Неизвестная рукопись Доктора Уотсона - Куин (Квин) Эллери - Страница 5

Я не стал возражать. Мое внимание было приковано к унылой серой громаде замка. Некогда он был окружен рвом и имел подъемный мост. Однако нынешние поколения вверили защиту своей жизни местной полиции.

Ров был засыпан, и цепи подъемного моста не издавали скрипа уже много лет.

Дворецкий провел нас в холодную сводчатую гостиную, спросив наши имена, как Харон, переправлявший через Стикс. Вскоре я убедился в точности предсказаний Холмса. Более холодного и неприступного человека, чем герцог Шайрский, мне редко приходилось встречать.

Он был небольшого роста и производил впечатление чахоточного. Но это мне только показалось. При ближайшем рассмотрении у него оказался вполне здоровый цвет лица, и я почувствовал жилистую силу в его внешне хрупком теле.

Герцог не предложил нам сесть. Он отрывисто сказал:

– Вам повезло, что застали меня здесь. Еще час, и я уехал бы в Лондон. По какому вы делу?

Тон Холмса не выдавал его реакцию на дурные манеры аристократа.

– Мы постараемся не злоупотребить вашим временем дольше, чем это необходимо, ваша светлость. Мы приехали лишь для того, чтобы передать вам это.

Он протянул футляр с хирургическими инструментами, который мы завернули в простую оберточную бумагу и запечатали сургучом.

– Что это такое? – спросил герцог, не двигаясь.

– Я думаю, ваша светлость, – ответил Холмс, – что вам лучше самому вскрыть пакет и посмотреть.

Нахмурясь, герцог Шайрский развернул пакет.

– Где вы это взяли?

– К сожалению, я должен сперва просить вашу светлость опознать это как вашу собственность.

– Я никогда не видел этого раньше. Почему вам пришло в голову принести это мне?

Герцог открыл крышку и смотрел на инструменты, казалось, с неподдельным удивлением.

– Если вы отогнете подкладку, то обнаружите под ней причину, побудившую нас сделать это.

Герцог последовал совету Холмса, по-прежнему сохраняя недовольный вид. Я внимательно следил за тем, как он рассматривал герб, и наступила моя очередь удивляться. Выражение его лица изменилось. Тень улыбки тронула его тонкие губы, глаза оживились, и он смотрел на футляр с глубоким удовлетворением, чуть ли не с торжеством – иначе я не мог охарактеризовать его взгляд. Затем столь же быстро это выражение исчезло.

Я взглянул на Холмса в поисках объяснения, зная, что он не мог не заметить реакции аристократа. Но его проницательные глаза были полуприкрыты веками, лицо непроницаемо, как маска.

– Я уверен, ваша светлость, что вы получили ответ на свой вопрос, – сказал Холмс.

– Конечно, – ответил герцог небрежным тоном, словно отметая это дело как не представляющее никакого интереса. – Этот футляр мне не принадлежит.

– Тогда, быть может, ваша светлость укажет нам владельца?

– Полагаю, что это мой сын. Футляр, без сомнения, принадлежал Майклу.

– Он взят из лондонского ломбарда.

Герцог скривил губы в жестокой усмешке.

– Не сомневался в этом.

– В таком случае, если вы дадите нам адрес вашего сына…

– Сын, о котором я говорю, мистер Холмс, умер. Это мой младший сын.

Холмс мягко сказал:

– Я искренне сожалею, ваша светлость. Он умер от болезни?

– От очень тяжелой болезни. Он умер уже шесть месяцев назад.

Ударение, которое аристократ делал на слове «умер», показалось мне странным.

– Ваш сын был врачом?

– спросил я.

– Он учился на медицинском факультете, но потерпел неудачу, как, впрочем, во всем остальном. Н поэтому он умер.

Снова это странное ударение. Я посмотрел на Холмса, но его, казалось, больше интересовало пышное убранство этой сводчатой комнаты: взгляд его перескакивал с одного предмета на другой, а мускулистые руки были сцеплены за спиной.

Герцог Шайрский протянул футляр Холмсу.

– Поскольку, сэр, это не моя вещь, я возвращаю ее вам. А теперь прошу меня извинить, я должен собираться в дорогу.

