Лицом к лицу (пер. Гуляева) - Куин (Квин) Эллери - Страница 40

Слушая юношеские излияния Красавчика Джеймса (Джин Фоулер озаглавил свою биографию Джимми Уокера «Красавчик Джеймс»), – Эллери внезапно вспомнил, что эта тема его ранних чувствительных стишков (особенно припев) пришла на ум Уокеру незадолго до смерти. Судя по сообщению Фоулера, примерно через сорок лет после публикации «В декабре меня люби, как любила в мае» (которую Лоретта пела сейчас – еще двадцать лет спустя), юрист-законовед, сенатор штата, мэр и баловень большой политики сидел в сумерках в комнате во время своей последней болезни. Внезапно он включил свет, схватил карандаш и начал сочинять текст новой песни.

Она завершалась строчками:

Через сорок лет и две мировых войны Джимми Уокер вернулся к тому, с чего начал.

«И я хотел бы… – поймал себя на мысли Эллери, – и мне надо бы сделать то же самое с убийством Глори Гилд!»

Декабря никогда не будет…

Эллери дернулся так, словно прикоснулся к оголенному проводу. Нет, декабрь-то, конечна, был. Вне всякого сомнения. Любопытно другое совпадение. Он заерзал на сиденье, а его левый локоть случайно наткнулся на острое ребро кресла как раз в самой чувствительной точке. Он чуть не вскрикнул от острой боли.

Инспектор Куин сердито зашикал на сына, весь захваченный пением. Для старика это была ожившая часть его прошедшей юности.

Для Эллери же это оказалось предвестием ближайшего будущего. Он готов был кричать просто так, без ушибленного локтя. Ибо удар настиг не только его руку, но и самый мозг.

– Папа.

– Замолчишь ты или нет?! – зашипел инспектор.

– Папа, нам надо уйти.

– Что-что?! Ты в своем уме? Черт возьми, из-за тебя я пропустил конец песни!

Лоретта замолкла, и вокруг них стал нарастать шквал аплодисментов. Она поднялась с сиденья и стояла молча, без улыбки, одной рукою опираясь на розовый рояль. Ее голубые глаза блистали в электрическим свете. Она вся блистала и переливалась. Затем занавес упал и больше уже не поднялся. В зале вспыхнул свет.

– Будь я проклят, если понимаю, что на тебя нашло! – сетовал старый инспектор, пока они с сыном пробирались к выходу из партера, – Эллери, ты просто создан для того, чтобы отравлять людям жизнь. Боже, что за дивный голос! – И дальше старик говорил и говорил без умолку только о Лоретте.., а скорее – о своей юности.

Эллери не издал ни звука, пока они не достигли переполненного вестибюля. На его лице застыло что-то вроде страдальческой гримасы:

– Папа, тебе вовсе не обязательно уходить. Почему бы тебе не остаться до конца? А я подожду тебя дома.

– Постой-ка, сынок. Что тебе взбрело в голову?

– Я просто кое-что вспомнил.

– По поводу Глори? – торопливо спросил старик.

– Да.

– Что?

– Пока еще точно не могу сказать. Надо сначала проверить. Папа, тебе правда не стоит уходить на середине. Я вовсе не собираюсь отправлять тебе удовольствие.

– Оно уже отравлено. Да и вообще, на остальное шоу мне плевать. Достаточно уже того, что я видел и слышал. Стоит потраченных денег. Что за чудо! Что за божественная певица! По поводу Глори, говоришь?..

– По поводу Глори.

– Знаешь, это дело тоже покоя мне на дает, просто места себе не нахожу, – признался старик. – Куда мы сейчас?

– Слушай, ты вроде передал районному прокурору копию завещания Глори Гилд? Ну, ту самую, с тайным посланием, которое мы прочли в конторе Уессера?

– Ну и что?

– Он мне нужен.

– Уессер?

– Районный прокурор.

– Херман? Сейчас? В субботний вечер?

Эллери угрюмо кивнул.

Инспектор Куин бросил на сына косой взгляд и больше ни о чем не расспрашивал. Они плечом к плечу пересекли 47 Стрит, нырнули в первый попавшийся ресторан и воспользовались телефоном-автоматом. Эллери понадобилось двадцать пять минут, чтобы вычислить местонахождение районного прокурора. Оказалось, что он на официальном банкете в Вальдорфе. Говорил он довольно раздраженно: на банкете было полно прессы и телевидения.

