Витязь в овечьей шкуре - Куликова Галина Михайловна - Страница 46

Пока Наташа расправлялась с салатом, к кафе с шиком подкатил Сева Шевердинский, схватил с заднего сиденья папочку и потрусил к двери.

– Салют! – крикнул он, едва ворвавшись в помещение. – Давай сюда большую человеческую благодарность! – И подставил щеку для поцелуя.

Наташа чмокнула его сладкими губами и потребовала:

– Теперь документ.

Сева протянул ей папку и стал рассказывать:

– Я сейчас ехал мимо одной презентации. Пончики «Лето» ела? Так вот – тут поблизости павильон, а там настоящий цирк на площади. Куча детей, милиция, пожарные... Я даже остановился и вышел поглазеть. Правда, толпа такая, что ничего не видно. Но мне сказали, там выступают известные комики братья Серохвостовы.

Наташа проглотила неразжеванный кусок торта и спросила:

– А почему пожарные?

– Не знаю, наверное, для страховки. Там уже кто-то висит на пожарной лестнице. И стреляют из ракетниц.

– Сева, если я когда-нибудь останусь без работы, купи мне в качестве утешения пакетик пончиков «Лето».

– Ладно, – ответил Сева, который, конечно, ничего не понял. – А что там у тебя в бумажке-то? – Он имел в виду заключение экспертизы.

– Сейчас-сейчас.

Наташа углубилась в чтение, потом вскинула голову и воскликнула:

– Сева, все сходится! Земля подтвердила!

– Наталья, кем ты себя вообразила – космонавтом Гречко? Какая Земля тебе подтвердила? О чем ты говоришь?

– Сева, я раскрыла страшное преступление! Даже два страшных преступления. Только доказательств у меня по-прежнему нет.

– А экспертиза?! – возмутился тот. – Я носился по городу, как подстреленный заяц, чтобы тебе срочно что-то такое доказать. И теперь ты говоришь, что экспертиза все подтвердила, но доказательств по-прежнему нет!

– Это очень длинная история. С волками, маньяками, людоедами и отравленными женщинами.

Ого! – Сева откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Приключения Индианы Джонса! Ты случайно не заказывала на сладкое обезьяньи мозги?

Наташа с отвращением посмотрела на него, потом бросила равнодушный взгляд на молодого человека, который шел к их столику, и тут зрачки ее расширились, словно у кошки, попавшей в темную комнату. И она простонала:

О боже мой, нет!

Что? – спросил Сева, которому официантка принесла дюжину мисочек и тарелочек и теперь расставляла их на столе.

Это Игорь Калашников!

Он кто – маньяк или отравитель? – поинтересовался Сева.

С этим человеком мы прожили вместе почти год. Потом он убежал от меня, и я о нем ничегошеньки не знала. А теперь – вот он идет.

Так ты радуйся, дурочка!

Чему мне радоваться? Я уже успела полюбить другого.

Хорошо, – похвалил Сева. – Влюбляться надо чаще. Скорость в этом деле выдает богатство натуры.

Вероятно, эту сентенцию он придумал сам для оправдания бурно проведенной молодости.

Ната, это в самом деле ты, – констатировал Игорь Калашников, остановившись возле их столика, и посмотрел на нее лучистыми глазами.

Здрасте! – поздоровался Сева, успевший туго набить рот капустным салатом.

– Да, Игорь, это я, – покорно согласилась Наташа. Немного подумала и добавила: – Давно не виделись.

– Еще бы! Тебя нет дома, и ты не отвечаешь на звонки... Я весь извелся.

У Игоря Калашникова была внешность, очень подходящая для костра и гитары, – широкие плечи, сильные руки, борода, низкий голос и глаза, обрамленные лукавыми морщинками.

– С тех пор как ты убежал в командировку, – заметила Наташа, – я живу новой интересной жизнью.

– С ним? – Калашников кивнул на Севу, поедавшего пищу с удовольствием и соответствующими этому удовольствию звуками.

– Да нет, я просто так, покушать зашел, – чавкнув, признался Шевердинский. – Вы присаживайтесь!

Наташа наступила недалекому Севе на ногу, но было поздно – Калашников отодвинул для себя стул и сел. Он выглядел напряженным и внимательным, словно егерь, услышавший стрельбу в лесу.

– Ната, я понял, что мой отъезд был большой ошибкой, – сказал он и положил свои большие руки на стол. Эдакий настоящий мужчина – немногословный и сдержанный.

