Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич - Страница 53

За час до рассвета был подан сигнал сбора, а спустя минуту отряд уже вышел на операцию. Впереди, следом за Никитой Миновичем, шагал Андрей. И как ни волновали столь уже близкие боевые дела, перед глазами все еще стояла Вера в белой вышитой кофточке…

VIII

Аня Бубенко поднялась на крыльцо, нерешительно тронула щеколду. Дверь оказалась на засове изнутри. Погремела щеколдой – кто-то вышел, зашаркал чувяками.

– Кто там?

– Это я.

Открыла Антонина Глебовна, жена старочигольского фельдшера. Какое-то время они с удивлением рассматривали друг друга. Аню, видно, поразило, что хозяйка как-то постарела, осунулась… А хозяйка не могла оторвать глаз от необычной одежки Ани.

В самом деле, вид у Ани был странный. Платье с закасанными размохрившимися рукавами выгорело, пропылилось так, что не угадать уже, какого оно цвета. На шее не то шарфик, не то старый чулок с бахромой на концах. На голове – ни шапочки, ни косынки, волосы какие-то пепельно-седые… Ноги босые, и, верно, не первый день: вон как потрескалась, задубела кожа.

– Заходи, голубушка, заходи! – с болью и сочувствием проговорила Антонина Глебовна. – Что же это с тобой такое, а?

Бубенко не ответила, бросилась в коридор, к двери комнаты, где жила Вера.

– Погоди, я ключ дам, нет никого там сейчас.

Аня нервно взяла ключ, повернула в замке, толчком распахнула дверь, подскочила к кровати. На ней, понятно, никого… Заглянула на печь, в запечек. В глазах – какой-то жуткий блеск.

– Где мой Владик, где? Схватили, унесли!

– Кто схватил, кто унес? – хозяйка удивленно смотрела на странное выражение лица Ани, на ее нервные жесты. – Говорю тебе – нету никого дома: Вера Устиновна и Алина в школе, а малыш спит у меня на кровати.

– А-а? Ой!.. Вот хорошо!..

Аня влетела в комнату фельдшера, увидела на кровати Владика, хлопнулась перед ним на колени.

– Ты здесь, мой маленький, здесь, мой Владичек, мой Толенька, дорогой!

И зарыдала. Голова, руки, плечи – будто в судорогах.

– Чего ты, Аня, чего ты? – успокаивала ее хозяйка. – Встань, сядь посиди, не трогай малого, пусть поспит, он только что уснул. Сейчас воды горячей выну из печи, помойся. Отдохнешь, проснется малыш – на руки возьмешь…

Аня подняла голову, грязным рукавом вытерла слезы и, продолжая всхлипывать, спросила:

– А где Владик, не знаете?

– Бог с тобой, голубушка! – вконец встревожилась хозяйка. – Вот же он, на кровати твой Владик, перед твоими глазами! Чего ты спрашиваешь? Не узнаешь или не видишь?

– А я искала, все искала, искала… Полсвета объездила…

– Кого ты искала, кого?

– Кого? Ой, теточка, и Толика, и Владика искала…

Пришел с медпункта хозяин. Антонина Глебовна шепотом рассказала ему обо всем. Фельдшер взял под руки Аню, уговорил подняться, посадил на лавку.

– Вы доктор? – спросила Аня.

– Фельдшер, фельдшер я, милая, только фельдшер.

– А вы не видели?.. Ой, что я говорю? Почему я так говорю?

Аня закрыла руками лицо, опять разрыдалась.

Хозяин проверил у нее пульс, потрогал лоб.

– Страшное переутомление, – сказал он жене. – Ты постели ей, а я дам капли. Первым делом надо выспаться. Успокоятся нервы, и все пройдет. – Он взял ложку, нацедил из самовара в стакан воды и подошел к Ане. – Я капелек тебе дам, милая. Выпьешь – полегчает.

Налил в ложку воды, накапал туда из маленького пузырька.

– На, милая.

Аня послушно выпила.

– А теперь запей водичкой. Вот так, один-два глотка… Довольно.

– Еще, – Аня схватила фельдшера за руку, – еще капельку!

Она жадно выпила всю воду и, возвращая стакан, умоляюще склонила набок голову:

– А еще немножко нельзя?

– Тоня, налей молока! – будто о чем-то догадавшись, приказал фельдшер.

Когда Аня крепко и сладко заснула, Антонина Глебовна смочила в теплой воде полотенце, заботливо протерла ей лицо, руки, положила на голову мокрый компресс, хоть муж об этом и не просил.

