Сумасшедший домик в деревне - Куликова Галина Михайловна - Страница 28

– Как же мы представимся? – озадачилась Полина. – Кто мы такие? Зачем явились с расспросами?

– Скажем, что подыскиваем больницу для дедушки. Обратились в эту самую клинику, где она недавно лежала, захотели поговорить с людьми... Медперсонал выдал нам координаты некоторых больных, в том числе и ее адрес.

– Она может за это в суд подать на медперсонал, – нахмурилась Полина.

– А мы будем очень милыми, – сказал Никифоров и повернулся к ней с приторной улыбочкой. – Ну, как?

– Мне нравится, – искренне ответила Полина. Он нравился ей с любой физиономией, и она не знала, что с этим делать.

Светлана Петровна Макарова оказалась пышной женщиной с толстой косой, обмотанной вокруг головы. Такую прическу Полина раньше видела только на картинах и в кино. Светлана Петровна сидела на скамейке, в садике перед домом, и читала книгу.

– Бабушка! – крикнула тощая беззубая девчонка, протащившая гостей через весь подъезд. – К тебе пришли!

– Здравствуйте, – поклонился Никифоров и посмотрел на Макарову ласково, точно продавец леденцов на обступивших его деток. – Мы в самом деле к вам, вы позволите?

Светлана Петровна отложила книгу и слегка растерялась:

– А кто вы?

– Просто люди, – успокоила ее Полина. И тут же выдала версию Никифорова: – У нас, понимаете ли, дедушка болен...

Хоть и со скрипом, но контакт все-таки удалось наладить, и Светлана Петровна рассказала кое-что о днях, проведенных в больнице. Никаких скандалов, никаких ЧП при ней в клинике не происходило.

– Родственников пускают в отделение? – поинтересовалась Полина. – Они не ссорятся с докторами?

– Да что вы! Какие ссоры! На докторов все глядят с надеждой!

– А им надо что-нибудь... дарить? – смутилась Полина.

– Ни-ни! – замахала руками Макарова. – В этом отношении клиника образцовая, там денег не берут.

– А как ваш лечащий врач? – мучительно покраснев, спросила Полина. – Кажется, Людмила Анохина, да?

– Хороший специалист, – с прохладной интонацией ответила их собеседница. – Знающий. Только... слишком уж она резкая, Людмила-то. Профессия, наверное, отпечаток наложила.

– Что вы имеете в виду? – заинтересовался Никифоров. – У нас дедушка очень чувствительный, ему ласка нужна.

Светлана Петровна на минуту задумалась, потом сказала:

– Да нет, в сущности, с больными она ведет себя корректно... Просто меня неприятно поразил один эпизод. Лежала в соседней палате одна женщина, Лариса Запольская... – Полина взяла Никифорова за руку и сильно ее сжала. – Так вот, доктор Анохина не находила нужным скрывать, что эта женщина доживает последние дни. Среди людей, которые борются с тяжелым недугом и доверили себя доктору, говорить подобные вещи – просто преступление. Я тогда очень расстроилась.

– А вы не пожаловались руководству? – сочувственно спросил Никифоров.

– Нет, конечно. Что я скажу? Что случайно слышала разговор врача со старшей сестрой?

Никифоров никак не желал расставаться с мыслью вытянуть что-нибудь еще о Запольской или ее родственниках, но Светлана Петровна ничего больше так и не рассказала.

– Жаль, – констатировал он, усаживаясь за руль. – Когда она назвала фамилию Запольской, я уже сделал стойку.

– Может, попробовать что-нибудь узнать насчет картин? – предложила Полина.

– Я уже попробовал! – ответил Никифоров и поглядел на часы. – Через сорок минут у нас встреча с одним парнем, Валерой Копушкиным. Это искусствовед, я ему вчера послал наш список по электронной почте. Он обещал сегодня что-нибудь сказать.

– Он, наверное, работает за деньги? – виновато спросила Полина.

– За еду, – усмехнулся Никифоров. – Я обещал сводить его в итальянский ресторан. Он обожает ризотто по-милански. Думаю, днем со столиками проблем не будет.

– А! – неопределенно сказала Полина. И тут же спохватилась: – Я тоже пойду?

Никифоров собрался пошутить, – мол, если хочешь, подожди в машине, но тут же понял, что она воспримет это как руководство к действию, и быстро ответил:

– Естественно.