Я был удивлен поведением Холмса. Бесцеремонное обращение с нами герцога не вызвало у него ни малейшего возмущения, хотя обычно Холмс не позволял никому топтать его коваными сапогами. Он почтительно поклонился и сказал:

– Не будем вас более задерживать, ваша светлость.

Поведение герцога было по-прежнему грубым. Он и не подумал дернуть шнурок звонка, чтобы позвать дворецкого, и нам пришлось самим отправиться на поиски выхода.

Как оказалось, нам повезло. Когда мы пересекали величественный холл, направляясь к наружной двери, из бокового входа вошли двое – мужчина и ребенок.

В отличие от герцога их вид не был враждебным.

Ребенок – девочка лет девяти-десяти – посмотрела на нас, и радужная улыбка осветила ее бледное личико. Мужчина, подобно герцогу, был хрупкого телосложения. Быстрый взгляд его больших блестящих глаз устремился на нас с вопросом, но выражал не более чем любопытство. Его смутное сходство с герцогом Шайрским позволяло сделать лишь один вывод. Это был другой его сын.

Появление этой пары не показалось мне чем-то необычайным, но, как видно, смутило моего друга Холмса. Он резко остановился, и футляр с инструментами, который он нес, упал. Рассыпавшиеся стальные инструменты загремели на каменном полу, и эти звуки отозвались во всем громадном холле.

– Какой же я неуклюжий! – воскликнул Холмс и с еще большей неуклюжестью загородил мне дорогу, когда я хотел собрать инструменты.

Мужчина с улыбкой подскочил и, опустившись на колени, сказал:

– Позвольте мне, сэр.

Столь же поспешно подбежала и девочка.

– Я помогу тебе, папа.

Мужчина улыбнулся еще шире.

– Конечно, дорогая. Мы вместе поможем джентльмену. Ты можешь подавать мне инструменты. Но осторожно, смотри не порежься.

Мы молча наблюдали, как девочка подавала отцу блестящие инструменты один за другим. Его трогательная любовь к ней была очевидна. Он нехотя отрывал от нее взор, когда быстро клал инструменты в соответствующие углубления.

Покончив с этим, мужчина поднялся, но девочка продолжала осматривать каменные плиты пола.

– А последний, папа, куда делся?

– Похоже, что его не хватает, детка. Я не думаю, что он закатился.

Он вопросительно посмотрел на Холмса, который наконец вышел из странной задумчивости.

– Вы правы, сэр, его не хватает. Благодарю вас, и простите мою неловкость.

– Пустяки. Надеюсь, инструменты не пострадали. – Он протянул футляр Холмсу, который взял его с улыбкой.

– Не имею ли чести беседовать с лордом Карфаксом?

– Да, – приветливо ответил темноволосый мужчина, – а это моя дочь Дебора.

– Позвольте мне представить своего коллегу доктора Уотсона.

Я Шерлок Холмс.

Это имя, видимо, произвело впечатление на лорда Карфакса. Его глаза расширились от удивления.

– Доктор Уотсон, – пробормотал он, здороваясь со мной, но продолжая смотреть на Холмса, – и вы, сэр… Весьма польщен. Я читал о ваших подвигах.

– Ваша светлость слишком добры, – ответил Холмс.

Глаза Деборы засверкали. Она сделала реверанс и сказала:

– Для меня это тоже большая честь, джентльмены.

Она говорила с трогательной непосредственностью. Лорд Карфакс с гордостью наблюдал за ней, и все же я чувствовал в его облике какую-то грусть.

– Дебора, – сказал он серьезно, – ты должна запомнить знакомство с двумя знаменитыми джентльменами как значительное событие в твоей жизни.

– Конечно, папа, – ответила девочка с готовностью и послушанием.

Я был совершенно уверен, что она не слыхала ни об одном из нас.

Холмс закончил обмен любезностями, сказав:

– Мы приехали, ваша светлость, чтобы вернуть этот футляр с инструментами герцогу Шайрскому, которого я считал его законным владельцем.

– И обнаружили, что ошибались.

– Именно. Его светлость полагает, что, может быть, он принадлежал вашему покойному брату Майклу Осборну.

– Покойному?

– Его восклицание прозвучало скорее как усталая реакция, нежели как вопрос.

– Так нам дали понять.

Лицо лорда Карфакса приняло печальное выражение.