Сумасшедший домик в деревне - Куликова Галина Михайловна - Страница 29

– Что он придумал? – зашипела Полина, оказавшись на свежем воздухе. – Его в два счета разоблачат!

– Ну да! – хмыкнул Никифоров. – Копушкин занимается этим уже несколько лет. Правда, я никогда не видел, чтобы он привлекал клиентов собственным аппетитом.

– И как же он выкручивается?

– Везет клиента на природу, в лес, и делает вид, что они заблудились. После пары-тройки суток голодовки, скитаний по болотам и ночевок на земле к страдальцу возвращается первобытный аппетит. А уж как после этого он начинает ценить свою мягкую постель, горячую воду из крана, кондиционер и все остальные прелести цивилизации!

– Не могу поверить! – пробормотала Полина.

– Искусствоведам сейчас живется очень тяжело, – оправдал своего приятеля Никифоров. – Кстати, куда мы теперь поедем? Ты, кажется, решила прятаться в деревне у Бунимовичей?

Полина хотела сказать, что это не она, а они решили, но посчитала себя не вправе привередничать.

– Я не знаю... – промямлила она. – Вроде, на меня больше никто не покушается...

– Это потому, что я постоянно с тобой, – отрезал он. – Еще неизвестно, что будет, окажись ты на улице одна, без присмотра.

Полина была бы счастлива, присматривай он за ней всю оставшуюся жизнь. Однако проверять, есть ли слежка, отчаянно не хотелось.

– Вот что, – решил Никифоров. – Сейчас вернемся домой, пусть Бунимович забирает тебя оттуда. Если, конечно, тебе не надоели детские вопли.

– У твоей Маргариты он не орет, – заметила Полина. – Кстати, может, купить ему что-нибудь?

– Да что ему можно купить! – с горечью воскликнул Никифоров. – Вот годика через два я куплю ему велосипед, гантели, боксерскую грушу...

Когда они вошли в квартиру, Маргарита со Святополком на руках вышла их встретить.

– Смотри, пупочка, Андрей Андреич приехал! – засюсюкала она. Ребенок немедленно заорал.

– Он меня ненавидит, – мрачно заявил Никифоров. – Как только я появляюсь, он впадает в буйство.

– Просто вы еще не привыкли друг к другу, – печально сказала Полина, представляя, как они привыкнут, как будут жить душа в душу, а для нее в их жизни не окажется места.

Не успели эти мысли ее опечалить, как явился Бунимович.

– Почему ты в моей рубашке? – сердито спросил Никифоров, уперев руки в боки. – Когда это ты переоделся?

– Ты перегрелся, – сочувственно похлопал его по плечу Костя. – Твоя рубашка на мне бы не сошлась. Это моя собственная рубашка. Просто они похожи.

– Зачем ты купил такую же рубашку, как у меня? – привязался Никифоров. – Вдруг я тоже захочу ее надеть, и мы будем с тобой как близнецы Дякины?

– Вижу, внезапное отцовство повлияло на тебя самым отвратительным образом, – рассердился Костя. – Ты не доспал. Ты болен. Что ты прицепился ко мне? Это ты купил рубашку, как у меня, и теперь без зазрения совести ее носишь!

– Странно, – пробормотала Полина, уставившись в стену невидящим взором.

– Что – странно? – хором спросили мужчины.

– Вы со своими рубашками заставили меня вспомнить об одной вещи... В этом есть кое-что непонятное...

Никифоров хотел спросить, что ей там непонятно, но тут позвонили в дверь. Святополк немедленно завопил, и Маргарита принялась уговаривать его сладеньким голосом. Тем временем на пороге появился незнакомый господин и нервно заявил:

– Меня зовут Герард. Я приехал за своим сыном.

– Па! – завопил Святополк и всем своим толстеньким телом дернулся к Герарду, едва не очутившись на полу. Тот подхватил его на руки и мгновенно размяк.

То, что это отец и сын, стало ясно с первого взгляда – оба они были мордатые, круглоглазые, с маленькими малиновыми ртами. Святополк оказался похож на Герарда до такой степени, будто его специально с него срисовывали.

– Если вы сомневаетесь, вот мои документы, – заявил истинный папаша и протянул Никифорову паспорт. – Вы могли меня забыть. Мы виделись довольно давно.

– Отчего же? Я помню, – ехидно заметил тот. – Когда мы встречались в последний раз, вы были без брюк и бежали быстрее лани.

На лице Герарда появились две пунцовые кляксы с рваными краями.