– А... В том, во что я одета, ходят в рестораны? – с некоторым сомнением спросила Полина.

На ней было маленькое эластичное платье, которое страшно понравилось Бунимовичу.

– В том, во что ты одета, ходят везде! – успокоил ее Никифоров.

Валера Копушкин был похож на рассеянного студента: милое лицо в круглых очках и прическа «я готовлюсь к сессии» – что есть на голове – все дыбом. Поцеловав Полине ручку, он ворвался в ресторан, застолбил столик в центре зала и немедленно сделал заказ. Полина в отличие от него долго разглядывала карту, и Никифорову пришлось ей помогать.

– Ну что? – спросил он, двинув к себе пепельницу и закуривая. – Что там с нашим списком?

– Я вот тут все пометил на полях, – встрепенулся Копушкин, достал из кармана рубашки лист и сунул Никифорову в нос. – Видишь? Против каждой картины написал, где она находится.

– И где? – немедленно поинтересовался тот, углубившись в текст.

– Кое-что в музеях, кое-что на руках. Я там написал, где что.

– То есть, ты хочешь сказать, – Никифоров глянул на Полину, – все картины из этого списка находятся в разных местах?

– Именно, – кивнул Копушкин. – А что, это вас не устраивает?

Их это не устраивало.

– Мы решили, что «ЧК» наверху означает «частная коллекция», – пояснил Никифоров. – И все картины принадлежат одному человеку.

– Прошу прощения, что разочаровал, – сказал Валера, отщипывая большие куски от ржаной булочки, лежащей в корзинке, отправляя их в рот и с аппетитом разжевывая. – Могу лишь добавить, что некоторые картины из этого списка совсем недавно перекочевали из частных коллекций в музеи.

– Насколько недавно? – спросила Полина.

– От двадцати до пятидесяти лет назад.

– Н-да, – негромко сказал Никифоров, обращаясь к ней. – Еще один прокол. Возможно, моя версия несостоятельна. Впрочем, подумаем об этом позже, нам заказ несут.

Официант описал подносом в воздухе круг и с большой помпой расставил блюда на столе. Никифоров, который заказал для себя телятину под острым соусом, еще только устраивал салфетку и нацеливался ножом и вилкой в мясо, а Копушкин и Полина уже набросились на еду. Оба ели с таким аппетитом, что у шеф-повара, наблюдай он за ними, должна была раза в два повыситься самооценка.

Унылый мужчина, сидевший за соседним столиком и рассеянно поглощавший свой обед, отложил приборы и напряженно выпрямился, уставившись на них. Никифоров ухмыльнулся. Мужик глядел-глядел, потом неожиданно опустил голову, закрыл лицо рукой и заплакал. К нему немедленно подскочил официант:

– Вам помочь? – вполголоса спросил он с непритворным участием.

– Ах! – воскликнул тот. – Вы только посмотрите, как они едят! – Его голос источал зависть. – Как едят! А я... Я потерял вкус к жизни! Мне все наскучило, все приелось! Чувства притупились... Я забыл, что такое покушать с аппетитом! – И он зарыдал с новой силой.

Полина застыла с полным ртом и испуганно глазела на рыдающего господина. Копушкин немедленно поднялся и, подмигнув Никифорову, подсел к мужику.

– Ну что вы! – воскликнул он. – Прекратите убиваться! Все поправимо. Вы просто увидели мою методику в действии. Это, – он подбородком указал на Полину, – моя клиентка. Я занимаюсь с ней всего несколько недель, и видите, какой результат!

Господин вскинул просветлевшее лицо и заинтересованно спросил:

– Какая методика?

– М-м-м... «Жизнь, данная в ощущениях», – немедленно придумал Копушкин. – Если у вас проблемы, я могу записать вас в группу. Хотя, – он оценивающе оглядел собеседника, – вам бы я посоветовал индивидуальные занятия. – Помолчал и интимным тоном добавил: – Но это дорого.

– Боже мой! – оживился тот. – Сама судьба послала мне вас! Я уже сто лет не ходил в этот ресторан, а сегодня вдруг будто повело что-то...

Они стали горячо обсуждать свои планы. Никифоров взял обалдевшую Полину под руку и вывел на улицу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке.