100 великих кумиров XX века - Мусский Игорь Анатольевич - Страница 58

Одно из таких писем прислал ей солдат из деревни, только что освобождённой от гитлеровцев. «В каком-то доме мы нашли вашу фотографию в роли Одетты в „Лебедином озере“, — писал боец. — Фотография была пробита пулями, но солдаты взяли её с собой в расположение части. Когда на передовой наступало затишье, каждый очередной дневальный считал своим долгом поставить перед вашим портретом букетик цветов».

В начале 1944 года Галина Уланова навсегда связала свою судьбу с Большим театром. Именно тогда её имя стало легендарным. Каждое выступление Улановой становилось событием. Все билеты, словно по волшебству, тотчас же исчезали. Самая большая любезность, какую можно оказать высокопоставленному лицу, приехавшему в столицу, это повести его на балет с участием Улановой.

«Я знаю иностранцев, которые исчисляют время своего пребывания в Москве количеством просмотренных ими спектаклей с Улановой, — рассказывал Гаррисон Солсбери, корреспондент газеты „Нью-Йорк таймс“. — „Вы хотите знать, сколько лет я живу в Москве? — спрашивает один из таких людей. — Я видел Уланову двадцать четыре раза в „Лебедином озере“ и пятнадцать раз в „Ромео и Джульетте“. Значит, я прожил в Москве шесть лет…“»

Всемирную славу принесли Улановой её зарубежные гастроли. Триумфы балерины в Англии, Китае, Германии, Италии, Франции, США, Австрии, Венгрии и других странах равны успехам такой прославленной танцовщицы прошлого, как Анна Павлова.

В 1951 году Уланова выступала во Флоренции в дни «Музыкального мая». Английский журнал «Дансинг таймс» так оценил её выступление: «Не могло быть никаких сомнений в том, что она — великая балерина. Её величие состоит из двух элементов — выдающегося индивидуального лиризма и благородной, величавой манеры русской школы».

Во Флоренции Уланову впервые увидела двадцатилетняя американка Эвелина Курнанд. С тех пор она не пропускала ни одного выступления Улановой за рубежом, где бы оно ни происходило. И неизменно балерина получала цветы с визитной карточкой её романтической поклонницы. Эвелина основала во Франции свою балетную труппу и взяла псевдоним Анна Галина, соединив в нём Анну Павлову и Галину Уланову.

Ещё более взволнованные отклики вызвали гастроли Улановой в Берлине. В Мюнхене её вызывали так долго и упорно, что был уже опущен противопожарный занавес, она уже сняла театральный костюм и надела халатик, чтобы сесть за столик и снять грим. Но публика не расходилась, и Улановой всё-таки пришлось ещё раз выйти в этом халатике, откуда-то из бокового входа.

В Лондоне Уланова познала такой триумф, как ни одна балерина со времён Павловой. Овации продолжались почти полчаса. Знаменитая балерина Марго Фонтейн была в слезах. «Это магия, — сказала она. — Теперь мы знаем, чего нам не хватает. Я не могу даже пытаться говорить о танцах Улановой, это настолько великолепно, что я не нахожу слов».

«Я плохо помню премьеру „Ромео“ в Лондоне, — рассказывала Галина Сергеевна. — Помню, что было очень страшно. Позже мы узнали, что в зале присутствовали Лоренс Оливье, Вивьен Ли, Тамара Карсавина, Марго Фонтейн. Когда окончился первый акт, в зале стояла гробовая тишина. Какое-то мгновение, секунды, которые показались вечностью. Неизвестно, чем эта тишина обернётся… И что будет дальше?! Будто перед грозой… Потом зал встал, грянули аплодисменты, крики…»

Леонид Лавровский в своей публичной лекции об Улановой тоже вспоминал о её потрясающем успехе в Лондоне:

«Шёл спектакль „Жизель“ с участием Улановой. На этом спектакле присутствовала королева. Обычно её прибытие сопровождается очень торжественным ритуалом.

Как только королева появилась, весь зрительный зал встал и вытянулся, как на параде, почти не дыша. И вот в этом молчащем зале она продефилировала и опустилась в своё кресло.