Вскоре пришли домой учительницы, а с ними и Анна Степановна, которая жила на другой квартире, но у Веры бывала часто.

– Вот мы и с работы! – оживленно заговорила Анна Степановна, бросив на подоконник книжки. – Еле дождалась, думала, на целый месяц отложат начало занятий. Ну, а теперь, как все честные граждане, мы имеем право пообедать. Верно? Где еще один член нашего семейства, мама?

– У Антонины Глебовны, – улыбнулась Алина.

– Что мы сегодня будем есть, а, девчата? У меня дома вареные початки и половинка арбуза… Сбегать?

– Я просила Антонину Глебовну картошки натушить, – сказала Вера, – молочка кринку возьмем.

– О-о! – Анна Степановна направилась к двери. – У нас сегодня как на масленицу когда-то. Побегу!

Застелив скатертью стол, Вера пошла к хозяйке забрать из печи чугунок с картошкой. Пошла и Алина – за Владиком. И едва переступили порог, как Антонина Глебовна поспешила к ним, подавая знаки не шуметь, не топать… Возле печи стояла Валентина Захаровна, одной рукой придерживая на чьей-то голове мокрый компресс. На ее глазах блестели слезы. Вера и Алина подошли ближе, узнали Аню и застыли в удивлении, испуге.

Антонина Глебовна принялась шепотом рассказывать, что произошло. Вернулась Анна Степановна и тоже стала слушать этот печальный шепот хозяйки.

– А где же Кирилл Фомич? – озабоченно спросила Вера.

– Ушел, – ответила хозяйка, – позвали к роженице. Дал Ане капель, сказал, что все пройдет. Только отоспаться надо.

– Может, в больницу отвезти? – чуть слышно предложила Валентина Захаровна. – Беда-то какая!..

Проснулся Владик, потянулся, зевнул, уцепился ручонками за шерсть двух кожухов, которыми был обложен, чтоб не было ската, и встал. Зажмурился от дневного света, под длинными густыми ресницами блеснули узенькие щелки черных глазенок. А раскрыл глаза, увидел Алину – радостно загугукал, захлопал по кожуху. Алина подбежала к нему, взяла на руки, прижалась губами к пухленькой, розовой со сна щечке.

– Мой ты маленький, мой хорошенький!..

Обед прошел без того энтузиазма, с каким к нему готовились. Разговора об Ане избегали, однако все думали о ней. Если хоть доля истины есть в том, о чем поведала Антонина Глебовна, – это страшно. Сможет ли Аня пережить, перенести столь жестокий удар судьбы?..

А может, выспится, отдохнет, и беда отойдет? Хорошо хоть, Вера ни разу не проговорилась Ане о сестре ее – Ларе, иначе еще горше было бы.

Но что с ее мужем? Неужто и с ним беда, и Аня знает об этом?..

Анна Степановна угощала арбузом Владика. Малыш старательно брал сладкую мякоть в ручку, сжимал ее так, что из кулачка брызгал сок, и подносил к широко раскрытому ротику. Смакуя, морщился, как от кислого, горького, но не переставал сосать.

– Молодчина, хлопец, молодец! – похваливала его Анна Степановна. – Вижу – героем станешь!

А сама думала, глядя на малыша: «Что ж с тобой станется, бедняжечка, коль мать и в самом деле заболеет? Алина ласкова к тебе, но ведь – молода! Полюбит, выйдет замуж, муженек нахмурится – от тебя и откажется она. К Вере Устиновне привыкай, малыш: она крепче опора-то, надежнее… Две у тебя мамки, да, знамо, разные…»

Отгоняя безрадостные мысли, обратилась к Вере:

– Вы заметили у хозяйки на стене фотографию? Красивая девушка… Не дочка ее?

– Дочь, – подтвердила Вера. – Младшая. У них есть и сын, в армии.

– И дочка в армии? В военной форме…

– Да. Фельдшером была в санчасти, а сейчас неизвестно где. Вы ж видите, как почернела Антонина Глебовна.

– Вижу… У каждого теперь свое горе, своя беда.

…Аня Бубенко проспала и остаток дня, и всю ночь. Проснулась с восходом солнца, пришла в свою комнату, поздоровалась с Верой и Алиной, взяла на руки Владика. Малыш смотрел на нее грустно, недоверчиво, однако не плакал, не вырывался. Аня рассказала, где была, какие справки наводила, что предпринимала, чтоб найти Толика. В Воронеже ее уложили в больницу, но она убежала оттуда и с горем пополам добралась домой. Во время своих мытарств продала с себя все, что прихватила в дорогу из одежды и обуви. А взяла ведь почти все свои вещи.