– Сейчас? – переспросил он Эллери. – В субботний вечер?

– Да, Херман, – отвечал Эллери.

– А нельзя ли повременить до утра понедельника, ради всего святого?

– Нет, Херман, – отвечал Эллери.

– Хватит говорить таким тоном, словно ты единственный добродетельный персонаж в дешевом водевиле! – вскипел прокурор, – Ладно, Мистер Секрет, я встречусь с вами, и инспектором у себя в офисе. Как только смогу добраться туда. Лишь бы польза была ото всей этой суматохи.

– Польза и немалая, Херман! – с энтузиазмом воскликнул Эллери и повесил трубку.

Глава 38

Когда Эллери кончил перечитывать бисерные строчки тайнописи Глори, его лицо постарело лет на десять.

– Ну? – нетерпеливо потребовал районный прокурор. – Вы нашли, что искали?

– Я нашел.

– Что нашел, сынок? – так же нетерпеливо спросил инспектор. – Когда я читал эту штуку тогда у Уессера в кабинете, я ведь ни слова не пропустил и не поменял! В чем дело?

– В том самом. Я надеюсь, вы дадите мне время все спокойно обдумать?

– То есть ты хочешь сказать, что не намерен ничего объяснить нам даже теперь?! – заворчал инспектор.

– Вытащить меня с банкета, пообещать все объяснить на месте и – нате вам! – районный прокурор в отчаянии воздел руки к потолку. – Да еще вдобавок в субботний вечер! А моя жена будет уверена, что я прохлаждаюсь где-то с какой-нибудь красоткой! А он не хочет ничего говорить! Знаешь, Дик, я не сердобольный папаша, чтобы потакать всем прихотям твоего сыночка. Я возвращаюсь в Вальдорф. И ни в каком – слышите, ни в каком! – случае не намерен заниматься чем-нибудь до понедельника. И дело даже не в жене, хотя и в ней тоже. Когда этот трюкач будет готов дать хоть какие-нибудь вразумительные объяснения своих фокусов простым смертным, то я готов буду их выслушать. Когда будете уходить, проверьте – хорошо ли заперли дверь.

– Ну что? – спросил инспектор, когда законный владелец покинул свой сумрачный кабинет.

– Не сейчас, папа, – пробормотал Эллери, – Еще не время.

Старик только пожал плечами, но спорить не стал. Для него все это было давно знакомо, и он просто научился приспосабливаться к своему сыну.

Они взяли такси и молча доехали до дома.

Инспектор предпочел оставить все свое любопытство в полутемном кабинете прокурора и только выпячивал губу, уставившись прямо перед собой, словно смотрел в бесконечный туннель, где (судя по свирепому выражению его лица) кишмя кишели гнусные чудовища.

Глава 39

Итак, таинственное лицо повернулось на последнюю четверть, и оказалось, наконец, лицом к лицу с Эллери. И он узнал его.

ЧАСТЬ IV

АНФАС

«Похороните меня лицом вниз», – попросил Диоген; когда же его спросили почему, он ответил: «Потому что в скором времени все в мире буцет перевернуто наоборот!»

Диоген Лаэртский

Глава 40

Инспектор с трудом растолкал сына.

– Что?! – выкрикнул Эллери, подскочив на кровати.

– Пока еще ничего, – отвечал его отец, – Ну что, вставать будешь? А то к тебе тут пожаловали.

– Сколько сейчас времени?

– Одиннадцать часов утра. Если забыл, то день недели – воскресенье. Во сколько же ты лег?

– Не знаю, папа. В четыре. Пять. Что-то около того. Пожаловали, говоришь? А кто?

– Харри Берк и Роберта Вест. – Инспектор задержался у двери и буркнул:

– Если хочешь знать, вид у них прямо заговорщицкий. Они явно замышляют какую-то авантюру – оба прямо так и сияют!

Инспектор оказался прав. Шотландец яростно грыз потухшую трубку. Его песочные брови ходили ходуном. Шея борца пошла красными пятнами, а из прозрачных глаз так и сыпались холодные искры. В мускулистой правой руке покоилась левая рука Роберты, так что Харри просто изнемогал и с каждой секундой таял на глазах от пожирающих его эмоций. Эллери никогда прежде не видел Роберту столь оживленной. Она мгновенно обрушила на Эллери целый шквал игривых замечаний по поводу старого, потертого халата и стоптанных домашних тапок, в которых он вышел к гостям.