Точно такая же церемония соблюдается и после конца спектакля, когда уходит королева. Все встают, поворачиваются в её сторону, и никто не расходится и не аплодирует, пока она не уйдёт.

Так вот, после спектакля „Жизель“ с участием Галины Сергеевны, когда опустился занавес, все зрители бросились к сцене, раздались бурные, несмолкаемые аплодисменты. И никто не заметил, как королева ушла.

Когда Уланова вышла после последнего спектакля из театра, на моих глазах как бы возникли страницы из далёкого прошлого, когда поклонники актёров выпрягали лошадей из коляски, впрягались сами и неслись по улицам Петербурга или Москвы. Сейчас лошадей нет, ходят автомобили. Уланова прошла к машине, которая её ожидала под охраной полиции, потому что было такое количество людей, что полицейские должны были её провожать.

Когда она села в машину, зрители не дали завести мотор и так — на холостом ходу — Уланову привезли в отель».

Уланова поражала наблюдателей не только глубиной своего искусства, но и скромностью. Об этом писала в своём очерке Мэри Кларк: «Её простота, скромность, полное равнодушие к рекламе сначала очень удивили репортёров, но постепенно завоевали глубокое уважение всех». Святослав Рихтер, много лет друживший с Улановой, характеризовал её как «тихую, скромную, элегантную женщину, с редким тактом, воспитанную в ту эпоху, когда ценили дар и душевную красоту».

Выступления в США в 1959 году потребовали от балерины огромного напряжения, недаром американская критика отмечала её высокую работоспособность, строгий режим, дисциплину и сосредоточенность. Журналист «Нью-Йорк таймс» писал: «Слава Улановой опередила её приезд — имя балерины уже давно было окружено легендой. Увидеть легенду во плоти и не разочароваться в ней — большое счастье».

Когда после напряжённого дня работы Уланова выходила из театра, её очень часто ожидали у подъезда юные поклонницы. Они робко, почти шёпотом, приветствовали любимую балерину и вручали цветы. Принимая с благодарной улыбкой эти скромные букетики от всего сердца, Уланова смущалась не меньше, чем девочки.

Цветы в доме Улановой не переводились — она их очень любила, даже разговаривала с ними, сама меняла воду…

Почтальон ежедневно приносил Улановой письма со всех концов света. Это приглашения приехать на гастроли, приветствия от её многочисленных почитателей, предложения написать статью или дать интервью для печати, просьбы прислать фотографию, автограф или помочь советом…

Однажды Уланову спросили: «Вас называют великой, гениальной, первой балериной эпохи и т. п. Как вы к этому относитесь?» Уланова ответила: «Никак. Конечно, когда хвалят, приятно. Я не могу сказать, что мне нравилось бы слушать одни порицания. Но по отношению ко мне бывает очень сильный перебор, словно так уж повелось, и мне часто бывает неловко. Меня и родители учили, и в школе, и в театре, что во всём должно быть чувство меры. Чувство меры — самое главное — в танце, в слове, в похвалах, во всём».

Иногда от навязчивых поклонников Уланова отделывалась шуткой. На одном из концертов она танцевала «Умирающего лебедя». Это казалось чудом. В антракте за кулисы к ней бросилось множество людей. «Это потрясающе, необыкновенно, сегодня был какой-то особенный трепет, каждая клеточка дрожала какой-то пронзающей душу дрожью прощания с жизнью!» — ахали все вокруг неё. «Может быть, это оттого, что на сцене очень дуло», — улыбнулась она.

Уланова закончила танцевать в пятьдесят лет. Последнее её выступление состоялось 29 декабря 1960 года — она завершила свою карьеру тем же балетом, которым начала, — «Шопенианой», ставшей её выпускным спектаклем. И никто не знал (об этом не было объявлено), что это её прощальный спектакль на сцене Большого театра.

Расставшись со сценой, Уланова показала себя прекрасным педагогом. Она воспитала таких великих мастеров, как Максимова, Васильев, Тимофеева, Сабирова, Семеняка, Семизорова, Цискаридзе… Уланова работала также с солистами парижской «Гранд-опера», Гамбургского балета, Шведского Королевского балета, Австралийского балета, артистами балетных трупп Японии.

В честь Улановой проходили великолепные торжества, блестящие праздничные спектакли, каких немного было за всю историю театра.