее за истеричку, что он, чего доброго, начнет в душе посмеиваться над ее нелепыми страхами. Но больше всего она опасалась, что он будет жалеть ее. А теперь, когда ей в голову начали приходить мысли о любви, больше всего на свете она боялась жалости с его стороны.

— Ни в коем случае не скрывай от меня ничего. Рассказывай обо всем, даже о том, что тебе показалось, померещилось. Абсолютно обо всем. Если у меня не будет полной картины твоего состояния, я не смогу докопаться до причин твоего недуга. Мне нужно знать все до мелочей.

Сюзанна покорно кивнула.

— Ты прав. Отныне ничего от тебя скрывать не буду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Вот и хорошо.

— Но пойми, — продолжала она, не поднимая глаз. — Мне действительно все хуже и хуже.

Он погладил ее по щеке.

Сюзанна подняла на него глаза.

— Послушай, — начал он мягко, ободряющим тоном. — Даже если признать, что приступы болезни идут один за другим, все равно нельзя отрицать, что тебе удается выходить из них без серьезных потерь. Кризис проходит, и ты опять в состоянии проанализировать случившееся. Ты приходишь каждый раз к выводу, что это были всего лишь галлюцинации. Так? Вот если бы ты продолжала после приступа считать, что к тебе на самом деле приходил мертвец, тогда твои дела были бы совсем плохи. Если бы твои дела были так плохи, я стоял бы сейчас здесь перед тобой и обливался бы потом от ужаса, от отчаяния. Точно тебе говорю. Но это же не так. Разве у меня сейчас лоб в испарине? Посмотри. Он сухой. Никакого повода для паники у меня нет. Поэтому я не волнуюсь, не исхожу потом и не могу рекламировать по телевидению лучшее средство от пота — дезодорант «Райт Гард». Так?

Сюзанна улыбнулась.

— Так.

— Я сухой, как спичка. Нет, слушай, я сухой, как передержанная в печке курица по-французски, когда я пытаюсь ее приготовить для гостей. Кстати, ты сама-то умеешь готовить курицу по-французски?

— У меня было несколько попыток.

— Неудачных?

— Удачных. — Сюзанна снова улыбнулась.

— Отлично. Я так и думал — ты прекрасно готовишь.

«Что он хочет этим сказать?» — подумала Сюзанна.

Судя по глазам, он совсем не прикидывается, он действительно интересуется ею так же, как она искренне заинтересована знать побольше о нем. Все же сомнения остаются, она не доверяет до конца своему восприятию.

— А теперь, — бодро продолжал доктор, — прочь все дурные мысли, разрешается думать только о чем-нибудь хорошем.

— Я буду стараться, — пообещала она, однако продолжала дрожать как осиновый лист.

— Так-так, надо не просто постараться, надо приложить все силы. Надо выпрямить спину. Вот так. Это указание врача, надо подчиняться беспрекословно. А теперь я схожу за санитарами, они привезут сюда каталку, и мы направимся вниз, чтобы начать наконец серию анализов и тестов. Ты готова?

— Готова.

— Где улыбка?

Сюзанна улыбнулась.

Он улыбнулся ей в ответ и сказал:

— Запрещается менять выражение лица до следующего указания. — Он направился к двери, обронив: — Я вернусь через минуту.

Макги вышел из палаты, и улыбка тотчас сползла с лица Сюзанны.

Она вновь повернула голову в сторону завешенной пологом кровати.

Дорого бы она дала за то, чтобы этой кровати здесь не было.

Так хочется взглянуть на небо. Пусть даже на пасмурное, на такое, каким оно было вчера. Если бы хоть кусочек неба, у нее не было бы ощущения, что она в западне.

Никогда еще она не чувствовала себя столь несчастной. Она была вымотана, сил не осталось совсем, и это несмотря на то, что выздоровление шло полным ходом. Депрессия. Вот имя ее нынешнего врага. Она подавлена. Подавлена не тем, что посторонние взялись что-то решать за нее. Нет. Больше всего угнетало то, что они решают за нее все. Она беспомощна, как грудной ребенок. Ей одной не победить недуг. Она может только лежать на этой проклятой каталке, подобно безжизненному телу, и ждать, пока они проделают над ней все возможные анализы и опыты.

