Витязь в овечьей шкуре - Куликова Галина Михайловна - Страница 43

Наташ, вы просто детектив какой-то, – сказал Стас. – Так рассуждаете обо всем! Я – адвокат и то не возьмусь распутывать все эти нагромождения ложных улик.

Наташа бросила на него быстрый взгляд и спросила:

Тут главное – рассуждать логически.

Вы что – рассуждали? – оживилась Лина.

Ну да. И вот, кажется, начинает кое-что брезжить. Может быть, я завтра утром проснуть и – бац! – уже знаю имя убийцы.

Не боитесь, что он вас... того? – неожиданно спросил Валера Козлов. – Тоже отравит?

Ну, пацан, ты вообще! – с деревянной улыбкой ужаснулся Стас. – Как то ружье в пьесе. Молчишь, молчишь, висишь себе на стене, а потом ка-ак выстрелишь!

– Но я же еще ничего такого, – отступила Наташа. – Я просто так... И вообще – я могу есть консервы и кто меня тогда отравит?

Вадим рассмеялся и подчистил тарелку корочкой хлеба:

Ну, здесь, в доме, вас никто травить не станет. Видите же, убийства выносятся за нашу территорию. Это тоже, наверное, что-то значит.

Хорошо бы, преступником оказался кто-нибудь посторонний, – неожиданно высказалась Лина. – Бубрик, например. Отличная кандидатура. Алиби у него нет. Это очень удачно.

Но почему Бубрик? – робко вступился за художника его партнер по развлечениям Генрих Минц.

Мало ли! Может, ему было завидно, что Андрей со вкусом одевается и у него женщины красивее. Он сначала стащил его ботинки, а потом поубивал близких приятельниц.

Душенька, прекрати нести ахинею! – одернул жену Вадим. – Это не повод для развлечения.

Полагаешь, я развлекаюсь? – хмуро спросила Лина. – Да я в панике.

А ты, Андрей, почему молчишь? – обратился к нему Стас.

Покровский постукивал рукой по столу, не притронувшись к еде.

Сегодня ночью и в первой половине дня я наговорился на два года вперед, – ответил он.

Но о чем ты размышляешь?

Я не в состоянии размышлять. Сейчас у меня в голове – думское заседание с дракой на кулаках. Одна мысль выскакивает вперед другой, и никто не соблюдает регламент.

Беседа в таком духе продолжалась до тех пор, пока тарелки не опустели окончательно.

Надо идти спать, – высказала всеобщее пожелание Лина. – У меня глаза слипаются.

Вы поедете домой, молодой человек? – обратился Покровский к Валере Козлову. – Или собираетесь довершить то, что вчера начали?

Нет, пить я больше не буду, – ответил тот, и Вадим захохотал.

Вот как он элегантно вышел из положения!

Я вам, Наталья, Азора приведу, – пообещал Генрих, складывая тарелки в мойку. – Аркадий знает, что мы его забираем на ночь.

Дураки! – махнула рукой Лина. – Как есть дураки! Я ведь говорю вам – это может быть Бубрик. А вы доверяете его собаке сторожить Наталью!

Но мы же не самому Бубрику доверяем, – буркнул Стас.

Могу вас успокоить, – заявил Генрих. – Азор лает на всех. Когда появляется хозяин, он тоже лает. Возможно, от радости. Чертовски несдержанная собака.

Генрих, – вполголоса сказал Покровский, задержавшись на кухне, – Азора приведешь ко мне в комнату.

Хорошо, – коротко ответил тот, ни о чем не спросив.

Зато Наташа, которая все слышала, остановилась возле двери и накинулась на него:

Как это – Азора к вам. А я?!

Вас – тоже ко мне.

К вам в комнату?

А что? Чем моя комната хуже вашей?

Вы задумали сидеть там со мной вдвоем?

Втроем. Азора не забудьте.

Я не пойду.

Покровский немедленно рассердился, даже усталость слетела с его лица, когда он резко бросил:

– Ой, да не выдумывайте вы! Не пойдете. Пойдете, как милая. Вы вернулись на место преступления и, как дурочка, заявили, что почти что догадались, кто преступник! И после этого собираетесь ночевать в полном одиночестве.

– Ну... да, я не подумала, когда сказала, что почти догадалась.

– Это мы еще обсудим. Давайте – вперед. Двигайте попой.

