Фантом ручной сборки - Куликова Галина Михайловна - Страница 26

– Ну-ну, – горько ухмыльнулась Инга. – Флаг тебе в руки.

Она была уверена, что Григорьев с Надей лежат на кровати, надев на одеяло черный шелковый пододеяльник, а вокруг расставлены ароматические свечи, и в ведерке охлаждается шампанское. В общем, все в точности так, как показывают в кино.

– Кто там? – спросил Григорьев таким хриплым голосом, как будто накануне съел сотню окаменевших во льду пломбиров.

– Друзья, – сварливо ответил Стас. – Открывай быстрее.

Григорьев немедленно распахнул дверь. Он был в «семейных» трусах с растянутой резинкой, в застиранной футболке и в носках. Увидев его, Инга онемела. Он, впрочем, тоже на некоторое время лишился дара речи.

– Может быть, пустишь нас? – с нарочитой грубостью сказал Стас. – Посторонись давай. Оттолкнул его плечом и ввел Ингу в квартиру, взяв ее за плечи.

– Почему вы вдвоем? – растерянно спросил Григорьев и с силой потер лоб. – Почему вы ночью? – Потом повернулся к Инге:

– Почему ты плакала? Ты же поехала за хулахупами!

– Я не поехала. И меня душили возле подъезда, – торопливо объяснила она, не в силах поверить, что все тонкие психологические расчеты Таисии – не более чем игра воображения.

– Кто тебя душил? – Григорьев чуточку повысил голос.

– Не знаю! Просто набросились и душили.

Сзади.

– А при чем здесь Стас?

– Я знала, что меня будут душить, и позвала его на подмогу.

– Но почему его?!

Григорьев уставился на приятеля испепеляющим взглядом, а тот подтянул плечи к ушам, показывая, что он понятия не имеет почему его.

– Потому что тебе не нравится, когда я прошу о помощи! – сварливо заявила Инга.

Теперь, когда она убедилась, что Нади в квартире нет, что она все себе напридумывала (не без помощи Таисии, кстати), нервы ее сдали окончательно, и захотелось устроить настоящий скандал. Высказать Григорьеву все!

– Ты привык, что свои проблемы я решаю сама! – запальчиво продолжала она. – Что я всегда держу себя в руках, хорошо выгляжу и ни на что не жалуюсь. И когда вдруг со мной начали случаться всякие... странности, ты немедленно отстранился, отошел в тень.

– Нырнул в кусты, – подсказал Григорьев с печальной ухмылкой. – Это не правда. Я просто очень за тебя испугался, стал волноваться, нервничать и не сумел этого скрыть.

Тут Инга бросилась ему на грудь и расплакалась.

– Отлично, – пробормотал Стас. – Влюбленные голубки снова вместе, и я могу идти и допивать свой коктейль.

Когда дверь за ним захлопнулось, Инга отстранилась от своего будущего мужа и виновато забормотала:

– Мне нужно в душ. Извини, что разбудила...

У тебя такая сложная работа... Тебе нужно быть бодрым утром...

– Инга, перестань, – он поднял руки вверх, будто сдаваясь. – Хотя я и в самом деле должен немного поспать. А утром мы все обсудим. И обязательно пойдем в милицию. Обязательно. Надо что-то решать с этим душителем.

– Извини меня, – сказала Инга и потянулась к нему.

Он поцеловал ее в лоб и пошлепал в спальню.

– Носки сними! – крикнула она ему в спину, и он досадливо пошевелил лопатками.

В ванной комнате Инга быстро стянула с себя одежду, включила воду и взяла заколку с полки, чтобы подобрать волосы. Заколка выскользнула у нее из пальцев и с приятным нежным звоном улетела неизвестно куда.

– О нет! – простонала Инга и, встав на четвереньки, заглянула под ванну. Да так и осталась стоять.

Нет, Нади там не было. Зато стояли три низких круглых подсвечника с ароматическими свечами.

Она протянула руку и выгребла их оттуда. Свечи уже зажигали, и вокруг скрюченных фитильков темнели аккуратные лунки. Она машинально поднесла одну свечу к лицу и понюхала. Ваниль. Любимый запах гадкой Нади.

Инга поднялась на ноги и поглядела на себя в зеркало. Где-то она слышала, что ревность – это темная сторона любви. Ничего особенно темного она в себе не заметила. И вообще. Чувство, которое ее охватило, больше напоминало оскорбленное достоинство, Григорьев обещал; на ней жениться, а сам... Это не по-джентльменски.