Еще один взгляд в сторону кровати миссис Зейферт. Полог висит ровно, ткань не колышется.

Прошлой ночью она не просто отдернула занавес, скрывавший больничную кровать. Она отдернула занавес, за которым притаилось безумие. На несколько мгновений она погрузилась в тот мир, из которого немногим удается вынырнуть.

А еще она подумала о том, что было бы, если бы прошлой ночью ей не удалось вырваться из круга галлюцинаций. Что случилось бы, останься она рядом со вздыбившимся трупом Джерри Штейна? К своему ужасу, она знала ответ на этот вопрос. Останься она там, у кровати, дождись она, пока ее погибший возлюбленный встанет во весь рост и поцелует ее своими ледяными разложившимися губами, случись все это с ней, исход был бы очевиден — она сошла бы с ума. Ее сознание не выдержало бы кошмара, оно лопнуло бы, подобно натянутой нити, и уже никому не удалось бы связать эту нить воедино. Ее нашли бы на полу, корчащейся в припадке безумия, с вылезшими из орбит глазами. Ее перевезли бы из больницы округа Уиллауок в какую-нибудь тихую психиатрическую лечебницу. Там она провела бы остаток дней, там, в чудной комнате со стенами, обшитыми мягким поролоном.

Если такое случится с ней еще раз, она не выдержит. Даже для доктора Макги она не сможет этого сделать. Даже ради их будущей жизни вдвоем она не сможет этого пережить. Слишком сильно натянута нить.

«Господи, помоги, — просила она, — пусть врачам удастся найти причину моего недуга. Помоги доктору Макги вылечить меня. Пожалуйста, помоги».

...Стены и потолок были выкрашены в один и тот же голубоватый цвет. Сюзанна лежала на каталке, голова ее покоилась на невысокой твердой подушке, и она, глядя в потолок, ощущала себя как бы подвешенной где-то совсем рядом с голубыми летними небесами.

Появился Джефф Макги.

— Начнем, пожалуй, с электроэнцефалографии.

— Никогда раньше не сталкивалась с такой штукой, — призналась Сюзанна.

— Ошибаешься, — поправил ее доктор, — мы делали тебе электроэнцефалограмму, когда ты была в коме. Ты, конечно, ничего не почувствовала тогда. А теперь главное — не бояться, это совсем не больно.

— Я понимаю.

— После этой процедуры мы будем иметь полное представление о состоянии мозга. Если где-то есть нарушение, мы увидим его на энцефалограмме почти наверняка.

— Почти?

— К сожалению, этот прибор несовершенен.

Медсестра выкатила прибор из угла процедурного кабинета и поставила его рядом с каталкой.

— Он будет работать лучше, если ты расслабишься.

— Я уже расслабилась.

— Дело в том, что показаниям этого прибора, снятым с человека, находящегося в стрессовом состоянии, доверять нельзя.

— Я точно расслабилась, — повторила Сюзанна.

— Давай проверим. Подними руку.

Она послушно приподняла правую руку.

— Держи ее перед собой, пальцы выпрями. О'кей. Теперь разведи пальцы. — Он внимательно посмотрел, затем удовлетворенно кивнул. — Хорошо. Ты и в самом деле расслабилась, стала спокойнее. Дрожи уже нет.

Переместившись на первый этаж больницы, в лабораторию, Сюзанна действительно немного успокоилась, так как наглядно увидела процесс своего лечения. Как и всякий хороший ученый, она с уважением относилась к происходящему — к тестам, процедурам, анализам. Она видела, что идет планомерный поиск причин ее недуга, одна за другой отбрасываются не оправдавшие себя гипотезы. Ей стало легче, она поверила в правильность того, что происходит.