Наташа с гордо поднятой головой пересекла холл, прошла по коридору и остановилась перед дверью комнаты Покровского. Тот обошел ее и первым переступил порог. Включил свет и велел:

– Шагайте сюда. Хотите – кресло, хотите – кровать.

– Кровать ваша, – ответила Наташа. – Впрочем, думаю, все это лишнее. Преступник уже выбрал самый приемлемый для себя способ убийства, и у него наверняка есть еще яд. Сомнительно, что он решится меня застрелить или удушить. А отравить меня ночью будет проблематично.

– Ну, и кто он? Давайте, говорите, раз догадались.

– Не скажу, – буркнула Наташа. – Вдруг я скажу, а это не тот человек? А вы тоже будете на него думать.

– Если у вас есть веские причины для подобного вывода...

– Веских нет.

– Тогда действительно лучше молчите. И, кстати, не ешьте ничего до утра, договорились? Вот вам бутылка воды, она герметично закрыта. Самая необходимая вещь там, где людей травят цианидом.

Закончив речь, Покровский скинул ботинки и улегся на кровать, заложив руки за голову.

Вы в самом деле собираетесь отдыхать? – удивилась Наташа. – И позвали меня только для того, чтобы держать в поле зрения?

А вы думали, я позвал вас целоваться?

А что? – спросила Наташа, чувствуя, что ее захлестывает глупая обида. – Может быть, я действительно так думала.

Покровский резко поднялся и, свесив ноги вниз, горячо возразил:

Что вы такое говорите? Меня на долгие годы могут посадить в тюрьму!

Тогда нам тем более следует поцеловаться, – с умным видом заявила Наташа. – Будете в тюрьме вспоминать.

Вы просто дура! – Он снова лег. – Не понимаю, как можно шутить, когда вас саму могут убить этой же ночью!

В таком случае нам всенепременно следует поцеловаться, – привязалась Наташа. – Перед моей смертью.

Не хочу говорить о смерти.

Когда целуешься, вообще не можешь разговаривать. Думаю, этим следует воспользоваться.

Ерунда.

Вы упоминали, что относили меня в постель.

– Вы напились, и у меня не оставалось другого выхода.

– Ну, давайте поцелуемся. Что вы ломаетесь? Когда мужчина и женщина попадают в бурное море и не знают, куда несет их плот, они поддерживают друг друга именно таким способом. Мы тоже с вами попали в бурное море.

– Не загибайте, это я попал, – живо возразил Покровский. – Вы стоите на берегу. То есть стояли, пока не начали болтать языком.

– Мне страшно, – предприняла новую попытку Наташа.

– Сейчас Генрих приведет Азора.

– Фу! – воскликнула она. – Вы прозаичны, как утреннее яйцо всмятку. Я закрываю этот вопрос и никогда – слышите! – никогда не смейте поднимать его сами.

Вместо ответа Покровский выключил свет и негромко предложил:

– Давайте спать.

Как только Генрих впустил в комнату Азора, Наташа зевнула. Потом зевнула еще раз, и через пять минут крепко заснула, несмотря на то, что знала почти наверняка – преступник не смыкает глаз, обдумывая план ее скорейшей ликвидации.

Наутро она первым делом проскользнула в свою комнату на втором этаже, позвонила Ольге и без предисловий спросила:

– Ну что?

– Максим все сделал, – сразу же ответила та. – Заключение у меня, но я его не читала, мне некогда. Извини, но сегодня в твое Березкино мне категорически некого командировать, все сотрудники с головой в работе. Вот если бы ты сама подъехала! Тебя ведь теперь охраняют!

– Конечно, я подъеду!

– Чтобы не пилить ко мне в агентство, можешь заехать в нашу любимую кафешку, она тебе по дороге.

С тех пор как Калашников от меня сбежал, я там ни разу не была.

Да черт с ним, с твоим Калашниковым! – возмутилась Ольга, которая воспринимала мужчин только как источник проблем. – Заруливай туда и жди Севу Шевердинского. Обычно он обедает в диетической столовке, но, видно, сегодня не его день. Назначай время.

Наташа назначила время и переоделась, наконец, в приличные вещи, привезенные Ольгой. Накрасила ногти и старательно наложила на лицо макияж.

Это вы? – недоверчиво спросил Вадим, сидевший на кухне в гордом одиночестве. – Сегодня вы похожи на Лилю Брик.