Неужели Надя действительно окопалась здесь?!

Нет, не может быть.

Инга заставила себя не суетиться, приняла душ и только после этого пришла в спальню. Григорьев лежал на боку. Значит, еще не уснул. Когда он засыпал, то переворачивался на спину.

– Я нашла под ванной ароматические свечи.

Ее без пяти минут муж открыл глаза и моргнул.

И ошалело спросил:

– Чего?

– Ароматические свечи. На полу под ванной.

Их жгли. Это было романтическое свидание?

– Ну, ты даешь! – восхитился Григорьев и сел в постели. – Что это тебе такое пришло в голову?

Разве ты не знаешь, что у нас рядом идет строительство и без конца отключают свет? Вот я и купил несколько свечей на всякий случай. И даже ими пользовался.

– Но они ванильные.

– Мне нравится, что их продают в стаканчиках, – добродушно пояснил он. – В последний раз я пользовался ими, когда делал наброски и отключили свет, а потом просто не придумал, куда их деть. Хотел поставить в шкафчик с банными принадлежностями, но тут зазвонил телефон, и я просто задвинул их ногой под ванну. Перестань сходить с ума и ложись.

Он похлопал ладонью рядом с собой. На одеяле был самый обычный пододеяльник – белый в розовый цветочек. Никакого черного шелка.

– Прости, – растрогалась Инга. – Сейчас приду, только стакан воды выпью;

Она отправилась на кухню, держа свечи в руках.

В этот момент какой-то странный звук вторгся в тишину квартиры. Скрежещущий. Царапающий.

Непонятный. Инга замерла, словно суслик возле норки, и расширила глаза. Звук доносился из коридора. Сначала она хотела было окликнуть Григорьева, но в последний момент раздумала, прокралась к входной двери и заглянула в глазок.

На лестничной площадке стоял Валерий Верлецкий, одетый в спортивный костюм и кроссовки. Физиономия у него была такая решительная и одновременно зверская, точно он дал себе слово кого-нибудь прикончить.

Инга открыла дверь и первым делом приложила палец к губам.

– Что? – шепотом спросила она, не приглашая его войти.

– Вы ушли, – сказал Верлецкий тоже шепотом, не меняя выражения лица, – и тут только я понял, что вы пытались мне втолковать.

– Что? – снова повторила она;

– Вас душили! – Он приставил указательный Палец к ее носу.

– Ну да.

– Покажите шею.

– Она на месте, – ответила Инга и поглубже запахнула халат. – Чего ее показывать? Удушение провалилось. Кроме того, какое вам дело?

– Я врач, – с приглушенной гордостью заявил Верлецкий. – И должен был сразу вас осмотреть.

И уж потом реагировать... на все остальное. Покажите шею, иначе я не уйду.

– А где Вероника? Съехала?

– Легла спать. Мы помирились.

Инга распахнула дверь и прошипела:

– Входите. Только не топайте, ради всего святого.

Верлецкий осторожно переступил порог. На врача он был похож меньше всего. Врачи, в представлении Инги, должны быть усталые, с печальными глазами, с интеллигентской сутулой спиной и, конечно, в очках, как Антон Павлович Чехов. А у этого на морде было написано удовольствие от жизни и неистребимое здоровье. Впечатляющий разворот плеч и руки, как у каратиста. Он схватил ее этими руками за плечи и велел:

– Показывайте.

Она взялась за воротник и слегка приспустила халат. Вся ее грудь в районе ключиц была исполосована кошачьими когтями. После душа царапины вздулись.

– Аладдин, скотина, – помрачнел Верлецкий. – Ну, я ему покажу лазить в шапки!

Потом он осторожно взял Ингу двумя руками за шею и начал ощупывать. Наклонился пониже, и тут в коридоре появился Григорьев в своих потрясающих «семейных» трусах.

– А! – коротко и страшно крикнул он и побледнел так, словно в него плеснули белилами.

Однако остался стоять на месте, хотя Инга была уверена, что Борис кинется на Верлецкого с кулаками. У нее уже был случай убедиться, что Борис совершенно не умеет справляться с ревностью. А может, он вовсе не ревнует? Просто задето его чувство собственника? И именно оно заставляет его сражаться за свою женщину?