– Командировка дала тебе от ворот поворот? – съехидничала Наташа.

На самом деле ей вовсе не хотелось с ним пикироваться. Ибо в голове у нее был один Покровский, ради которого она теперь рисковала жизнью, твердо рассчитывая на взаимность, и Калашников никак не вписывался в ее ближайшие планы.

– Неужели в твоем сердце ничего не осталось? – проникновенно спросил он.

– В моем сердце осталась твоя грязная рубашка, которую ты «забыл» в шкафу для отвода глаз.

Тем временем в машине с затемненными стеклами, припаркованной возле входа в «Бригантину», происходил очень содержательный разговор.

– Кто это, черт побери, такой? И откуда он взялся? – спросил один оперативник другого. Они наблюдали за Наташей от самого Березкина и едва-едва пришли в себя после ее «пончикового» бенефиса. Двое их товарищей – парень и девушка – сидели за соседним с Наташей столиком.

– Понятия не имею, кто это такой. Валентин Львович, ты в курсе?

Негодько запыхтел и отрицательно покачал головой. Через минуту из кафе вышел парень с сигаретой во рту, прошел мимо машины и бросил в приоткрывшееся окно:

– Ее бывший мужик. Хочет вернуться.

После чего выбросил сигарету в урну и отправился на свое место за столиком.

– Его надо – того. Как-то отозвать, – заявил Негодько, переварив информацию. – Он нам всю операцию сорвет. Кто полезет убивать бабу, когда рядом с ней сидит такая гора мускулов?

– И этот еще, Шевердинский, – поддакнул молоденький лейтенант.

– Шевердинского тоже убрать, – согласился Негодько. – Сейчас чего-нибудь изобразим. Но эта-то, дурочка, о чем себе думает? Ведь знает, что ее должны ножом пырнуть, знает – и не делает ничего, чтобы приблизить столь важный момент!

– Ната, – говорил тем временем Калашников. – Вернись ко мне. Я куплю тебе кольцо с бриллиантом. И шубу. Помнишь, ты хотела шубу из этих, как его?..

– Козлов! – радостно воскликнула Наташа.

– Шуба из козлов? – страшно удивился Сева Шевердинский. – Какие у тебя ужасные вкусы, Наталья. Другая на твоем месте попросила бы дорогую, норковую. А козлы сколько стоят?

– Да я не про шубу, Сева, а про молодого человека. Вот, познакомься – это Валера Козлов.

Валера Козлов в самом деле обнаружился тут же, за Севиной спиной. Он только что вошел в кафе, приблизился к столику и теперь стоял весь розовый, словно ярмарочный пряник. Если бы у него в руках была шапка, он непременно принялся бы ее мять.

– А я, видите ли, за вами, – выдавил он из себя, обращаясь к Наташе и опасливо косясь при этом на Калашникова.

– Уже? – удивилась она. – А сколько сейчас времени?

– Я не знаю... Я пораньше приехал, потому что мы уже купили корнеудалитель, а Марине позвонил Андрей Алексеевич...

– Да кто ты такой, – грозным тоном спросил Сева, нацеливаясь на последний оставшийся в живых круассан, – чтобы увозить от нас любимую женщину?

Тот на шаг отступил от стола и сказал отчего-то басом:

– Я – Валера Козлов. Я на машине.

– Да я, знаешь ли, тоже не на поезде! – отозвался Сева и немедленно получил тычок локтем.

– Ната, поговори со мной! – снова подал голос Калашников, который отвлекался на то, чтобы раскурить короткую сигарету. От нее пошел едкий желтый дым.

– Ну и табачок вы курите! – принюхался Сева. – Неужели чуйская марка?

– Так вы поедете? – осторожно уточнил Валера.

– Кстати, ты нас так и не представила, – не обращая на мальчишку никакого внимания, продолжал Калашников. – Это кто?

И он кивнул на Шевердинского, который продолжал самозабвенно жевать и глотать.

– Садись! – велела Наташа Козлову. – Сейчас мы допьем кофе и поедем. Я тебе тоже закажу чашечку, если ты не возражаешь. А это, – она обернулась к Калашникову с любезной улыбкой. – Мой жених Шевердинский.

Сева подавился круассаном и принялся кашлять в салфетку с таким остервенением, словно внутри у него оказалась живая муха и он во что бы то ни стало решил сохранить ей жизнь.