– Святополк – мой сын! – тонким голосом повторил он.

– Если вас это успокоит, я рад.

– Меня привел сюда зов крови!

– Отчего-то ваша жена проигнорировала этот зов, – заметил Никифоров, произнеся слова «ваша жена» подчеркнуто пренебрежительным тоном.

– Она была и вашей женой тоже! – Герард немедленно отразил удар.

– Черт с вами, наша жена бежала в Париж с художником. Вы уже подыскали для ребенка няню?

– Я взял неделю отпуска. За это время найду, – успокоил его Герард. – С моим мальчиком все хорошо? Сыпи на животике не было?

– Он здоров, как кролик, – ответствовал Никифоров и велел Маргарите: – Принеси его сумку. Может, проводить вас до машины?

– Спасибочки, мы как-нибудь сами.

– Тогда я тоже пойду, – заявила экономка, когда за счастливым отцом закрылась дверь. – Посуду перемыла, ковер почистила, мусор вынесла, утка в духовке, – скороговоркой произнесла она. – В следующий раз приду во вторник. Чао!

Она убежала, и тут Никифоров расплылся в довольной улыбке.

– Господи, какое счастье! – воскликнул он. – Это был не мой ребенок!

– Я понял, – пробормотал Бунимович. – Математика и дети несовместимы.

– Ничего ты не понял! – отмахнулся тот. – Я думал, что я – безэмоциональное бревно! Что я не способен испытать родительские чувства! А оказывается, дело не во мне, а в том, что ребенок чужой!

– Поздравляю, – постным тоном сказал Костя. – Твоя экономка упомянула какую-то утку. Не угоститься ли нам перед дорожкой?

– А далеко ехать? – голос Полины внезапно ослаб, как парус, потерявший ветер.

– Да всего полчаса. Это даже ближе, чем ваши с Никифоровым дачи. Собаки будут тебя охранять.

– Вообще-то Святополка уже увезли, – неуверенно заявил Никифоров. – Может, стоит отменить мероприятие?

– Как это – отменить?! Ты что? – разорался Бунимович. – Я маманю по телефону предупредил, чтобы пироги пекла, зять освободил свою любимую комнату. Не-ет, друг, так дело не пойдет!

Полина думала, что Никифоров настоит на своем, но не тут-то было! Он не стал спорить и поплелся на кухню доставать из духовки утку. «Ах, так? – решила она, позабыв про всех бандитов разом. – Коли я ему безразлична как женщина, буду флиртовать с Бунимовичем». Она попробовала кокетничать и сделала Косте пару комплиментов. В том смысле, что он очень сильный и у него хорошая мускулатура. Костя не обратил на ее потуги никакого внимания. Никифоров тоже, кажется, не обратил. Полина плюнула на это дело и затихла.

– Провожу вас до машины, – сказал хозяин, допив чай, и пошел надевать обувь.

Он действительно проводил их и даже помахал рукой, когда они выезжали со стоянки. Вернулся в квартиру и подумал, что сегодня можно отлично поработать. Никого нет, он один – какое блаженство!

Он отломил кусок свежей булки, которую Маргарита прикрыла полотенцем, водрузил ее на тарелку и отнес к компьютеру. Потом разложил записи, остро отточил карандаш и даже немного его погрыз. Сосредоточиться было невозможно. Вместо того чтобы думать о проекте, он представлял, как Бунимович рассказывает Полине анекдоты и гладит ее по коленке, а она смеется, откидывая назад голову с рыжей гривой волос.

Прошло несколько часов. На улице стемнело, и пора было ложиться спать, потому что стало ясно, что работа не спорится. Он все бросил и лег на диван, размышляя о том, что удалось узнать за день по делу об убийстве. Сопоставлял факты, вспоминал встречу со Светланой Макаровой, пытался приладить к своей версии проклятый список картин. И вдруг...

Его осенило! Он понял, что произошло, так ясно, будто всегда это знал. Никифоров вскочил и заметался по комнате. Ну, конечно! Недаром Светлана Петровна была так сердита на Люду Анохину. Она думала, Люда – бессердечный доктор, та же просто перестраховалась. Перестраховка – вот что это было такое!

Он решил, что должен сию же секунду, немедленно ехать в Кожухово и доложить обо всем Полине и Косте. Звонить им он не станет, иначе они потребуют изложить все в устном виде, а по телефону ему не хотелось рассказывать. Ему хотелось видеть лицо Полины. Поймав эту мысль, Никифоров вытащил ее на свет и разглядел со всех сторон.